Маргарет Тэтчер - Великая. История «железной» Маргарет
Даже учитывая, что настроение в партии начало смещаться в мою пользу, невозможно было убедить теневой кабинет в необходимости серьезно задуматься о реформе профсоюзов, если бы не промышленный хаос «зимы недовольства». В декабре Кит Джозеф попытался снова поднять вопрос о пособиях, выплачиваемых семьям бастующих. Я согласилась на создание новой группы по разработке этого вопроса, но когда она собралась на заседание, противостояние Джима Прайера сделало невозможным любой прогресс.
Я провела Рождество и Новый год в Скотни в тревоге и размышлениях, наблюдая развитие кризиса. Как и в Рождество 1974 г., плохая погода не давала возможности много гулять, и, кроме того, у меня было много дел. Надо было вычитать отчеты группы, разрабатывающей политику по вопросу профсоюзов, и накопившуюся груду документов от СМИ и сторонних лиц. Я потратила много часов на изучение учебника по законодательству промышленных отношений и вернулась к законопроектам парламента, перечитывая самые важные законы, принятые с 1906 г. Каждый раз, когда я включала радио или телевизор, новости были все хуже. Я вернулась в Лондон, решительно настроенная на одно: пришло время ужесточить нашу позицию в отношении профсоюзов.
Было несложно определиться с политической трибуной. До Рождества я согласилась дать интервью в воскресенье 14 января Бр. Уолдену в программе «Уик-энд Ворлд»; дату передвинули на 7 января. По возвращении в Лондон я встретилась с Ал. Шерманом, Г. Рисом и несколькими советниками на информационном совещании. Промышленная ситуация менялась так быстро, что трудно было поспевать за событиями.
В среду 3 января Джим Прайер постарался помешать внести изменения в политику. В интервью Робину Дэю по радио он жестко отверг обязательное голосование о проведении забастовки («это не то, что вы можете сделать обязательным»), отверг законопроект о пособиях бастующим и высказался по поводу «закрытых предприятий»: «Мы хотим тихо решить этот вопрос… в таких вопросах лучше играть в тихие игры, нежели слишком много кричать». На вопрос, что он думает о недавней критике в адрес профсоюзных лидеров со стороны Дэвида Хауэлла и Майкла Хезелтайна, он ответил: «Я не думаю, что они справедливы по отношению к профсоюзным лидерам, которые в данный момент пытаются дать хорошие советы рядовым членам профсоюзов, а рядовые члены профсоюзов часто их отвергают».
В программе «Уик-энд Ворлд» я высказалась совсем по-другому: «Любая власть подразумевает ответственность, любая свобода обязанности. Профсоюзы обрели огромную власть… И именно об этом должен идти разговор: как профсоюзы используют свою власть. Я член парламента, я работаю в парламенте не для того, чтобы выдать им лицензию на причинение вреда, нанесение убытков другим, и если я увижу, что это происходит, то буду вынуждена принять меры».
Хотя я была осторожна и старалась не брать на себя обязательств относительно конкретных мер, прежде чем они были должным образом продуманы. Я подтвердила заявление Джима Прайера о том, что мы сделаем доступным финансирование предзабастовочных тайных голосований, а также профсоюзных выборов. Я также упомянула о возможном ужесточении правил по проведению забастовок в сфере первостепенных услуг, заявила, что краткосрочные пособия социального страхования будут подвергаться налогообложению, и выдвинула доводы о праве людей, исключенных из профсоюза, подавать в суд, если в результате этого они потеряли работу в «закрытом предприятии».
На следующий день Джим Прайер ответил по телевидению на мое интервью. Он сказал, что он был против принудительного проведения тайного голосования. К счастью, другие отреагировали более позитивно. Я нарушила строй. Людям стало очевидно, что я была намерена драться. Предложения поддержки, информация и новые идеи потекли в мой офис. Сильная поддержка сказанного мной в интервью в «Уик-энд Ворлд» решительно отличалась от реакции на сказанное Дж. Каллагеном, тремя днями позднее вернувшегося с саммита в Гваделупе. Его отсутствие в стране в такой момент само по себе было политически дискредитирующим и усиливало впечатление, что правительство было парализовано забастовками. Освещение саммита в прессе тоже не помогало: образ премьера, в неформальной одежде сидящего вместе с другими лидерами под карибским солнцем, контрастировал с событиями в стране.
Но наиболее сильное впечатление произвело на прессу сказанное им в аэропорту Хитроу. Хотя он никогда не использовал именно этих слов: «Кризис? Какой кризис?», но этот миф оказался прочно с ним связанным. Его образ невозмутимого и компетентного человека никогда больше не восстановился.
Каким должен быть наш следующий шаг? Парламент возвращался к работе в понедельник 15 января. Я написала премьер-министру, требуя полного отчета и дебатов о промышленной ситуации. Мы нашли в нашем расписании время для дебатов в среду 17 января и начали работу над текстом выступления. Подготовка к моему выступлению на этих дебатах была, должно быть, самой тщательной из всего мной сделанного для выступления в Палате.
Моей изначальной идеей было сделать бескомпромиссную, но по сути традиционную для оппозиции речь, громящую правительство и требующую изменения курса. Но за время уик-энда в Скотни и по возвращении в Лондон мне посоветовали другой подход. Питер Атли и Питер Торникрофт предложили мне выразить поддержку правительству, если оно готово ввести необходимые законодательные изменения, вырваться из мертвой хватки профсоюзов. Ронни Миллар и Крис Паттен, работавшие над текстом речи, поддерживали эту идею.
Сначала я хотела отказаться. Если бы правительство приняло это предложение, мы бы потеряли на какое-то время наш шанс прорваться к власти. Кроме того, изменений лишь в законе о профсоюзах было бы недостаточно, чтобы разрешить проблемы, лежащие в основе британской экономики: потребовалась бы более сложная стратегия, на которую социалисты никогда бы не согласились. В тот вечер, в понедельник 15 января, я созвала заседание исполнительного комитета. Большинство моих коллег приветствовало идею условного предложения, и на этом этапе я уже сама склонялась к этой идее.
Реформы были необходимы, и если правительство было готово ввести необходимые меры, как мы могли этому противостоять? Предлагая помощь, мы укрепляли наш моральный авторитет. Я верила, что предложение вряд ли будет принято правительством, но трудно было правильно оценить нюансы. Равным образом мне было ясно, что, если правительство примет наши предложения, станет делом чести выполнить условия с нашей стороны.
В итоге исполнительный комитет согласился с тем, что правительство может рассчитывать на поддержку Консервативной партии, если оно примет более жесткие меры в отношении пикетирования (чтобы можно было осуществлять важные поставки), объявит вне закона вторичное пикетирование и поддержит тайное голосование при проведении профсоюзных выборов, и если оно постарается организовать переговоры о запрете забастовок в сфере жизненно необходимых услуг.
Я открыла дебаты на следующий день и начала с описания кризиса. Транспортировка товаров на дорогах была нарушена. Британские железные дороги сделали краткое заявление: «Сегодня поездов не будет». Конфедерация британской промышленности сообщила, что многие компании задыхаются из-за нехватки материалов и невозможности вывозить готовую продукцию. Были беспокойства в портах, что добавляло проблем экспортерам. По меньшей мере 125 000 человек были временно уволены, и ожидалось, что эта цифра достигнет миллиона к концу недели. Пищевая промышленность была в особенно хаотичном состоянии, оказавшись без поставок таких продуктов, как пищевое масло, дрожжи, соль и сахар.
И это вдобавок к зимним забастовкам водителей танкеров, пекарей, сотрудников больниц и домов для престарелых, забастовкам в прессе, радио и телевещании, в аэропортах и на автомобильных заводах, забастовке могильщиков. Я напомнила Ширли Уилльямс о том, что она участвовала в грунвикском пикетировании. Я сделала условное предложение о поддержке, согласованное с исполнительным комитетом, а также добавила, что правительство должно принять меры по «закрытым предприятиям».
Премьер-министр начал свой ответ неожиданным образом: «Я поздравляю достопочтенную леди за столь впечатляющее парламентское выступление. Оно было исполнено наилучшим образом и в стиле, которым достопочтенная леди может гордиться».
Это было хорошее начало. Но далее он озвучил новые уступки профсоюзам: отмена пятипроцентного ограничения, жесткий контроль цен и расширение принципа «сопоставимости», при котором работники государственного сектора могли ожидать большей заработной платы. Всем этим правительство намеревалось заставить профсоюзы согласиться на новую политику доходов. При этом он забыл обратить внимание на то, что все, кроме крайне левых, считали главной проблемой чрезмерную власть профсоюзов.
