Анна Лазарева - Блондинка вокруг света или I did it my way
Никогда в жизни не притворялась, и вот вам! Простите меня все, пожалуйста!
Поезда в Аргентине и Индии абсолютно идентичны. Интересно, это Индия закупает их в Аргентине или наоборот? Правда, здесь нет «лежачих вагонов», только «сидячие».
Здесь не развита железная дорога. Не было тут нашего социалистического феодализма, чтобы дороги строить. Поезда старые, холодные, неудобные и ползут, как черепахи. Но они в пять раз дешевле автобусов. Поэтому обратно в Буэнос-Айрес я еду на поезде.
Вагон гудит как улей. Люди разговаривают громко. Садятся на разные сидения и перекрикиваются друг с другом через несколько рядов, даже если вагон полупустой.
Из дешёвого мобильника звучит сальса без басов и верхов. Из другого мобильника — диско семидесятых. Кто-то заиграл рок на гитаре. Кто-то уже допевает песню про дикую, латиноамериканскую, всепоглощающую любовь до гробовой доски… Ехать пятнадцать часов.
Я возвращаюсь обратно к танго. Оно меня сильно зацепило!
Танго
Буэнос-Айрес — город, ностальгирующий и живущий своим прошлым. Из каждой щели звучит старое танго. В метро и на улицах фотографии Карлоса Гарделя и парочек, сливающихся в страстном винтажном объятии. В моей комнате тоже фотографии Гарделя и разноцветной Ла Боки. Аргентинцы чтут Гарделя, как полубога. Его лицо — это одна из эмблем танго. Существует даже присказка; когда кто-то делает что-то очень хорошо, про него говорят: «Как Гардель, поёт всё лучше и лучше».
Баррио Ла Бока — старый и очень криминальный район Буэнос-Айреса. Его раскрашенные в разные цвета домики напоминают порт с разноцветными контейнерами, ожидающими отправки. Возможно, потому, что Ла Бока и есть портовый район.
Под мостами в баррио Сан-Тельмо живут бомжи. Вечерами они лежат в своих коробках и смотрят телевизоры. Собаки спят рядом с ними. На полках, привинченных прямо к сваям моста, стоят статуэтки и фотографии. За столами ужинают семьи. Обычный спокойный домашний быт. Просто без стен.
Колыбелью танго принято считать бордель Эль-Вьехо-Альмасен в баррио Сан-Тельмо. Первоначально его танцевали мужчины, друг с другом, ожидая, пока освободятся женщины. Но развилось танго в любовь. Как, помните, у Ахматовой: «Когда б вы знали, из какого сора растут стихи…»
Танго — танец сложный. Даже интеллектуальный. Танго — это шахматы танца. После танго сальса кажется мне привычной и удобной, как домашние тапочки.
Танго танцуется в близком объятии, прижавшись грудью, головой и щекой к партнёру. Ни с чем не сравнимый опыт — танго с мужчиной, который может вас взволновать. Чувствовать его запах: немного утреннего парфюма, немного табака, немного разогретого движением мужского тела…
«Танго — есть вертикальное выражение горизонтального желания». Эти слова приписывают и Бернарду Шоу, и Борхесу, и даже Шекспиру. Да, не важно. Теперь я приписываю их себе. А аргентинцы говорят: «Танго — это когда держишь ноги вместе, но при этом очень хочешь их разжать». И ещё: «Сомкни свои объятия, разомкни свой разум».
Я ворвалась, словно вихрь, в ночную жизнь Буэнос-Айреса. И не просто в ночную жизнь Буэнос-Айреса, а в ночи милонги. Танго стало моей настоящей страстью. И я решаю остаться здесь на несколько месяцев. Я остаюсь ради танго, так, как влюблённая женщина осталась бы ради мужчины. Танго — это земля обетованная.
Не так уж плохо быть иностранной блондинкой в Латинской Америке. Меня бескорыстно обучают танцоры, впитавшие танго с молоком матери. На веранде Ла Глорьета дедушка, лет под семьдесят, водя меня по танцполу, рассказывает:
— Расслабься, руса. На милонгу меня с четырёх лет водила моя бабушка. Так что я — милонгеро уже больше шестидесяти лет. Слушай меня. Вот оно, танго! (Rusa — русская, исп.)
Дедушка водит меня по танцполу, а я слышу, как само танго говорит со мной сейчас: «Я тебя принимаю».
В Буэнос-Айресе существуют несколько родственных танго профессий. Танцор танго-шоу, учитель танго и танго-такси. Танго-такси — это не шофёр, везущий вас на танцы. Это частный танцор. Его нанимают женщины, которые хотят танцевать с профессионалом весь вечер. Иногда отец может нанять такого танцора для своей дочери. Ведь танго-танцор не только танцует, он ещё и обеспечивает охрану.
Я познакомилась с Портеньо на милонге (портеньо — коренной житель портовой столицы Буэнос-Айрес). Он наёмный танцор и относится к своим обязанностям чрезвычайно серьёзно. Он всё время на чеку, и в кармане у него спрятан кастет. И, конечно, Портеньо — настоящий портеньо. Ему лет сорок с хвостиком, и он может заставить танцевать женщину, которая ни разу даже не слышала о танго. Да что женщина, табуретка затанцует!
— За что, — спрашиваю, — мне такая удача?
— Ты светишься, — отвечает Портеньо.
Это опять танго со мной разговаривает!
Он водит меня по милонгам и «заставляет» и других «наёмников» со мной танцевать. Ни с чем не сравнимый опыт. То, чего не выучить и за годы занятий в группе.
Портеньо по образованию эколог, по состоянию души — идеалист, и ухаживает за дамами со старомодной, театральной галантностью. Он никогда не сядет в присутствии дам. Он может смахнуть пыль с вашей обуви своим кашне. И, конечно, он всегда откроет перед вами дверь и подаст руку. Все эти действия он производит с высоко поднятой головой и приподнятыми бровями. Он всегда чисто выбрит и аккуратен. А ещё он всегда платит за мой вход и напитки. Мне как-то неудобно. Он ведь меня ещё и танцевать учит.
— Сегодня угощаю я.
— Нет, — говорит танцор танго. — Я — мужчина!
По работе положено, чтобы за него платил клиент, то есть женщина. И истинного Портеньо это задевает. Время от времени он приходит с заказчицей, тогда я сижу за соседним столиком. Иногда я знакомлюсь с ней, и она даже разрешает нам потанцевать. Это — Буэнос-Айрес! Люблю Буэнос-Айрес!
На мой день рождения он прийти не сможет. У него заказ. Но он специально подойдёт накануне, чтобы подарить мне красное танго-платье, с «блёсткой».
Портеньо рассказывает, что одна чешская писательница уже писала о нём книгу, с адюльтерным сюжетом. И он там представлен разрушителем семьи.
Уж не «моя» ли это чешская писательница, которая приглашала меня в школу тантры в Катманду? В жизни случаются самые невероятные совпадения. Уж я-то знаю. Я спросила разрешения у Портеньо упомянуть о нём в моей книге, и он с удовольствием согласился. Но всё же я решила соблюсти конфиденциальность всех героев моего повествования.
Покупаю на блошином рынке столетний флакон для духов. Всего за одиннадцать долларов. Простой, металлический, погнутый, покрытый многолетней плесенью. Когда отмывала его спиртом, запах столетних духов вернулся. Потом долго думала, стоит ли покрывать этот, еле уловимый, запах другим. И всё-таки покрыла. И этот столетний запах какой-то буэнос-айресовской кокетки времен Карлоса Гарделя смешался с моим ванильным маслом, купленным в Индии лет пять назад. «Маслом кашу не испортишь». Может, поэтому Буэнос-Айрес признал меня своей и распахнул объятия так широко, что я даже не коснулась краешков рамы, пролетая в него на всех парах.
Но предатели-деньги, и притом занятые деньги, как всегда, на исходе. Надо искать работу. Но не могу же я петь и танцевать в городе, наполненном певцами и танцорами. Не могу обучать английскому в городе, наполненном учителями английского языка. Учителями аж из самого «городу Лондону». И многие из них стремятся заплатить бартером за уроки испанского! Нужен абсолютно новый план.
И вот теперь я крашу стены в этом старинном доме в баррио Сан-Тельмо, одном из самых старых районов Буэнос-Айреса. В нём же и живу. Работа за проживание. Всего три часа в день, пять дней в неделю. Здесь есть только одно окно. В прихожей. И это окно на потолке. В него всегда видно погоду.
Крашу масляной краской, и она делает меня пьяной. Крашу, пьянею и представляю себе тех ностальгирующих итальянских эмигрантов, которые покинули солнечную родину в поисках светлого будущего. Чтобы стать частью удачно в то время развивающейся культуры Нового света. Чтобы включить немного тарантеллы в местный фламенкоподобный танец, чакареру. Похоже, в этот танец вольются позже и элементы ирландской джиги. Во всяком случае, я их в чакарере вижу. Все эти национальности прибыли сюда, в «необъезженный» Буэнос-Айрес, чтобы поймать удачу. Многим ли это удалось? Но они собрались здесь, чтобы дать один из первых вздохов моему возлюбленному танго.
Работаю и представляю, сколько макарон было сварено на этой кухне, которую я сейчас шпаклюю. Сколько раз было сказано «Мамма Миа!». Завыла собака в соседней квартире. Должно быть, хозяева уехали и оставили. И за что собаки так любят людей?
Сосед сверху играет на кларнете, фортепиано и иногда поёт оперным голосом. Как идеально это подходит к архитектуре!
