Чарльз А. Капхен - Закат Америки. Уже скоро
Через два дня Вильсон отправился из Белого дома на Капитолийский холм, где официально представил Сенату Версальский договор вместе со статьей об учреждении Лиги Наций. Когда президент закончил читать доклад, стало ясно, что без серьезной схватки не обойтись. Демократы приветствовали Доклад овациями, республиканцы — сдержанными аплодисментами. Стало понятно, что две трети голосов, необходимых для ратификации договора, едва ли наберутся.
Так называемые «непримиримые» — костяк изоляционистов, не желающий иметь ничего общего с Лигой Наций и в любом случае голосующий против, — не представляли для Вильсона большой проблемы. Такие действительно существовали — их неформальным лидером был сенатор от штата Айдахо Уильям Бора, — но чтобы отклонить договор, им голосов не хватало. Опасаться следовало республиканского большинства и его решимости изменить условия договора посредством серии «оговорок» из четырнадцати пунктов, выдвинутых сенатором Генри Лоджем. Основные дебаты развернулись вокруг десятого параграфа — положения, обязывающего подписавшиеся стороны «уважать и защищать от внешней агрессии территориальную целостность и существующую политическую независимость всех членов Лиги».
Для Вильсона десятый параграф являлся ключевым. На нем строилась вся система коллективной безопасности, призванная сохранять мир через противостояние агрессору совместными усилиями участников договора.[260] Республиканцы возражали. Жесткое обязательство защищать иные государства от внешней агрессии втянет Соединенные Штаты в нежелательные военные конфликты. Более того, только Конгресс, а не какой-то наднациональный орган может решать, когда и куда посылать американские войска. Америка не должна подрывать свою самостоятельность, отдавая международным институтам полномочия принимать решения от имени Соединенных Штатов. Отсюда вытекала вторая «оговорка» Лоджа о том, что Соединенные Штаты «не берут на себя никаких обязательств» защищать другие страны, если только Конгресс не примет в этом отношении особого, решения.
Вильсон не уступил, заявив, что «лучше тысячу раз вступить в схватку, чем запятнать флаг позорным компромиссом»,[261] и отправился в поездку по стране — на Средний и Дальний Запад (туда, где оппозиция Лиге Наций была самой сильной) — с целью предоставить решение вопроса американскому народу. Обращение Вильсона к нации было беспрецедентным. Президент произносил речи днем, а ночью спал в поезде. Поездка по стране продолжалась почти весь сентябрь и охватила такие города, как Коламбус, Индианаполис, Сент-Луис, Канзас-Сити, Де-Мойн, Омаха, Су-Фоле, Сент-Пол и Миннеаполис, Бисмарк, Биллингс, Спокан, Сиэтл, Портленд, Сан-Франциско, Лос-Анджелес, Сан-Диего, Рино, Солт-Лейк-Сити и Денвер.
Вильсон намеревался также посетить города Уичито, Оклахома-Сити, Литлл-Рок, Мемфис и Луисвилл, но во время речи в Пуэбло, штат Колорадо, он лишился сил, и доктора настояли на прекращении поездки. Два дня президентский поезд ехал обратно в Вашингтон. Через четыре дня после возвращения в Белый дом Вильсон перенес инсульт. Следующие несколько месяцев ему пришлось провести в постели; естественно, что у президента едва доставало сил для решения самых неотложных вопросов управления страной.
Личная жертва Вильсона, принесенная на алтарь Лиги Наций, оказалась напрасной. Несмотря на предпринятую поездку и ожесточенные дебаты, развернувшиеся в обществе, две трети голосов, необходимые для ратификации Версальского договора, так и не удалось набрать. Республиканцы отказались поддержать договор без «оговорок» Лоджа. Демократы же по призыву Вильсона отказались поддержать договор с «оговорками». 19 ноября ни первоначальный вариант договора, ни договор с «оговорками» Лоджа не набрали даже простого большинства голосов. В марте Сенат вновь собрался на голосование. Сорок девять сенаторов были за договор с «оговорками» Лоджа, тридцать пять — против. Простое большинство, недостаточное для ратификации.
У Вильсона была еще одна возможность обратиться к народу. По его настоянию выборы 1920 года объявлялись «торжественным референдумом» по вопросу американского интернационализма и судьбе Лиги Наций, камня преткновения двух партий. Представителя Вильсона, губернатора штата Огайо Джеймса Кокса, легко победил республиканец Уоррен Гардинг, исключавший малейшую возможность участия Америки в Лиге Наций. В своей инаугурационной речи Гардинг однозначно определил свой подход к американскому интернационализму: «Материальные и духовные достижения нашей республики уже сами по себе доказывают мудрость нашей традиционной политики невмешательства в дела Старого Света. Это не индифферентность, это безопасность».[262]
Споры о роли США в послевоенном мире сильно напоминали дискуссии, развернувшиеся в период становления страны. Темы, обсуждавшиеся еще при выработке большой стратегии, не утратили своей актуальности и в эти годы, несмотря на то, что Соединенные Штаты прошли путь от молодого государства до мощной державы.
Дебаты вокруг Лиги Наций всколыхнули традиционные противоречия между идеалистическими и реалистическими взглядами. Вслед за Джефферсоном Вильсон верил в торжество здравого смысла, закона и социального прогресса на пути к справедливому и мирному сосуществованию народов, верил в Лигу Наций и действенность глобальной системы коллективной безопасности. Помимо правовых аспектов десятый параграф статьи о Лиге Наций влек за собой моральные обязательства. Пусть правительство США, а не Лига Наций в конечном счете будет решать, когда и куда посылать американские войска. Но как подписавшая договор сторона Соединенные Штаты возьмут на себя моральное обязательство выступить против агрессии — обязательство, которое в конце концов важнее любых юридических формальностей. Когда в разгар дебатов в Сенате Уоррен Гардинг спросил Вильсона, почему Соединенные Штаты должны чтить моральные обязательства, Вильсон парировал: «Странно, сенатор, слышать этот вопрос».[263]
Идеалы Вильсона столкнулись с наследием «реалистических» взглядов Гамильтона. Одно дело, когда Соединенные Штаты оказались втянутыми в европейский военный конфликт: их суда подвергались нападениям немецких подводных лодок. И совсем другое дело брать на себя обязательство принимать участие в военных конфликтах, когда бы и где бы они ни возникали. Сенатор от штата Пенсильвания Филандер Нокс опасался, что Лига Наций втянет Соединенные Штаты в нежелательные конфликты и превратит страну в вечного «донора». «Непримиримые» и более умеренные республиканцы, возражая взглядам Вильсона, часто спекулировали именами отцов-основателей. Лодж, например, заявил, что Америке предложено «забыть Джорджа Вашингтона ради зловещей фигуры Троцкого, поборника интернационализма»,[264] а согласно одному из историков того периода противники Лиги Наций уверяли, что «Вашингтон перевернулся бы в гробу… если бы узнал, что мы собираемся вступить в Лигу Наций и заставлять американский парней воевать с чужими народами на чужой территории по распоряжению какой-то сверхорганизации».[265]
В своих нападках на Лигу Наций республиканцы использовали популистские и изоляционистские настроения населения. Мало того что самоуверенное правительство посягает на свободы отдельных штатов и их жителей, теперь Вильсон решил подорвать сам суверенитет Соединенных Штатов, подчиняя страну наднациональному институту. Как заявил Гардинг, вскоре после того как стал президентом: «В существующей Лиге Наций, управляемой сверхдержавами, наша республика участия принимать не будет».[266]
Республиканцы пытались изобразить Лигу Наций как угрозу не только суверенитету страны, но и духу американского патриотизма. Как заявил своим коллегам сенатор Лодж: «От нас хотят, чтобы мы подменили патриотизм интернационализмом, а национальное государство превратили в интернациональное».[267] Временами дебаты принимали расистскую и религиозную окраску. Сенатор от штата Миссури Джеймс Рид высказывал опасения, что в Лиге Наций белых будет меньше, чем негров, а сенатор от штата Иллинойс Лоренс Шерман беспокоился по поводу преобладания католического и «папистского» влияния на международные дела. Вильсон пытался опровергать подобные заявления, утверждая, что устав Лиги Наций — «полностью американский документ» и «народный договор». Но ему было трудно тягаться с такими ораторами, как Бора, который называл отклонение Версальского договора Сенатом «второй победой» в борьбе «за независимость Америки» и «величайшим триумфом со времен окончания Гражданской войны».[268]
Хотя дебаты вокруг Лиги Наций охватывали темы, заданные еще отцами-основателями, тема взаимоотношения региональных культур больше не стояла в повестке дня. Когда-то Юг являлся плодородной почвой для популизма и либертарианской традиции, а северяне верили в нравственный и социальный прогресс и необходимость элитарного правления. К 1920 году идеологическая картина стала прямо противоположной. Юг стоял за Вильсона. Все сенаторы от штатов южнее линии Мейсон — Диксон голосовали за ратификацию Версальского договора. Север и Запад, напротив, находились в жесткой оппозиции, отказавшись от прежних обязательств по поддержке внутреннего и международного порядка на основе права и здравого смысла.
