Игорь Дамаскин - Сталин и разведка
Подобного рода обвинения опубликовал в том же номере журнала «Лайф», а затем и в своей книге «Величайший секрет Сталина», вышедшей в 1937 году, американский журналист Исаак Дон Левин. По утверждению автора, он располагал документами о сотрудничестве Сталина с царской полицией, Левин писал, что Сталин начат сотрудничать с полицией 15 апреля 1906 года, когда был арестован в Тифлисе, Он якобы выдал местонахождение Авлабарской подпольной типографии РСДРП, которая была разгромлена в тот же день. Полиция в благодарность за оказанную ей помощь не только отпустила Сталина на свободу, но и переправила его в Стокгольм для участия в IV (объединительном) съезде РСДРП.
Для подтверждения своих утверждений о сотрудничестве Сталина с полицией Левин приводил машинописное письмо. По его словам, это письмо он получил в 1947 году от трех эмигрантов из России, проживавших после Октябрьской революции 1917 года в Китае. Вот его текст.
«М.В.Д.
Заведывающий особым отделом Департамента полиции.
12 июля 1913 года Совершенно секретно.
Лично. Начальнику Енисейского Охранного отделения А.Ф. Железнякову.
[Штамп «Енисейское Охранное отделение»]. [Входящий штамп Енисейского Охранного отделения].
Милостивый государь Алексей Федорович!
Административно-высланный в Туруханский край Иосиф Виссарионович Джугашвили-Сталин, будучи арестован в 1906 году, дал начальнику Тифлисского г[убернского] ж[андармского] управления ценные агентурные сведения. В 1908 году н[ачальни] к Бакинского Охранного отделения получает от Сталина ряд сведений, а затем, по прибытии Сталина в Петербург, Сталин становится агентом Петербургского Охранного отделения.
Работа Сталина отличалась точностью, но была отрывочная. После избрания Сталина в Центральный комитет партии в г. Праге Сталин, по возвращении в Петербург, стал в явную оппозицию правительству и совершенно прекратил связь с Охраной.
Сообщаю, Милостивый Государь, об изложенном на предмет личных соображений при ведении Вами розыскной работы.
Примите уверения в совершенном к Вам почтении
[Подпись] Еремин».
(Надо отметить, что в приведенном выше протоколе опроса Орлова сказано: «Ясно, что (Орлов) лишь с презрением относится к так наз. документальным доказательствам Исаака Дон Левина, касающимся принадлежности Сталина к охранке. Он рассматривает материалы, опубликованные Левиным, как грубую подделку. Материалы, о которых ему рассказывал Кацнельсон, считает подлинными».)
С любезного разрешения автора Юрия Васильевича Емельянова и издательства «Вече» я привожу отрывок из главы его книги «Сталин. Путь к власти», которая называется «Был ли Сталин агентом царской полиции?» и дает ответы на многие вопросы. Автор заинтересовался сочинением Исаака Дон Левина. И вот что он пишет:
«Левин писал, что он не удовольствовался приобретением этого письма и решил провести собственное расследование в 1950 году в Западной Европе. В окрестностях Парижа он разыскал бывшего генерала жандармерии Александра Спиридовича. По словам Левина, генерал не только узнал подпись своего коллеги Еремина на письме, но даже презентовал Левину серебряный графин с дарственной надписью от сослуживцев, среди которых была выгравирована подпись и Еремина. Генерал заверил Левина, что ему знаком и шрифт письма, и высказал мнение, что письмо было напечатано на машинке типа „Ремингтон“ или „Ундервуд“, которые использовались в России до Первой мировой войны. А.И. Спиридович удостоверил и личность того, кому направлялось письмо, заявив, что „в США находятся несколько беженцев из Сибири, лично знавших Железнякова“. К тому же Спиридович предложил Левину разыскать в Германии некоего офицера охранного отделения, которого он знал по кличке „Николай Золотые очки“. Генерал сказал, что после революции этот офицер долго жил в Берлине и служил под фамилией Добролюбов пономарем в православной церкви. Генерал считал, что „Николай Золотые очки“, „может быть, единственный, кто занимался проблемой отношений Сталина с Охранкой и, возможно, знал его лично“. Левин подробно описал, как он съездил в Западный Берлин, нашел нужную церковь, священника, который ему сказал, что Добролюбов переехал в Висбаден. По словам Левина, приехав в этот город, он нашел на местном кладбище могилу Добролюбова и на этом закончил попытки найти живых свидетелей сотрудничества Сталина с царской полицией.
Версия И.Д. Левина была подвергнута острой критике почти сразу же после выхода в свет его книги видным советологом Дэвидом Даллином. В еженедельнике «Нью-Йорк таймс бук ревью» за 21 октября 1956 года он доказывал, почему «письмо Еремина», на котором держалась версия Левина, можно считать фальшивкой. Он обратил внимание на то, что письмо датировано 12 июля 1913 года, когда полковник Еремин уже не занимал пост в Санкт-Петербурге, а перешел на работу в Финляндию. Полиция никогда не именовала революционеров по их партийным псевдонимам, а использование двойной фамилии «Джугашвили-Сталин» было бы необычно для полицейского документа. Даллин обращал внимание на то, что во всех полицейских документах, в том числе и относившихся к 1913 году, говорилось о «Джугашвили». Кроме того, в этих документах призывалось принять меры против возможного побега. Вряд ли такое предупреждение рассылалось бы, если бы речь шла об агенте полиции. Также известно, что впервые Джугашвили стал подписывать свои работы фамилией «Сталин» лишь с начала 1913 года, в то время как в письме утверждалось, что «Джугашвили-Сталин» сотрудничал с полицией с 1908 года. (Пытаясь оправдаться, Левин, вопреки фактам, уверял, что Сталин подписывался этим псевдонимом за два года до «письма Еремина»).
Совершенно абсурдным показалось Даллину и «заявление» Еремина о том, что полицейский агент разорвал связь с полицией и стал революционером. При этом Даллин обращал внимание на то, что Левин «не пытается» объяснить, каким образом полицейский шпик поразительным образом превратился в революционера и почему полиция не помешала такому развитию событий».
Будучи знакомым с множеством подобных фальшивок, Д. Даллин предположил, что «письмо Еремина» было скорее всего сфабриковано на Дальнем Востоке в среде харбинской эмиграции: «Изготовитель фальшивки, вероятно, был человеком, лично связанным с российской полицией и владевшим образцами официальных писем и подписей. В остальном же он был человеком не слишком искусным и не обремененным глубокими историческими познаниями». Опыт подсказывал Д. Даллину, что «на подобные фабрикации шли обычно люди, испытывавшие сильные финансовые трудности и стремившиеся быстро заработать йены или марки, не обладая достаточными знаниями или временем для проведения исторического исследования, чтобы сделать их документы более правдоподобными».
К мнению Д. Даллина присоединились и многие авторы известных тогда биографий Сталина на Западе, такие как Бертрам Вольф и Борис Суварин. Доказывая поддельный характер «письма Еремина», Г. Аронсон в журнале «Нью Лидер» от 20 августа 1956 года писал: «Стиль документа противоречит тому, который обычно использовался в царском департаменте полиции. Например, в этом предполагаемом официальном документе приставка „Санкт“ опущена в слове Санкт-Петербург, что было немыслимо в 1913 году. Более того, Сталин упоминается не только его подлинным именем — Джугашвили, но также псевдонимом — Сталин, хотя он принял его только недавно, что не было широко известно. В те дни Сталин был известен в подпольных кругах, как… Коба, Иванович и Васильев, а не Сталин. В документе Сталин фигурирует как „агент“, в то время как агенты Охранки на самом деле назывались „секретными сотрудниками“. Наконец, Сталин подается как член Центрального комитета партии, не уточняя, какой партии. В 1913 году в царской России существовали ряд партий социалистических и иных, на легальной и полулегальной основе».
Вскоре появилось еще одно опровержение версии Левина и его «документа». Сотрудник Нью-йоркского университета штата Нью-Йорк М. Титтел, который специализировался на изучении машинописных шрифтов, без труда установил, что «письмо Еремина» было отпечатано не на машинках «Ремингтон» или «Ундервуд», а на машинке «Адлер» германского производства, на которой стали применять русский шрифт лишь в 1912 году. Однако так как шрифт «письма» был изношен и разбит, то Титтел пришел к выводу, что текст был написан значительно позже. Знакомство Титтела в Хельсинки, где до революции служил Еремин, с документами, подписанными им, убедили его и финских графологов, что подпись Еремина не похожа на ту, что в письме, представленном Левиным. Приехав в Западный Берлин и посетив церковь, в которой якобы служил «Николай Золотые очки», Титтел побеседовал с отцом Сергием и отцом Михаилом, которые заверили американца, что в их церкви никогда не было пономаря «Добролюбова», ни кого-либо, соответствующего описаниям Спиридовича. Поиски на кладбище Висбадена не позволили найти никаких следов Добролюбова». Расследование Титтела поставило под сомнение добросовестность Левина как исследователя, реальность его встречи со Спиридовичем и подлинность серебряного графина. (Правда, Левин пытался оправдаться, заявив, что на висбаденском кладбище похоронен некий Добровольский, а это, мол, у русских в сущности одно и то же, что и Добролюбов.)
