Михаил Задорнов - Поцелуй ведьмы. Часть 1
Обкомовец был прав: когда молодые староверы попадали в армию, они даже под угрозой КПЗ не брали в руки оружия. Не потому, что были антисоветчиками, а потому, что Господь дал заповедь «Не убий!». Я впервые увидел людей, которые жили по заповедям, а не по Конституции.
По каким-то непонятным мне приметам староверы могли очень точно оценить человека при знакомстве: врун или нет? Чисты ли его помыслы? Всех незнакомцев поначалу принимали настороженно. Их можно понять. К ним часто приходили инструкторы крайкомов партии, различных профсоюзов, старались загнать в колхозы, угрожали, мстили, пытались убедить, что Бога нет. После таких «наездов» в своих отчётах ставили галочку о проведённой работе, об оптиченном мероприятии.
Каждый раз, когда староверов призывали жить по законам государства, им практически предлагали нарушить закон Божий.
После того как в газетах и по телевидению я не раз рассказывал о своих путешествиях по миру, журналисты стали мне часто задавать вопрос: где я видел самых счастливых людей? Самые счастливые люди из всех, которых я видел на земле, это наши российские староверы-добродельцы. В давнишние времена они ушли от самодержавного насилия, от церковных реформ в российскую глубинку, в горы, леса, дабы их не «доставали» бесконечными реформами. У них самые спокойные лица, которые я видел на земле. А раз спокойные, значит, счастливые!
— Конституции написали люди. А закон Божий нам дал Всевышний, — сказал мне как-то за медовухой собственного «сочинения» Куприян Кондратьевич. — Поэтому конституций много, как и стран. А закон Божий на все страны один.
* * *
Куприян Кондратьевич очень грамотно говорил по-русски. В его речи не было ни совдеповских бюрократизмов, ни иностранных слов-мутантов… После Гражданской войны его предки ушли от советской власти с остатками белогвардейцев в Китай. Там все учились в городской школе, где преподавали оставшиеся в живых белогвардейские офицеры. Когда Советский Союз с Китаем подписали договор о том, что русских эмигрантов в Китае не должно оставаться, часть староверов и белогвардейцев из Китая уехали — кто в Австралию, кто в Калифорнию, а Куприян Кондратьевич и его сыновья отважились вернуться на родную землю. Всё тот же кто-то загадочный из верховных правителей дал им гарантию, что их не тронет даже КГБ. Действительно, возвращенцев не арестовали, на зону не отправили — начиналась хрущёвская «оттепель». Правда, для житья предоставили не самое удобное место в тайге, оставшееся от зоны. Но природоведических староверов это не напугало. Снесли бараки, поставили срубы.
Мой отец опять оказался прав: в этих людях, выросших на природе, было заложено гораздо больше интересного и мудрого, чем кажется нам, городским, когда мы о них судим по одёжке. Да, русские крестьяне выглядят не очень, а разговоришься — каждый из них Конфуций.
С чего вдруг Куприян Кондратьевич проникся ко мне, чужаку? Наверное, его умилило то, что, несмотря на отказ комсомольцев и партийных работников помочь мне, я сам дошёл до их деревни через тайгу. Особенно насмешило, как меня напугал чей-то таёжный вскрик:
— Это козёл был! Самец. Пора пришла им кричать. Ничего-то вы, городские, не знаете… Даже язык у вас какой-то намешанный. И вроде грамотные… Одно слово — безбожники! Суетитесь, правды не слышите.
— А где же её сегодня услышишь? По «Новостям», что ли?
— В языке нашем. Вот ты журналист, слова грамотно складываешь, а что означает «спасибо», знаешь?
— Ну как, «спасибо» — это… когда говоришь за что-то «спасибо»… — Я сам удивился несуразности своей формулировки. Редко в жизни я выдавал что-то глупее, чем эта фраза. Похоже, медовуха начинала действовать.
Куприян Кондратьевич, как ребёнок, обрадовался моей словесной неуклюжести. В тот вечер он относился ко мне как к трогательному недоразумению, но которое ещё можно воспитать и оно превратится в «доразумение».
Не помню где, когда и с чего вдруг…
— Э, грамотей… Нашенское «спасибо» состоит из двух слов — «спаси» и «бог»! Ты сколько языков знаешь?
— Чуть-чуть английский, немного латышский… Ну и русский более или менее… Но если со словарём, понимаю всё! — Я должен был оправдать себя как юморист.
— Ладно… Тогда сравни… В других языках такого нет — искринки Божьей. У нас же что ни слово — то от Бога. «Прощай», к примеру, или, как в старину говорили, «прощевайте». При расставании что надо? Прощения друг у друга попросить! А то ведь сам знаешь, поспорят, поругаются, кулаками махать начнут, а расставаться время придёт, надобно друг друга простить. Потому и говорят: «Прощай». А в ответ: «И ты прощай!» А когда встречаются, что друг другу сказать должно?
— Привет, здравствуйте, здорово…
— Видишь? «Здорово», «здравствуйте»… Что, по-твоему, означает? Э-э… не знаешь? Пожелание здоровья! Я английский немного знаю, ещё из Китая к братьям в Калифорнию ездил. Хоть полмира на нём говорит, а божественной дрожи в нём нет. Она в наших словах! Вот гляди… Кому сегодня все завидуют? Тому, у кого денег много! За деньгами на БАМ едут, из-за них даже в тайгу сумятицу приволокли. А ведь слово «богатый» от слова «бог», а не от слова «деньги». В ком Бога много, тот и богатый. А у кого много денег, тот не богатый, а коллекционер.
Дед оказался ещё и с юмором, а прикидывался, что только «Крокодил» читал.
— Помнишь, у Тургенева? «О, великий и могучий…» А почему могучий? Потому что «могучий» тоже из двух слов — «могу» и «чудо»!
Я действительно смотрел на этого деда-всеведа как на чудо.
Его глаза глядели на меня озорно. Чтобы не выглядеть законченным придурком, мне надо было срочно задать какой-нибудь умный вопрос:
— А что тогда означает слово «здоровье»? А то совсем расшаталось.
— А ну давай-ка ещё по стаканчику домашней медовушки за твоё здоровье, раз оно тебе так дорого! Слово-то сильное. От него дрожь верная идёт, как от дерева, потому что оно от слова «древо». Не слово, а истинно заповедь: будь с Древо! Тянись к свету и береги свои корни! А насчёт «расшаталось» — это понятно… Вы в городе корни свои не бережёте, потому листва и вянет.
Как же я мог забыть о том разговоре с Куприяном Кондратьевичем потом на многие-многие годы?! Сам себе удивляюсь. То ли медовухи тогда перепил? То ли…
Впрочем, не буду забегать вперёд…
Самого Басаргина я помнил. В записной книжке до сих пор хранится запись, сделанная о нём для будущего очерка: «Дед-всевед». И рядом, в скобочках: «Его глаза — как два знаниехранилища!»
Вот только к чему этот образ относился, из памяти стёрлось на многие годы. Как это произошло, и почему, и какие были веские причины такого провала в памяти, я узнал, когда стал значительно старше.
И Я ТАМ БЫЛ, МЁД ПИЛ!
В гостях у Куприяна Кондратьевича я чувствовал себя как в сказке. Пил медовуху за тридевять земель от столицы в какой-то другой стране, где не было телефонов, не было телевизора. Передо мной сидел дед-всевед. У его старшего сына Иосифа было не только библейское имя, но и библейская внешность. А жена Иосифа Ольга в соседней комнате крутила веретено прялки. Она была в русском народном сарафане. Не потому, что к ним приехал журналист, а потому, что каждый день так одевалась. Жена Куприяна Кондратьевича, несмотря на то что родила двенадцать детей, была ещё крепка, и все её слушались.
Они были гораздо чистоплотнее городских. Каждый ел только из своей посуды.
Вставали рано. Весь день трудились на своих огородах, работали в доме, женщины пряли платки, полотенца, рушники… Повсюду в комнатах стояли старые иконы. Такое количество икон раньше я видел только в Москве у спекулянтов.
Когда я спросил у Куприяна Кондратьевича, почему они так рано ложатся спать и так рано встают, он ответил мне: «Хорошие дела ночью не делаются! Ночью спать надобно».
Объяснил, почему все староверы носят бороду. «Борода» означает «Бога род». Все апостолы тоже с бородами были! По словам Куприяна Кондратьевича, Пётр Первый узаконил в России бесовщину — начал брить людям бороды, и мужики стали женоподобными. Как на Западе.
А ещё я не видел, чтобы в этой деревне кто-то когда-нибудь обжирался. Всегда ели скоромно!
— «Объедаться» когда-то означало «жировать». По-вашему, по-городскому, «жрать». Означает — сразу в жир, не в разум. Да, журналист, трудно жить легко, когда родных слов не понимаешь, родной речью не рекёшь. Вот кто, по-твоему, жирует? Тот, кому всё мало, кому хочется себе, себе, себе. Поэтому он и чревоугодничает — в себя, в себя, в себя! А «чревоугодие» тоже слово непростое — «червям угождать».
