Дмитрий Валовой - Человечество: вчера, сегодня, завтра
Как видим, Троцкий однозначно заявляет, что никакого «завещания» не было и быть не могло, так как характер самой партии исключает возможность такого «завещания». И после этого оппозиция продолжала нагнетать страсти вокруг этого вопроса. Тогда вопреки воле Ленина, который требовал содержание его «Письма» довести только до делегатов съезда, по настоянию и требованию Сталина оно было опубликовано в «Правде» от 10 ноября 1927 года. Хрущев, уже находившийся в то время на руководящей работе, обязан был не только знать об этом документе, но и разъяснять линию партии в данном вопросе. Допустим, за давностью лет Хрущев забыл об этом, но 1949 год он забыть не мог. Тогда его избрали Секретарем ЦК ВКП(6) и первым секретарем Московского комитета ВКП(б), тогда же торжественно отмечалось 70-летие Сталина. К этому событию был приурочен выпуск десятого тома собрания его произведений, в котором публиковался и упомянутый выше доклад Сталина — «Троцкистская оппозиция прежде и теперь». Вопреки очевидному Хрущев заявляет: «Письмо к съезду» в СССР никогда не только не публиковалось, но вообще не упоминалось. Сталин этого «Письма» боялся.
Особенно наглядно «клеветнический задор» Хрущева проявился в его заявлениях о причастности Сталина к убийству Кирова. Он, как член Политбюро, не мог не знать, что у Кирова были романы не только с балеринами, но и с официанткой при секретариате в Смольном Мильдой Драуле. Ее муж Николаев был ревнивым и неуравновешенным человеком. Он имел право входа по партбилету в Смольный, да к тому же и охрана его хорошо знала. Некоторые бывшие оппозиционеры из руководящих ленинградских кругов использовали Николаева в своих корыстных целях.
Заявление Хрущева о том, что еще на XVII съезде кто-то предлагал Кирова на пост Генерального секретаря, и поэтому то, что Сталин видел в нем соперника, не более чем домысел. Чтобы как-то обосновать эту версию, была создана специальная комиссия. В ее составе был и Молотов, который вместе со Сталиным в день убийства Кирова прибыл в Ленинград. Сталин лично допрашивал Николаева, и тот перед таким «следователем», естественно, не мог не «расколоться».
Все старания комиссии оказались тщетными: когда Хрущеву доложили результаты, он разразился бранью и запретил их публиковать, хотя о создании комиссии было объявлено на всю страну.
В мифе о Сталине солидное место занимает сюжет о том, что Сталин боялся Жукова как соперника, слишком, мол, велик был его авторитет после Победы, и потому-де отправил его подальше от Москвы. Документы с лихвой опровергают подобные домыслы.
У Жукова, как и у некоторых выдающихся людей, много было недоброжелателей. А крутой нрав Георгия Константиновича лишь увеличивал число недругов. После войны многие офицеры и генералы оказались причастны к присвоению трофейного имущества. В 1945 году в Берлин прибыл начальник Смерша В. С. Абакумов. Военные всегда боязливо и брезгливо относились к этой службе. После ареста Абакумовым нескольких человек Жукова, наверное, проинформировали о сути происходящего, и он приказал Абакумову в течение 24 часов покинуть расположение советских войск в Германии, и тот вынужден был подчиниться.
Став в 1946 году министром госбезопасности, Абакумов сразу же повел атаку на Жукова. В то время велось громкое дело по авиапрому, предприятия которого поставляли самолеты с серьезными недоделками, из-за чего участились аварии, а военные это скрывали. Были арестованы ряд руководителей министерства, включая министра и главнокомандующего ВВС А. А. Новикова. Когда материалы попали к Абакумову, он сделал все, чтобы «выбить» из Новикова компромат на своего недруга. В письме Сталину главком обвинял Жукова в том, что тот пытается принизить роль вождя в войне, приближает к себе морально нечистоплотных людей, ведет политически вредные разговоры и, по мнению автора, причастен к готовящемуся заговору военных. Ныне это пространное письмо Новикова опубликовано, а тогда, 1 июня 1946 года, оно в секретном порядке было зачитано на Высшем военном совете в присутствии Сталина, Маленкова, Молотова и Кагановича. Когда начальник Генштаба С. М. Штеменко закончил читать, Сталин попросил высказываться. Группа маршалов вступилась за опального полководца: да, говорили они, у Жукова есть недостатки, но то, что ему приписывает Новиков, — явная клевета. На вопрос Сталина: «Что же с ним делать?» — маршал И. С. Конев ответил: «В крайнем случае понизить в должности...»
— А что вы, товарищ Жуков, скажете? — спросил Сталин.
— Мне не в чем оправдываться, я всегда честно служил партии и Родине. Ни к каким заговорам не имею отношения. Прошу вас, товарищ Сталин, разобраться, при каких обстоятельствах получены эти показания.
Сталин категорически отверг все ходатайства об аресте Жукова и отправил его командующим Одесским военным округом. Однако Абакумов не успокоился: он арестовал бывшего жуковского адъютанта, майора Семочкина, который дал показания против своего шефа, обвинив его во враждебной деятельности против Сталина, в разврате с женщинами прямо в своем кабинете, за что и награждал их орденами и медалями. Далее он показал, что маршалу перепало немало трофейных драгоценностей и, дескать, особенно ценные вещи его жена всегда возит с собой в чемодане, который он подробно описал. В конце концов Абакумов добился разрешения проверить московскую квартиру Жукова. Никакого чемодана не нашли. Обнаружили только шкатулку, где хранилось 17 золотых часов, золотой браслет и еще с десяток вещей, но их стоимость вполне укладывалась в размеры жалованья Жукова в Германии. Между тем Абакумов самовольно произвел обыск на маршальской даче. Здесь две комнаты были превращены в склад, где хранилось немало дорогих вещей. В записке на имя Сталина сообщалось: «Дача Жукова представляет собой по существу антикварный магазин или музей, обвешанный дорогостоящими художественными картинами. Их так много, что четыре картины висят на кухне. Зайдя в дом, трудно себе представить, что находишься под Москвой, а не в Германии».
Жукова для объяснения вызвали в Москву. Беседу вел А. А. Жданов. После этого Георгий Константинович написал подробную объяснительную записку, которая ныне тоже опубликована. Он категорически отверг клеветнические обвинения Семочкина. На нескольких страницах описывал, с какой целью приобретались вещи на законную зарплату, оспаривал цифры, указанные в акте обыска. Однако он понимал, что вина его в этом деле есть, и немалая, поэтому заверял ЦК, что исправит ошибки и просил оставить его в партии.
В 1951 году Абакумова арестовали. Инициировал его дело непосредственно Г. М. Маленков. Для этого он привлек небезызвестного следователя по «делу врачей» Рюмина, который под его диктовку написал письмо Сталину с жалобой, что Абакумов тормозит расследование. Тот действительно не спешил с вынесением обвинений, так как видел, что многое здесь «шито белыми нитками», а между тем у трех членов Политбюро жены еврейки: как они отнесутся к этому? Стремясь придать «преступным деяниям» Абакумова масштабность и особую политическую окраску, от него потребовали показаний и о сборе компромата на Жукова. Прочитав эти откровения, Сталин включил Г. К. Жукова в список делегатов XIX съезда ЦК КПСС. Более того, его избрали кандидатом в члены ЦК КПСС. По тем временам это было больше, чем реабилитация.
О встрече со Сталиным писатель-фантаст Герберт Уэллс писал: «Я сознаюсь, что подходил к Сталину с некоторым подозрением и предубеждением. В моем сознании был создан образ очень осторожного, сосредоточенного в себе фанатика, деспота, завистливого, подозрительного монополизатора власти. Я склонялся разделить точку зрения Троцкого против Сталина. Я ожидал встретить безжалостного, жестокого доктринера — насколько это возможно — и самодовольного грузина-горца, чей дух никогда полностью не вырывался из родных горных долин». Но после продолжительной беседы Уэллс констатировал: «Я никогда не встречал человека более искреннего, порядочного и честного; в нем нет ничего темного и зловещего, и именно этими качествами следует объяснить его огромную власть в России».
Во многих публикациях и телепередачах Сталина иронически называют «вождем всех времен и народов». Думаю, что многие авторы ироний и не подозревают, что такую оценку Сталину дал Черчилль. Именно оценка Черчилля, сделанная им в палате общин спустя семь лет после смерти Сталина и в связи с его 80-летием, стала для меня самым большим и неожиданным откровением. Черчилль, в частности, сказал: «Большим счастьем для России было то, что в годы тяжелейших испытаний ее возглавлял такой гений и непоколебимый полководец, как Иосиф Сталин. Он был выдающейся личностью, человеком необыкновенной энергии, эрудиции и несгибаемой силы воли, резким, жестким как в деле, так и в беседе, которому даже я, воспитанный в английском парламенте, не мог ничего противопоставить. Сталин обладал большим чувством юмора и сарказма, а также способностью точно выражать свои мысли. Статьи и речи Сталин писал всегда сам, и в его произведениях звучала исполинская сила. Эта сила настолько велика в Сталине, что он казался неповторимым среди руководителей государств всех времен и народов. Сталин производил на нас неизгладимое впечатление. Его влияние на людей было неотразимо. Когда он входил в зал, где проходила Ялтинская конференция, все мы, словно по команде, вставали и, странное дело, почему-то держали руки по швам. Сталин создал и подчинил себе огромную империю. Он был человеком, который своего врага уничтожал руками своих врагов, заставив даже нас, которых откровенно называл империалистами, воевать против империалистов. Сталин принял Россию с сохой, а оставил оснащенной атомным оружием».
