Тарик Али - Столконовение цивилизаций: крестовые походы, джихад и современность
Элита продолжала расхищать богатство страны. Сначала камарилья Беназир воспользовалась своей очередью, а теперь опять пришло время братьев Шарифов. Нерегулярно выплачивается подоходный налог, политики, многие из которых являются землевладельцами, прямо отказываются вводить сельскохозяйственный налог, принадлежащие государству банки бесстыдно мародерствуют. Принуждаемые последовательно сменяющими друг друга правительствами одалживать деньги политикам, землевладельцы, бизнесмены и банкиры практически уверены, что эти деньги им не вернут. Безнадежные банковские займы обошлись почти в 200 миллиардов рупий (1$ = 60 рупий), что составляет примерно 70 % от общей доходной базы бюджета страны. Пакистан встретил новое тысячелетие с внешним долгом в 42 миллиарда и с внутренним долгом 70 миллиардов долларов, при этом общая сумма долга на 50 миллиардов долларов превышает валовой внутренний продукт.
А страна между тем продолжает загнивать: в Пакистане никогда не было бесплатного образования и здравоохранения, теперь правительство больше не может гарантировать субсидии на пшеницу, рис и сахар или обеспечить невинным людям защиту от случайных грабителей и убийц. Самый крупный город страны Карачи целое десятилетие находится в состоянии настоящей гражданской войны. Национальная организация беженцев (МКМ), или «Мухаджир Карни Махаз», объединившая говорящих на урду детей беженцев, которые переселились на новую родину из Индии в 1947 году, развязала войну с местными синдхами, а также с правительством. В вооруженных столкновениях уже погибло несколько тысяч человек с обеих сторон.
В этих условиях люди должны заботиться о себе сами. Уровень суицида все время возрастает, особенно среди бедных женщин и мужчин, доведенных до отчаяния нищетой, которая не дает им возможности прокормить своих детей. В январе 1999 года транспортный рабочий из Хайдерабада, которому два года не платили заработную плату, пришел в Пресс-клуб, облил себя бензином и поджег. Он оставил такое письмо:
«Я больше не могу. Я и мои друзья-рабочие уже долгое время протестуем против невыплаты нам зарплаты. Но никто не обращает на это внимания. Моя жена и мать серьезно больны, а у меня нет денег на их лечение. Моя семья голодает, а меня кормят тяжбами. Я не имею права жить. Я уверен, что когда-нибудь пламя от моего тела достигнет домов богачей».
Это отречение коррумпированным государством от своей традиционной роли, вкупе с неолиберальными экономическими предписаниями и исламским фундаментализмом, врученными стране аятоллами, ВМФ и Всемирным банком, открыло исламу дорогу в политику. На следующих друг за другом всеобщих выборах народ голосовал против консервативных партий, придерживающихся линии религиозного фундаментализма. С учетом численности населения избиратели в Пакистане отдают религиозным фундаменталистам меньше голосов, чем в Израиле. Религиозный экстремизм до сих пор укреплялся за счет государственного патронажа, а не за счет народной поддержки. Политические организации, которые парализуют страну в течение двух десятилетий, были творением покойного генерала Зия-уль-Хака, который получал политическую, военную и финансовую помощь от Соединенных Штатов и Британии все одиннадцать лет, пока был диктатором Пакистана. Западу уль-Хак был нужен, чтобы вести войну против бывшего СССР в Афганистане. Больше ничего не имело значения. ЦРУ закрывало глаза на продажу героина, вероятно, для того, чтобы было чем финансировать эту войну. Количество официально зарегистрированных в Пакистане наркоманов, употребляющих героин, выросло со 130 человек в 1977 году до 30 000 в 1988 году.
Именно в этот период (1977–1989) в стране была создана сеть медресе, большинство которых финансировалось сначала за счет иностранной помощи. Эти религиозные школы-интернаты стали основой обучения «ученых-богословов» нового типа. Поскольку еда и проживание в медресе были бесплатными, получить там привилегированное и уникальное образование стремились не только дети беженцев. Бедные крестьянские семьи были счастливы отдать сына в медересе. Они думали о том, что дома одним ртом будет меньше, а мальчик получит образование и сможет найти работу в городе или, если ему по-настоящему повезет, в одном из государств Персидского залива.
Вместе со стихами из Корана (заученными наизусть) и напоминаниями о необходимости вести праведную жизнь, этих детей учили не сомневаться. Единственной правдой была правда ислама, единственным кодексом поведения было то, что написано в Коране или в хадисах, добродетель находилась в бездумном повиновении. Каждый, кто восставал против имама, восставал против Аллаха. Эти медресе имели единственную функцию — они были «идеологическими яслями», предназначенными для производства фанатиков. В букварях, например, приводились такие примеры на буквы алфавита языка урду: на букву «джим» слово «джихад»; на «тай» — «топе» (пушки); на «кааф» — «Калашников», а на «хай» — «хун» (кровь).
Когда ученики становились постарше, их учили пользоваться сложным ручным оружием, а также изготавливать и закладывать бомбы. Агенты ИСИ проводили тренировки и обеспечивали надзор за учащимися. Они могли также наблюдать за развитием самых многообещающих студентов (по-арабски — талибов), которых позже отбирали и посылали в секретные военизированные лагеря для специального обучения, чтобы лучше подготовить их к «священной войне» против неверных в Афганистане.
Влияние «Джамаат-э-Ислами» во время правления уль-Хака возросло. Ее лидеры приняли на себя руководство этими школами. Эта партия всегда гордилась своей кадровой организацией, построенной на «ленинской модели» мелких подпольных ячеек. «Джамаат-э-Ислами» остерегалась массового членства, но это могло быть и потому, что ее, в свою очередь, остерегались массы. Теперь ее лидеры решили, что пришло их время. Они увидели в учащихся медресе потенциальных новообращенных, однако им пришлось разочароваться. Возникли новые проблемы. Поскольку доллары были легко доступны, возникли различные исламистские организации и начали конкурировать друг с другом за опеку над этими школами. ИСИ стала арбитром в религиозных диспутах различных фундаменталистских организаций, благоволила к одним организациям и не поощряла другие. Во время войны в Афганистане их энергия была растрачена. После того как окончилась первая война, Пакистан отказался признать коалиционное правительство Афганистана. Именно правительство Беназир Бхутто, при поддержке пакистанских подразделений коммандос, бросило в бой талибов, стремясь взять Кабул. Соединенные Штаты, боясь усиления иранского влияния в регионе, поддержали это решение.
«Зубы дракона», посеянные в 2500 медресе, принесли урожай из 225 000 фанатиков, готовых убивать и слепо умирать за свою веру, когда им прикажут религиозные лидеры. Генерал Назирулла-хан Бабар, министр внутренних дел во втором кабинете Беназир Бхутто, конфиденциально сообщил друзьям, что, поскольку талибы начали угрожать спокойствию Пакистана, он решил, что единственным решением проблемы является предоставление экстремистам своей собственной страны. В то время этот аргумент можно было бы посчитать обычным лицемерием, однако в свете того, что случилось через несколько лет, Бабар заслуживает, чтобы его судили как военного преступника.
С распадом Советского Союза «холодная война» скончалась, завещав каждому континенту своих сирот. Для Пакистана последствия этого сиротства оказались катастрофическими. Фундаменталистские организации уже сыграли свою роль, поэтому неудивительно, что Соединенные Штаты больше не испытывали необходимости снабжать их деньгами и оружием. В одночасье эти организации обратились в ярых противников своих бывших хозяев и стали мечтать о мести. Политические и военные лидеры Пакистана, которые верно служили Соединенным Штатам с 1951 года, почувствовали себя преданными и униженными равнодушием Вашингтона. Один отставной генерал сжато суммировал это так: «Пакистан стал презервативом, который был нужен американцам, чтобы войти в Афганистан. Мы выполнили свою задачу, и они думают, что нас можно просто спустить в унитаз».
Армия Пакистана — один из порочных отпрысков Пентагона в Азии — отказалась быть низведенной до статуса «ручной» армии Кувейта. Для того чтобы привлечь к себе внимание, Пакистан объявил себя ядерной державой, что возымело желаемый эффект. В Государственном департаменте Пакистан вписали в вернули в «Б-перечень» стран.
29 ноября 1998 года министр иностранных дел Сартадж Азиз попытался умиротворить Запад: «Я не вижу никакой возможности случайного возникновения ядерной войны между Пакистаном и Индией. Пакистан имеет эффективную систему командования и контроля». На научном уровне это заявление — чистейший вздор, но, даже если принять это во внимание, немедленно возникает вопрос. Что, если бы наши ночные кошмары приобрели реальные очертания и твердолобые исламисты захватили бы пакистанскую армию? Каждый политический лидер в Пакистане осознает эту опасность. Грубая попытка Наваза Шарифа обуздать и использовать ислам в политике, нарядившись в одежды фундаменталистов, закончилась предсказуемым крахом.
