Павел Карабущенко - Элитология Платона
Судя по всему, Платон понимал под «элитарным сознанием» состояние тех умов, которые ближе всего приблизились к миру идей. Поэтому об этих умах с полным основанием он мог бы сказать, что они «идеальные», ибо не только пронизаны самими идеями, но и являются их активными носителями. Идеи не просто пребывают пассивно в умах таких людей, а активно преображают их, заставляют их заниматься творчеством. Элитарное сознание ориентировано именно на акт творчества, поэтому оно глубоко персоналистично, ибо только через творчество и может идти процесс генезиса личности. Именно элитарное сознание и может быть признано истинным, так как его развитие идет именно в поисках истины. Однако, этическая норма добродетели делит это сознание на два вида: 1) то, которое руководствуется в своих действиях истинным знанием и твердо следует ему, вопреки всем жизненным обстоятельствам (истинная философия) и 2) то, которое в общественной жизни стремится приспособить Истину к обыденному и целенаправленно создает идеологию, т. е. формирует заведомо ложное сознание путем внедрения в общественное мнение не истины, а ее видимости, некого правдоподобного мифа о ней (политика — См.: Горгий, 482а-b; Государство,493с).
Таким образом, речь может идти как об неком «положительном» (идеальном), так и об «отрицательном» элитарном сознании, где первое занято развитием объективного знания непосредственно принадлежащего самой Истине, а второе — созданием общественного стереотипа, понятного и приятного общественному большинству. Иными словами все противостояние элиты и массы сведено у Платона к гносеологической проблеме и кроится в вопросе разъединения качеств массового и элитарного сознаний. При этом понятие «элита» носит у него не социальный, а именно интеллектуальный характер, поскольку в массы попадает и деклассированный аристократический элемент и те, кто обладая элитарностью в сознании (софисты), употребляют его для удовлетворения животных инстинктов звероподобной толпы. Подобная политическая элита официально является носительницей ценностей массового сознания и вынуждена параллельно с идеологией народовластия (которая оправдывает ее господство в глазах толпы) создавать некое тайное учение элитарного характера, объясняющее им их поведение. Неизбежно рождается то, что современная социальная философия называет идеологической фальсификацией, которая существует одновременно сразу на двух уровнях — на уровне массового сознания, почитающее ее за истину, и на уровне элитарного сознания, которое может критически к этому относясь, тем не менее принимать условия игры, навязанной ей «негативной политикой».
Глава 9. Платоновский элитоперсонализм
Прав ли был Н.Бердяев, утверждая, что христианское откровение о личности никогда не могло быть выражено в категориях греческой философиии потому, что «Платонизм не есть персоналистическая философия, это — родовая философия»?[338] Сам же Бердяев заявляет, что «Личность остается верховной ценностью в социальной жизни»; что «Личность не может быть частью общества, потому что она не может быть частью чего-либо, она может быть лишь в общении с чем-либо»; что понятие Личности совсем не наследственно» и что «Именно в личности сосредоточена тайна бытия, тайна творения. В иерархии ценностей личность является ценностью верховной».[339]
По мнению Бердяева, «Реализация личности есть аристократическая задача. Персонализм заключает в себе аристократический принцип. Но этот аристократический принцип не имеет никакого отношения к аристократической организации общества, к аристократизму социальному. Социальный аристократизм есть аристократизм родовой, наследственный, полученный от предков, не имеющий отношения к личным качествам». Бердяев агитирует нас за личный аристократизм, за «аристократизм личных качеств», за аристократизм, который прежде всего связан с внутренним существованием человека, с его личным достоинством, а не с социальной объективацией, не с избытком материального благополучия.[340]
Как видно из приведенного материала, сам Бердяев является выразителем элитологического направления персонализма, которое провозглашает принцип иерархии духовных ценностей, как главный определяющий фактор генезиса личности. Бердяевскую критику антиперсонализма Платона разделяют и многие другие исследователи, в том числе А.Ф.Лосев и В.Ф.Асмус. Они обращают внимание на то, что социальная утопия Платона своим тоталитаризмом уничтожает всякое личностное начало, мешая творческому потенциалу человека саморазвиться в личность.
Однако, по мнению А.Ф.Лосева, именно платонизм оказал решающее влияние на раскрытие глубин человеческой жизни и человеческой души Ренессанса. А ведь именно эпоха Возрождения именно человеческая личность берет на себя божественные функции, человеческая личность представляется творческой по преимуществу и только человек мыслится как овладевающий природой. Лосев употребляет даже такое понятие как «гуманистический платонизм». Сам гуманизм определяется им как свободомыслещее сознание и вполне светский индивидуализм. «Но чтобы подчеркнуть специфику этого термина, будем, во-вторых, считать гуманизм не просто светским свободомыслием, но по преимуществу общественно-политической и гражданской стороной этого последнего, исторически прогрессивной его стороной, включая всякие формы утопизма, педагогической и бытовой и, в конце концов, просто практической и моральной стороной этого свободомыслия».[341]
Протагору из Абдер принадлежит знаменитая фраза о том, что «человек есть мера всех вещей». Его земляк Демокрит, критикуя это утверждение за субъективизм, предложил считать мерой всех вещей лишь мудреца, т. е. положить в основу шкалы ценностей качество нашего сознания.
Платон на этот счет имел свое отличное от их позиции мнение. Он считал, что над нашим бытийным миром господствует мир идей. Поэтому объективною мерою (нормою) может быть только Бог. Бог — наивысший идеал для человека. «Бог никоим образом не бывает несправедлив, напротив, он как нельзя более справедлив, и ни у кого из нас нет иного способа уподобиться ему, нежели стать как можно более справедливым. Вот здесь-то и проявляются истинные возможности человека, а также ничтожество его и бессилие. Ибо знание этого есть мудрость и подлинная добродетель, а незнание — невежество и явное зло… [несправедливые люди] кичатся своим позором и не предполагают даже услышать, что они — вздорные люди, т. е. бремя земли, а не благоспасаемая опора отечества» (Теэтет,176с-d).
Ещё А.Ф.Лосевым в 1928 г. было замечено, что учение Платона об идеях является чисто аристократической философией, поскольку была адресована, прежде всего, античной интеллектуальной элите.[342] Действительно, в массах вообще никогда не только не читали, но, наверное, даже и не слышали о самом имени Платона. От себя добавим к этому еще и то, что миф о пещере выглядит в этом свете сугубо элитаристским учением о духовном совершенстве человека, поскольку говорит о духовном выходе за рамки массового сознания. Нарисованная Платоном картина духовного восхождения человека от человека-зверя к сверхчеловеку необычайным образом напоминает аскетический опыт христианских подвижников (святых), которые буквально за Платоном почти слово в слово описывают это свое состояние. Мистический опыт большинства святых отцов Церкви предполагает изменение всей нашей природы под действием благодати (синергия, проблема Фаворского света в изложении Григория Паламы и т. д.).[343] Поэтому у нас есть все основания считать Платона предтечей и этого наследия Средневековья.
Основы платоновского элитоперсонализма были изложены их автором в знаменитом «мифе о пещере», который явно носит автобиографический характер. Платоновский «миф о пещере» некоторыми авторами действительно понимается именно в элитарном духе, как процесс «образования» элитарного сознания.[344] Впервые на этот аспект знаменитой платоновской доктрины указал еще В.Ф.Эрн в своей книге «Верховное постижение Платона. Введение в изучение платоновых творений».[345] В нем он, в частности, утверждал, что повествование о пещере «до сих пор не было понято в реально-биографическом смысле. А между тем, это место является истинным ключом всей духовной и жизненной эволюции Платона, т. е. ключом всего бесконечно запутанного, но вовсе не сложного в себе «платонического вопроса».
«Совершенно несомненно, — продолжает далее Эрн, — что в потрясающем мифе о пещере мы имеем некую синтетическую запись мирочувствия, богочувствия и самочувствия Платона в некий определенный момент его жизни…» По мнению Эрна, свою «Пещеру» Платон высекает в самосознании всего человечества как действительно великий духовный фесмофор, т. е. «законодатель». Пещера навсегда стала внутренней реальностью человеческого духа. Такая действительность возможна лишь при одном условии: при условии безусловной душевной подлинности, при условии глубинной душевной первоначальности всех материалов, из коих сложился этот столь животворный, столь властный, столь незабываемый символ.
