Илья Эренбург - Война. Апрель 1942 г. - март 1943 г.
Прошлой осенью немцы глядели на Москву в бинокли. Эти бинокли они побросали, удирая. В этом году биноклей не было: немцы находились в нескольких сотнях шагов от цели. Немцы «почти взяли» Сталинград. Они его не взяли и не могли взять: это «почти» было стеной из человеческих грудей, и стена не дрогнула.
Мы знаем, что немцы глубоко врезались в нашу страну. Другой народ не выдержал бы такого испытания. Но Россия — это Россия. Ее не берут. Немцы были близко от победы, близко и бесконечно далеко: между ними и победой было русское мужество. Пятьсот шагов в Сталинграде многое решили. Эти пятьсот шагов — наша стойкость. Мы вторично выдержали. И теперь мы наступаем. Может быть, потерять Ростов и Кубань было еще горче, чем потерять Орел, Калугу и Калинин. Но немцы заплатят теперь дороже, чем прошлой зимой. Об этом говорит смутный гул шагов: наступление продолжается.
Под Москвой Гитлер вопил: «Красная Армия уничтожена». Этот припадочный ефрейтор столько говорил о конце России, что сам поверил в свою ложь. Он очнулся в декабре. В этом году неисправимый кликуша кричал: «Военная мощь России сломлена». Пробуждение началось, уже в ноябре. Слов нет, далеко от Берлина до Калача. Они долго шли. Куда они пришли? Одни — в лагери для пленных, другие — в могилу.
24 ноября военный корреспондент «Берлинер берзенцейтунг», подчеркивая «всемирное значение битвы за Сталинград», писал: «Русские так упорно обороняли город потому, что желали сохранить предмостное укрепление для зимних атак. Они хотели клещеобразным ударом сжать нашу сталинградскую группировку». Немецкий журналист писал об этом, как о древней истории: он ведь наслушался непогрешимого фюрера; и он был убежден, что угроза русского наступления миновала. Что теперь думает этот жизнерадостный фриц? Скорей всего он занят не стратегией, а планами своего отъезда или отлета.
Немцы подавлены нашим наступлением. Они говорят друг другу: «Зима началась». Один фриц пишет: «Как только ударят морозы, ударят русские». Этот фриц оптимист: морозы еще не ударили, а русские уже ударили и хорошо ударили. Это только начало. Снова великое слово «вперед» облегает бойцов. Снова плетутся зимние фрицы по мокрому снегу. Прошлой зимой немцы отдыхали в Ливии. Теперь у немцев не будет ни одного спокойного места. Теперь у немцев не будет ни одного спокойного дня.
Берлин сегодня передает по радио (привожу дословно запись): «Германская армия в нынешнем году знакома с зимними условиями войны в России и готова к ним. Пройдет зима, опять защебечут птицы, зазеленеет молодая трава, зажурчат ручейки, и германская армия сурово двинется в атаку». Рано берлинская птичка зачирикала — теперь только конец ноября. Слов нет, весной трава зазеленеет. Но зазеленеет она на немецких могилах. Ручейков фрицы не услышат. Перед смертью их уши заполнят музыка боя и далекое глухое «ура».
Вперед! — повторяют бойцы. Страна, гордая Красной Армией, считает трофеи. Солдатам не до счета: солдаты наступают.
27 ноября 1942 г.
Заветное слово
Унтер-офицер 670-го пехотного полка Вильгельм Шусслер писал 26 октября своим родителям: «Сталинград — это большой город, он превратился в сплошную груду развалин. Я не преувеличу, если скажу, что там не сохранился в целости ни один каменный дом. Деревянные домики рухнули, как карточные, уже после первых налетов… Среди развалин, из которых выступают одни только трубы, живут женщины и дети. Они ютятся в щелях, в которых пытаются найти защиту от артиллерии и от бомбежек… Это — величайшая беда, которую я когда-либо видел. Мы должны благодарить нашего бога за то, что он избавил нас от всего этого и что мы родились немцами… С русскими, впрочем, нельзя говорить другим языком. Таким образом, борьба здесь приближается к своему победоносному концу. Скоро экстренное сообщение возвестит вам о падении этой твердыни».
Лейтенант Хэннес сообщал родителям: «С раннего утра мы штурмуем Сталинград. Фюрер сказал, что Сталинград должен пасть, и мы говорим: „Он падет“».
Еще два трупа. Еще два грязных листка на столе. Экстренное сообщение поступило: не от германского командования, а от Советского Информбюро. Шусслеры напрасно ждали. Хэннес напрасно штурмовал. Гитлер напрасно хвастал. Сталинград не пал. Сталинград наступает. Наступают русские с севера, с юга, с запада. Берлинское радио передает: «О военной обстановке в Сталинграде мы можем сказать только одно — наступила зима».
В Сталинграде оттепель, дождь, грязь. Зима там еще не наступила, Немцы говорят: «зима», чтобы не сказать: «беда». О военной обстановке в Сталинграде мы можем сказать только одно — для немцев наступила расплата.
Германия в смятении: ее фальшивая звезда померкла. На разбойников нашлась управа, и разбойники вздыхают: «Нам не везет». Началось с марафонского бега фон Роммеля. Потом как-то неожиданно в Африке оказались американцы. Потом вместо сообщения о падении Сталинграда немцы прочитали о «тяжелых оборонительных боях в излучине Дона». Потом ни с того, ни с сего, казалось бы, давно прирученные французы стали бунтовать. Вместо французского флота, немцы нашли в Тулоне дым взрывов и огонь ненависти. Немцы начали разворачивать газеты с неприязнью: опять какой-нибудь сюрприз? «Сюрприз» не заставил себя долго ждать: он назывался Великими Луками. О чем может еще сообщить колченогий расстроенным фрицам? О бомбах в четыре тонны каждая, которые уничтожают города «союзной» Италии, или о том, что Гитлеру пришлось послать в Италию немецкие дивизии, дабы образумить чересчур ветреную «союзницу»?
Мы знаем: это только начало. В дверь Германии стучится рука Немезиды. Они долго сеяли ветер. У них не хватит жнецов, чтобы пожать бурю.
Под Ржевом валяются мертвые немцы. Это, конечно, ефрейторы, и, конечно, их карманы полны письменностью. Вот Артур Вольф. Накануне смерти он получил объемистое послание из Лейпцига от Германского акционерного общества по сооружению гражданских построек. Ефрейтору Артуру Вольфу предлагали построить дом в рассрочку. В Лейпциге? О, нет! «В Крыму или в плодородной Курской области». Ему посылали фотографии, схемы, проекты. Его спрашивали, сколько га он хотел бы получить «для сада, огорода и специальных культур». Ефрейтору Генриху Генделю писала его гретхен из Киевщины: «Я живу здесь, как помещица…» Вокруг Ржева мы почистили. Почистим и в Киевщине.
Ненависть переполнила сердце мира. Проклятие стране разбоя! Они вытоптали пол-Европы. Тысячу дней они безнаказанно жрали чужой хлеб, лакали чужое вино и потешались над горем разоренных. Тысячу дней и тысячу ночей они расстреливали, вешали, пытали, уверенные в своей силе. Теперь они смущенно оглядываются по сторонам. Их пугают тени убитых. Их страшат виселицы. Их лихорадит: не от зимы — от грядущей расплаты. Вот уже удирают из Норвегии в нейтральную Швецию фрицы с хорошим нюхом. Вот уже какой-то нахальный колбасник хнычет во «Франкфуртер цейтунг»: «Не мы затеяли эту страшную войну». Они, может быть, забыли 22 июня? Мы не забыли и не забудем. Проклятие земле злодея! Они поставили статуи победы. Аллею статуй. Победы оптом. Они еще будут грызть камень статуй. Эти людоеды еще будут грызть друг друга. Они еще завоют: «Почему мы родились немцами?» Чехи вспомнят Лидице: «Стереть с лица земли». Тулон скажет: «На дно». Украина ответит: «Киев».
У нас было много слов до войны, громких и нежных. У нас будет еще больше слов после победы: такой большой, такой многообразной станет жизнь. Но теперь у нас мало слов. Но теперь у нас осталось одно слово, самое заветное, самое дорогое. В нем все наше сердце. В нем вся наша тоска. В нем и вся наша надежда. Короткое слово: вперед!
4 декабря 1942 г.
На пороге
Минувший год был для нас трудным. Зеленые степи Дона были тем игральным сукном, на которое отчаянный игрок бросает последние кредитки. Кого только не пригнал к нам бесноватый? Здесь были и седовласые «гренадеры» кайзера и немецкие сопляки. Здесь были «незаменимые специалисты», рабочие и техники, взятые с военных заводов. Здесь были даже солдаты «с примесью двадцати пяти процентов неарийской крови» — в погоне за мясом Гитлер забыл о крови. Один фриц-дворняжка скорбно пишет: «Мне предоставили возможность заработать на поле брани недостающую арийскую бабушку. Но возможно, что за бабушку мне придется заплатить своей жизнью…» Мы увидали французские танки, чешские орудия, бельгийские винтовки. Мы воевали в те трудные месяцы одни. Мы выстояли.
Весна человечества в этом году пришлась на позднюю осень. Сталинград казался немцам хорошим привалом на пути к победе, Сталинград стал перевалом: Германия катится под гору. Прошлогодние неудачи немцы пытались объяснить неожиданно ранней зимой, незнакомством с русскими условиями, оплошностью того или иного германского генерала. В этом году зима поздняя, фрицы у нас не новички, и командует ими не очередной козел отпущения, но сам фюрер.
