Олег Матвейчев - Суверенитет духа
А мировые религии не могут быть претендентами на новое мировое господство. Взять пассионарный ислам, возможно, активизируется христианство, а Китай, с его полуторомиллиардным населением принесет свое мировоззрение, Индия с ее духовными практиками…
В Индии такая разноголосица что никаким всемирным движением это не станет, Китай ― после атеизма и культурной революции девственно чист, ислам зачахнет через 50 лет, потому что весь этот исламизм есть реакция на глобализацию помноженная на доходы от нефти. Но в исламе свое западничество набирает силу… Все это партийность и политика, никогда, конечно, мусульмане не примут в большинстве христианство и наоборот, в том виде, в каком сейчас есть ислам и христианство. Кстати, христианство будет не менее пассионарным, чем ислам в скором времени, в России это уже началось. Скоро докатиться и до Европы. Вообще, я уверен, что если взять сейчас все книги дьякона Кураева, перевести на европейские языки и издать миллионными тиражами, вся Европа обратится в Православие и у уйдет под духовное окормление России. Фантастика? Нет! Подумайте, кто такой современный молодой (до 40 лет) европейский интеллектуал? Нет, не тот, европейский интеллектуал, кто жил в холодную войну, демократ-либерал-левак, который сейчас у власти, им уже за 50. Я говорю про тех, кому до 40. Это поколение, несколько поколений, эскапистов, которые не привыкли работать, а жить на пособия, которым наплевать на все демократии, выборы, права и свободы, которые увлекаются музыкой, живописью, путешествиями, тантрическим сексом, гороскопами, религией бога Джа, Гарри Поттером и джиу-джитсу. Все эти «тоталитарные секты» расплодившиеся в России (поклонники Кришны, Шанкара, Саид Бабы, рэйки и зороастризма и проч.) идут из Европы. Но как раз на эту публику, на этих друзей Рериха и дзен-буддизма рассчитаны книги Кураева. Он идеальный миссионер, который уже перевербовал в православие не побоюсь этого слова миллионы людей. Для Европы его книги так же идеально подойдут. При этом их будут читать с жадностью еще и потому, что православие для них экзотично, это некая утраченная потерянная католичеством традиция. А сами католики противопоставить этому ничего не могут Их миссионеры ― бездарные морализаторы, мало знакомые с современной культурой, как Кураев, они не смогут говорить на одном языке с этой массой, а он покажет им новые горизонты. Операция «кураевизации», духовного, православного покорения Европы стоит не много. Несколько миллионов долларов. Сам Кураев мечтает окрестить Китай, но это бесполезно, так как китаец современный по менталитету это наш крестьянин 30 ых годов, а тот, кто в городе, наш рабочий 70ых. Поэтому Кураев с ними на разных волнах. А вот европейцев можно всех причесать. Но это все баловство, хотя и геополитически полезное. Когда же я говорю о новых измерениях, и новой истории, я не без надежды смотрю на христианство, которое скрыто под спудом греческой традиции. Радикальный разрыв между евангельскими событиями и греческой мудростью был заштопан в эпоху апологетики и отцов церкви, а это значило переинтрепретацию в духе неоплатонизма, который и сейчас господствует. Я верю в воскресенье Христа. Но я вижу при этом, что наука и техника не способны всерьез воспринять эту весть и смоделировать процесс (например, создать аналог Туринской плащаницы, чтобы тем самым доказать естественность ее изображения и происхождения). В то же время, простая мета-физическая трактовка воскресенья так же попадает мимо, так как делает воскресенье предметом текста, рассуждений, а не практики. Если же мне укажут на молитву и проч. духовные практики, то я соглашусь, наверное, что в этом есть что-то подлинное, но оно так же погребено под спудом теоретической метафизической, как правило, неоплатонической интерпретации. Мне почему–то кажется, что мы все должны начать ходить по воде, превращать воду в вино и проч. и так и будет лет через триста-пятьсот, потому что вера, станет, возможно, настоящей ВЕРОЙ, а не тем, чем она является сейчас и чье бессилие только подтверждает ее неподлинность. Настоящая вера должна открыть новые измерения для человечества, его новую историю. Она, через Христа, уже это сделала, но старая история еще душит. Я, в данном случае, не протестант, который предлагает откинуть традицию, откидывание ничего не даст. Да и как можно отвергать традицию, если это наша история, путь веры, которая шла к самой себе? Я просто предлагаю неустанно прилагать все новые и новые усилия для понимания евангельского События и той радикальной решимости, пример, которой нам дается. Мне кажется, что вера это и есть эта решимость, а не некий интеллектуальный или душевный феномен. И решимости нужен простор решений, ее нельзя сковывать рамками неоплатонической метафизики. Надо больше дерзаний быть святыми и пророками, ставить себе не меньшую чем эта ― планку. Причем, дерзать стоит не через технологию подражания, не через методическое применения правил, данных определенной метафизикой. Святость, например, есть доведение себя до чистоты, очищения от всякой целерациональности, экономической, психологической. И при этом будет не важно, чему ты учишь, это учение будет истинным в любом случае. Оно будет нести истину, несмотря на содержание, оно будет неважно какими знаками проламывать, вскрывать человеческие души, высвобождать их из плена собственных представлений, навязанных образов, вновь возвращать их к решению, к размаху возможностей, к великодушию.
Смерть политологии
(Пролегомены к новой науке о власти и обществе)
Все на борьбу с политологической безграмотностью!
Кто-то из классиков говорил, что если не решены главные вопросы, на них постоянно будешь натыкаться в мелочах. Поэтому вначале я ставлю себе амбициозную цель ― охватить и рассмотреть проблематику всей политологии от истоков до наших дней. Кто скажет, что это в статье не возможно, или возможно ― пусть прежде дочитает до конца.
Для того чтобы разобраться, распутать гордиев узел политической терминологии, надо начать с азов и классики. А азы и классика ― это Аристотель.
До Аристотеля вместо теории были разные афоризмы и «мысли» и, конечно, сама политическая практика, а вот системной науки о политике, системной терминологии не было. Это относится и к Платону, который в своих политических произведениях так же сбивался на притчи, поэзию, философию, идеологию и может быть назван в этом вопросе лишь предтечей науки.
Аристотелю часто приписывают ориентацию на опытное мышление, но это не совсем верно, а в данном случае просто абсурдно. Опыт одного человека никогда не объемлет опыт многих государств. А судить об опыте других государств по свидетельствам ― глупо, в силу ангажированности и партийности всех свидетелей.
Поэтому рассуждения Аристотеля о формах государственного устройства исходят из железной логики:
власть может быть либо у одного, либо у некоторых, либо у всех (три философских категории: единичность, особенность, всеобщность). Следовательно, диктует нам железная логика, есть и три формы правления:
монархия,
аристократия,
республика (или, как называет ее Аристотель по-гречески ― полития).
Но поскольку тут еще все зависит от того, насколько каждая форма соответствует цели государства, то каждой из этих хороших форм соответствует испорченная форма:
тирания, (по-латински ― диктатура)
олигархия
и демократия ― соответственно.5
Вопрос о критерии отличия, например, монархии от тирании, или олигархии от аристократии ― справедливость. Там, где один правит справедливо ― там монархия, где несправедливо ― там тирания и проч. Свою особую теорию справедливости Аристотель дает, но мы не будем здесь на этом останавливаться.
Вот такая теория, грубая, как 3 рубля. И всеохватывающая притом.
И только после этого, Аристотель идет в практику. И тут же заявляет, что, конечно же, нет никаких форм государства в чистом виде, а главное все это переменчиво. И поэтому нельзя сказать, что в Афинах, например, республика, а в Спарте, например, аристократия или наоборот. Надо всегда уточнять КОГДА.
Берем с произвольной точки процесс. Например, какой-то царь основал государство Энэнию и дал ему законы. Это монархия. Потом он умер и стал править его избалованный сынок, править по своим капризам и глупости. Это тирания. Потом придворные, замучившись, этого сынка придушили. И стали, поскольку тоже были уже испорчены во время правления тирана, извлекать прибыль из правления. Это олигархия. Да так увлеклись олигархи извлечением прибылей из власти, что народ восстал и стал все крушить и делить. Это демократия. Потом выделился лидер, который толпу возглавил и затем усмирил. Опять тирания. Но он помер, и к власти пришло его окружение, которое извлекло уроки из бунтов и стало править бережно и социально-ответственно. А это аристократия. Постепенно, за счет хороших законов и нравов аристократией стал весь народ. А это уже республика! А потом на эту страну Энэнию напали персы, разорили и подчинили назначенному сатрапу. Опять тирания. И так далее.
