Юрий Селезнев - В мире Достоевского. Слово живое и мертвое
Как некогда при Иване Калите перед нашей страной встала необходимость собирания воедино русских земель, которым грозило иноземное поглощение и с «дикого» Востока, и со стороны «просвещенного» Запада, так, видимо, и с утверждением на мировой арене самостоятельности Русского государства появилась та же необходимость собирания своего культурного и прежде всего народного наследия тысячелетий.
Пушкин, «первый заговоривший у нас на сознательном русском языке» (Достоевский), восполнял «недостатки своего проклятого образования» (!) в лучших традициях западной культуры – воспитывал свое сознательное слово на сказках Арины Родионовны. Они поражали его не только своей прелестью, но давали осознание жизненно важной необходимости восприятия народной культуры: «Читайте простонародные сказки, молодые писатели, чтоб видеть свойства русского языка».
Известные собиратели и исследователи немецких народных сказок – братья Яков и Вильгельм Гриммы увековечены памятью человечества не только у себя на родине, но и далеко за ее пределами. Но собрания сказок, равного тому, которое составил великий русский ученый-фольклорист Александр Николаевич Афанасьев, нет нигде в мире. «Сказки» Афанасьева не переиздавались более двадцати лет. Уникальнейший фундаментальный трехтомный труд Афанасьева «Поэтические воззрения славян на природу» вообще практически недоступен.
Да, многое устарело в научном методе и в самой концепции русского ученого-подвижника, но ведь «устарело» в этом смысле многое из того, что составляет гордость мировой культуры. Устарели безнадежно и Ахилл и Одиссей, но жива до сих пор этическая и эстетическая ценность этих народных созданий древности. Труд Афанасьева о поэтических воззрениях наших предков – бесценное сокровище, хранилище материалов для сегодняшних и будущих исследователей оснований, истоков одной из самых плодотворных и поэтических культур мира.
Да и сами эти «материалы» читаются как удивительная поэма, древнее сказание, «преданья старины глубокой». (Заметим, что и словарь Даля, по словам его современников, «можно читать как книгу».) Труд Афанасьева сохраняет (пока все еще втуне) живую историю нашей седой древности, историю, написанную народом-поэтом.
Наследие античности таило в себе могучую силу Возрождения.
Трудно сегодня представить, какую поистине плодотворную роль сыграло для становления и нашей классики, и нашего самосознания в целом случайно открытое в самом конце XVIII века «Слово о полку Игореве».
Но забвение нередко чревато и прямой злобой дня. Сегодняшнего дня и истории.
Утилитарное толкование мифологических образов, приурочивание их к тому или иному конкретному эпизоду нашей средневековой истории, которая до сих пор еще носит название древнейшей, как будто у Руси до XII века и не было своей истории, как будто и впрямь подарили нам свою готовую культуру и государственность либо германцы-норманны, по одним теориям, либо тюрки-кочевники – по другим, – а именно к таким далеко идущим концепциям и ведет стародавняя традиция обрезания нашей древней культуры, изымание древнейшей истории славян из общемировых процессов, отнесение начал их самосознания ко временам Средневековья.
Такие шедевры мировой культуры, как былины, как «Слово о полку Игореве», «Повесть временных лет», «Слово о Законе и Благодати», не возникают на пустом месте – за ними стоит глубокая историческая, культурная традиция.
Проблема культуры как составной части идеологии – проблема далеко не отвлеченная. Не худо бы и помнить следующую мысль Энгельса: «…нелепое представление идеологов: не признавая самостоятельного исторического развития различных идеологических областей, играющих роль в истории, мы отрицаем и всякую возможность их воздействия на историю. В основе этого лежит шаблонное, недиалектическое представление о причине и следствии как о двух неизменно противостоящих друг другу полюсах, и абсолютно упускается из виду взаимодействие. Эти господа часто почти намеренно забывают о том, что историческое явление, коль скоро оно вызвано к жизни причинами другого порядка, в конечном итоге экономическими, тут же, в свою очередь, становится активным фактором, может оказать обратное воздействие на окружающую среду и даже на породившие его причины».
И русские ученые, в том числе и фольклористы, прекрасно понимали не только общекультурную задачу своего труда, но видели его идеологическую и даже прямо политическую основу. Вот что писал об этом один из них – Ф. Буслаев:
«Заботливое собирание и теоретическое изучение народных преданий, пословиц, песен, легенд не есть явление изолированное от разнообразных идей политических и вообще практических нашего времени: это один из моментов той же дружной деятельности, которая освобождает рабов от крепостнического ярма, отнимает у монополии права обогащаться за счет бедствующих масс…»
Не случайно любые извращения подлинного смысла великих созданий культуры «непременно оборачиваются политикой, и подчас острейшей, – как справедливо пишет А. Югов. – Достаточно вспомнить, что до смешного лженаучная, истрепанная и давно опровергнутая учеными «гипотеза» о позднейшем происхождении «Слова» получила поощрительный толчок в сионистских кругах Запада…».
«Нам оставлены величайшие художественные ценности… нам завещаны гением народа созданные сокровища духовной культуры», – писал, обращаясь к молодым современникам, незадолго перед смертью народный художник СССР, лауреат Ленинской премии Павел Корин. Прошлое и настоящее связаны прочными, хоть и не всегда осознаваемыми узами.
И неужели нужно ждать 600-летнего юбилея Куликовской битвы (теперь уже недолго), чтобы осознать и современное значение великого подвига, решившего судьбы славянских и не только славянских народов. В 1380 году «на Куликовом поле, – продолжает П. Корин, – решалось будущее России и Европы. Русские грудью своей, жизнями тысяч оплатили победу. В те далекие века было завещано помнить павших на поле Куликовом, «пока стоит Россия». А первым павшим был Александр Пересвет, что перед сдвинутыми ратями принял вызов Челубея и погиб, сразив врага…Пересвет и Ослябя упоминаются в каждой летописи, для множества поколений были они символом доблести, ратной чести.
Но многим ли известно, что Пересвет и Ослябя похоронены в Москве, в церкви Рождества? Сейчас она находится на территории завода «Динамо». В четверике старой церкви установлен мотор в 180 киловатт. На метр он углублен в землю… Древняя почва перерыта беззастенчиво и грубо. Здание сотрясается от грохота. Прежде близлежащие улицы назывались Пересветинская и Ослябинская. Теперь они переименованы. Нет ни одного упоминания – доски мемориальной хотя бы. Ничего нет. Рев моторов над прахом героев. Вот вся тебе память и слава».
А ведь как бы мы благородно возмутились, не правда ли, если бы такое (предположим совершенно фантастическое) позволили бы себе французы, англичане или немцы! Статья Корина появилась десять лет назад в «Комсомольской правде», издаваемой миллионным тиражом, читаемой всенародно. И что же?
Будет ли всенародный памятник Дмитрию Донскому и его сподвижникам и вдохновителям?
Не за горами и другой великий юбилей – 1000-летие русской письменности и русской литературы.
Юбилеи юбилеями, а жизнь, культура, духовная история народов движется не ими, а теми подвижниками мысли и слова, о которых мы, вдруг спохватываясь, вспоминаем в дни «круглых дат». Но ведь где-то и сейчас новый Даль, выполняя волю эпохи, трудится над безвестным пока миру трудом. Где-то современный Афанасьев собирает поэтический опыт народов… И как бы нужно было сегодня такое единое многотомное, подлинно научное издание, снабженное толковым справочным материалом, эпоса разных народов, куда могли бы войти древнеиндийские «Махабхарата» и «Рамаяна», вавилонский эпос о Гильгамеше, ирано-таджикский «Шахнаме», тибетский «Гэсэр», древнегреческие «Илиада» и «Одиссея», тюрко-монгольские «Алпамыш», «Джангар», киргизский «Манас», нартские сказания, грузинский «Амираниани», древнескандинавские Эдцы, финский «Калевала», англосаксонский «Беовульф», якутский олонхо, армянский «Сасунци Давид», французская «Песнь о Роланде», германская «Песнь о Нибелунгах», русские былины и т. д.
Память о прошлом – это ответственность перед настоящим и будущим. Это непоколебимая вера исторического сознания в живую связь времен.
Нельзя не заметить, что в наши дни, как и в эпоху Пушкина, категория народности стала важнейшим фактором гражданственности современной культуры, искусства, литературы. А с другой стороны, наблюдается поистине всенародный интерес к культуре, к классическому наследию, к истории.
С полок книжных магазинов исчезли классики, словари, произведения многих современных писателей не залеживаются более нескольких часов. И не только сами произведения. Книги о жизни и творчестве Пушкина, Гоголя, Толстого, Достоевского, Шолохова пользуются спросом далеко не одних специалистов.
