Валерий Шамбаров - Россия и Запад. От мифов к истине
Железо обнаружили в Якутском уезде, в Прибайкалье и Приамурье. Селитру – на Олекме. Разведали цветные металлы, серебро. На Аргуни начали выплавку свинца. Уже осваивались Нерчинские месторождения. Правда, в большинстве случаев на местах будущих сибирских разработок только еще закладывались первые пробные шурфы, делались первые опытные выплавки. Но они уже были открыты, и столь авторитетные исследователи Сибири как С.В. Бахрушин и С.А. Токарев однозначно установили: «Изыскания академиков XVIII века базировались на предшествующие поиски и опыт служилых людей XVII столетия». Таким образом, говорить об «отставании» России от Запада в допетровские времена отнюдь не приходится. Факты свидетельствуют о противоположном.
О русском «рабстве»
Традиционными штампами в западной литературе стали безапелляционные утверждения о русском «рабстве» – ну а как же, даже аристократы унижались, именовали себя «холопами», существовала пресловутая Салтычиха, а крепостное право было отменено только в XIX веке… Ну что ж, давайте разберемся. Вообще в Средние века рабство считалось нормальным явлением. В Европе со времен Древнего Рима поля обрабатывали рабы и подневольные колоны. А потом западные страны захватили германские племена. Короли раздавали своим воинам земли вместе с жителями. Но «варвары» перенимали и римские обычаи. Как раз из этого смешения складывались феодальные порядки. Землевладелец получал полную власть над крестьянами вплоть до права казнить неугодных, сам назначал подати и повинности, даже пользовался правом «первой ночи». Кстати, это считалось не позором, а высокой честью. Глядишь, твоя молодая жена понравится господину, он и дальше будет уделять ей внимание. Обломятся какие-нибудь подарки, прибытки…
Особенно суровые формы крепостничество приобрело в Прибалтике. Пруссию, Померанию, Латвию, Эстонию завоевали немцы, а местные племена, насильно окрещенные, обращались в неволю. Трудились на полях в прямом смысле слова из-под палки – из самих крестьян назначали надсмотрщиков, готовых командовать соплеменниками и подгонять нерадивых ударами. Для строптивых существовали темницы в подвалах замка или их вывешивали на башне, на страх всем подданным. В Ливонии произвели кодификацию права по образцу римского, и крестьян напрямую приравняли к рабам. В результате развернулась розничная торговля крепостными. Цена человека составляла 40–70 марок, за хорошего мастера или красивую девушку платили 100.
В XIV в. прусские обычаи понравились великому князю Литвы Витовту, он внедрил их в своей стране. Впоследствии австрийский дипломат Герберштейн описывал порядки в Литве: «Народ жалок и угнетен тяжелым рабством. Ибо если кто в сопровождении слуг входит в жилище какого-нибудь поселянина, то ему можно безнаказанно творить что угодно, грабить и забирать необходимые для житейского употребления вещи и даже жестоко побить поселянина… Со времен Витовта вплоть до наших дней они пребывают в настолько суровом рабстве, что если кто будет случайно осужден на смерть, то он обязан по приказу господина казнить сам себя и собственноручно себя повесить. Если же он случайно откажется исполнить это, то его жестоко высекут, бесчеловечно истерзают и тем не менее повесят… Если судья или назначенный для разбора дела начальник пригрозит виновному в случае его замедления или только скажет ему: «Спеши, господин гневается», несчастный, опасаясь жесточайших ударов, оканчивает жизнь петлею».
С середины XIV в. крепостное право в Западной Европе стало слабеть. Этому способствовала эпидемия чумы, унесшая десятки миллионов жизни. Целые области пустели, феодалы оставались без рабочих рук и переманивали к себе крестьян на более мягких условиях. Они становились уже не крепостными, а арендаторами. Впрочем, юридически крепостное право никто не отменял. Некоторая часть крестьян сохраняла статус рабов-сервов. Но даже крестьяне, лично свободные, оставались совершенно бесправными, землевладелец обладал над ними судебной и административной властью, сохранял феодальные привилегии.
А в странах Восточной и Северной Европе ни о каком ослаблении крепостничества речи не было. Швеция, захватив Ливонию, переняла здешние законы, приравняла крестьян к рабам. Причем крепостными признавались не только дети крепостных, но и свободные люди, поселившиеся во владениях помещика. В Польше не было никакой реальной разницы между положением свободных и крепостных крестьян. Право владеть землей и недвижимостью принадлежало исключительно дворянам, они обладали правом суда и расправы в своих имениях, а крестьяне попадали в полную зависимость от них. Три дня в неделю их заставляли работать на барщине, отдавать ежегодно 10 % всего имущества и массу дополнительных поборов. Боплан писал: «Но это еще менее важно, чем то, что их владельцы пользуются безграничной властью не только над имуществом, но и над жизнью своих подданных… положение их бывает хуже каторжников на галерах». Папский нунций Руггиери отмечал, что паны, «казня и истязая крестьян ни за что, остаются свободны от всякой кары… можно смело сказать, что в целом свете нет невольника более несчастного, чем польский кмет».
Кроме крепостничества, в Европе сохранялось «обычное» рабство. Генуэзцы и венецианцы привозили с африканских рынков черных невольников. Они стоили дорого, их покупали ради экзотики, в свиты знати. Русских и украинцев татары сбывали гораздо дешевле. Их завозили в массовых количествах, в Италии их использовали на стройках эпохи Возрождения, в сельском хозяйстве, девушек разбирали в наложницы, в домашнюю прислугу. Великий гуманист Петрарка в своих письмах восторгался – дескать, как хорошо, что появилось так много дешевых русских рабов, «всюду слышна скифская речь»!
Ну а в Англии в гражданской войне Алой и Белой Роз аристократы истребили друг друга. Начали возвышаться «новые дворяне» из купцов и предпринимателей, скупали землю и получали от короля титулы. Они были куда более оборотистыми, чем «старое» дворянство. А по соседству, в Нидерландах и Бельгии, начали развиваться суконные мануфактуры. Выгодным экспортным товаром стала шерсть. Крестьяне, как свободные, так и крепостные, оказались для хозяев лишними. Их под разными предлогами сгоняли с земли, превращая ее в пастбища. Особенно бурно эти процессы пошли в XVI в., в правление Эдуарда VI и Елизаветы.
Массы людей были изгнаны из родных деревень, нищенствовали. Но Эдуард издал крутые законы против бродяжничества. Собирать милостыню дозволялось лишь старым и увечным. А здоровый безработный поступал в рабство к любому, кто о нем донесет. Если работал плохо, хозяева имели право побуждать его плетьми. Если бежал, было велено бичевать и возвращать к принудительному труду. Если попадался в третий раз – вешать. Королева Елизавета подтвердила и ужесточила эти законы. Людей, потерявших средства к существованию, предписывалось направлять в особые работные дома, на мануфактуры. За побег осуждали на пожизненное рабство и клеймили, выжигая на щеке «S» (раб). За второй побег – клеймили вторую щеку. За третий вешали.
А условия существования на мануфактурах, как в Голландии, так и в Англии, пессимисты сравнивали с преисподней. Оптимисты – всего лишь с «преддверием преисподней». Рабочий день от рассвета до заката, оплата жалкая, жизнь в грязных переполненных бараках, труд на износ. Смертность была чрезвычайно высокой, рабочая сила пополнялась не естественным приростом, а притоком извне. И никуда не уйдешь – поймают, изувечат и возвратят умирать. Впрочем, в Англии существовал целый народ невольников – ирландцы. С ними обращались как с «дикарями», отбирали землю, обращали в рабство, заставляя трудиться на английских фермеров. Даже убийство ирландца англичанином наказывалось лишь небольшим штрафом.
Особенно широкое поле для рабовладения открылось в колониях. Колумб, назначенный первым губернатором Вест-индских островов, ввел систему «репартименто» – раздавал испанским переселенцам землю вместе с жителями, они превращались в рабов. Индейцы возмущались, восставали, а их истребляли. Вместо них начали завозить негров. В 1542 г. испанский король установил более мягкую систему «инкомиенда». Индейцы признавались подданными Испании, но передавались «под опеку» колонистов, должны были работать на них. А колонисты за это служить. Те, кто получил меньше 500 индейцев – в пехоте, а если больше – в коннице. Нетрудно увидеть, что это соответствовало обычному феодальному праву.
А в английских, голландских, французских колониях в Америке сказались сахарная, табачная лихорадка, позже – хлопковая. Эти товары в Европе стоили дорого, могли принести солидные прибыли. Но фермеры не выдерживали конкуренции с большими плантациями. Так, у англичан на Барбадосе в 1645 г. насчитывалось 11 тыс. фермеров и 5800 рабов, в 1667 г. осталось 745 плантаторов, и на них трудились 82 тыс. рабов. Но историки забывают любопытную особенность. Вплоть до конца XVII в. большинство рабов в Северной Америке были еще не черными, а белыми! В неволю обращали мятежников, ирландских повстанцев, в период Английской революции осуждали на рабство пленных противников. Лишали свободы и за уголовные преступления, за долг в 25 шиллингов.
