Мэтт Ридли - Эволюция всего
В 1649 г. в манифесте под названием «Народное соглашение», составленном находившимися в лондонской тюрьме Тауэр четырьмя лидерами движения – Джоном Лилбёрном, Уильямом Уолвином, Томасом Принсом и Ричардом Овертоном, – было выдвинуто требование, чтобы политиков лишили возможности повышать налоги и ограничивать торговлю. Сегодня от левых редко услышишь подобные требования:
«Они не должны иметь возможность создавать законы, ограничивающие или препятствующие торговле с любыми заморскими странами, с которыми любой может свободно торговать».
Стоит ли удивляться, что левеллеры в почете у современных сторонников свободной торговли от Фридриха Хайека и Мюррея Ротбарда до Ханнана и Карсвелла.
Торговля как повивальная бабка свободыК концу XVII в. европейские государства создали централизованные бюрократические правительства, основная функция которых заключалась в поддержании порядка – тот самый Левиафан Томаса Гоббса. Но после Английской, Американской и Французской революций возникла идея, что правительство должно быть либеральным, ограниченным в своих действиях и подконтрольным «народу».
До 1850 г. никто не сомневался в непосредственной связи между свободой торговли, ограничением правительственной функции и низкими налогами, с одной стороны, и победой над бедностью и избавлением от бед страждущих, с другой стороны. На протяжении XVIII в. защитники политики laissez-faire – люди, считавшие свободный обмен товарами и услугами лучшим способом повышения общественного благосостояния, – были политическими левыми. Виги 1688 г., мятежники 1776 г.[52] и вдохновлявшие их мыслители от Локка и Вольтера до Кондорсе и Смита были радикальными прогрессистами и либералами, выступавшими за свободу торговли и ограничение полномочий правительства (Вольтер, кстати говоря, заработал состояние на торговле зерном). Тогда не имело смысла утверждать, что государство – механизм достижения свободы и прогресса. Вспомним, что в то время государство не только требовало монопольного права на применение силы и регуляцию торговли, но предписывало вероисповедание, устанавливало цензуру речи и печати и даже вводило регламент в одежде в соответствии с социальным статусом граждан. Но это еще не все. Как указывает Стивен Дэвис, в XVIII в., особенно в Германии, родилась идея «полицейского государства», когда каждый гражданин является слугой своего государства. Король Пруссии Фридрих Великий сам себя называл первым слугой государства – с одинаковым акцентом на словах «слуга» и «первый». По этой причине радикалы, ратовавшие за свободу торговли и услуг, одновременно ратовали за свободу мысли и действия.
Вот одна иллюстрация того, насколько мятежной считалась идея свободного рынка в 1783 г. в Эдинбурге – просвещенных Афинах Севера. Некоего Томаса Мьюира судили за призывы к восстанию. Судья утверждал, что Мьюир высказал скандальную идею, будто «налоги были бы меньше, если бы собирались более равномерно». Мьюира отправили в ссылку в Австралию на 14 лет. Уильям Скёрвинг и Морис Маргарот были приговорены к такому же наказанию за повторение идей Адама Смита о торговле. Не стоит удивляться, что через год Дугалд Стюарт, ставший впоследствии биографом Адама Смита, малодушно извинялся за то, что упомянул в книге имя Кондорсе. Приверженность идеям Просвещения приходилось тщательно скрывать.
Свобода торговли и свобода мыслиСравните философию Томаса Джефферсона и Александра Гамильтона. Джентльмен Джефферсон впитал в себя философию Просвещения и поклонялся Лукрецию. Но в конце жизни ратовал за установление аграрного, защищенного, иерархического и стабильного виргинского общества. Он с глубокой неприязнью относился к образу жизни людей, «громоздившихся друг на друге в больших городах», и предлагал, чтобы Америка «оставила свои производства в Европе». Иммигрант Гамильтон, живший в хаотичном Манхэттене, смотрел в будущее: он думал о творческом разрушении, которое принесут с собой торговля и капитал, об исчезновении социальных границ и отмене власти (хотя выступал за снижение налогов для новых производств).
В Великобритании противники рабства были одновременно сторонниками свободной торговли. Прочитайте, к примеру, работы Гарриет Мартино, прославившейся в 1830-х гг. в связи с публикацией серии коротких книг под заголовком «Иллюстрации политической экономии». Она хотела познакомить людей с «изумительными» идеями Адама Смита и других экономистов. Все они говорили о достоинствах рынка и индивидуализма. Сегодня большинство людей сочли бы Мартино правой. При этом она была активной феминисткой, зарабатывала на жизнь писательским трудом и придерживалась радикальных политических взглядов, что ее современникам казалось крайне опасным (отец Чарльза Дарвина был в ужасе от того, что два его респектабельных сына находились с ней в дружеских отношениях). Она побывала в Америке, с жаром призывала к отмене рабства и настолько прославилась, что в Южной Каролине ее хотели линчевать. Но здесь нет никаких противоречий: ее экономический либерализм был частью ее политического либерализма. Либералы пытались ослабить мертвую хватку, которой коррумпированное и авторитарное государство сдерживало рыночную экономику и свободу частной жизни граждан. Тогда недоверчивое отношение к сильной государственной власти означало принадлежность к левым.
В начале XIX в. в Великобритании идеи свободного рынка, ослабления государственного контроля и личной независимости почти автоматически сочетались с идеями отмены рабства, колониализма, политического патронажа и государственной религии. Толпа, окружившая карету короля Георга III, когда он направлялся на открытие парламента в 1795 г., требовала свободы торговли зерном и отмены множества правил торговли хлебом. Мятежники, ворвавшиеся в дом лорда Каслри в 1815 г., выступали против протекционизма. Мирная демонстрация в 1819 г. в Манчестере, разогнанная кавалерией (так называемая Манчестерская бойня), имела целью добиться свободы торговли и политических реформ. Чартисты, предвосхитившие движение рабочего класса, были основателями Лиги борьбы против хлебных законов.
А вот история Ричарда Кобдена – известного защитника свободной торговли, которому мы больше чем кому-либо другому обязаны удивительным историческим моментом между 1840 и 1865 гг., когда Великобритания показала пример всем остальным странам и в одностороннем порядке отменила пошлины, душившие весь мир. (Я бы сказал, что Кобден близок к тому, чтобы именоваться «великой личностью».) Это был яростный пацифист, готовый пожертвовать собственной популярностью ради прекращения опиумной и Крымской войны. Он вступался за бедняков и считался опасным радикалом после того, как впервые выступил в Палате общин. Он был достаточно независимым человеком и отказался от должности министра при двух премьер-министрах, а также не принял от короля титула баронета. Это был истинный радикал. Свободу торговли он воспринимал как лучший способ достижения мира и благоденствия для всех. «Мир придет на землю тогда, когда люди будут больше иметь дело друг с другом и меньше с государством», – говорил он, как будто был членом Чайной партии[53]. Он настолько верил в идею свободной торговли, что даже критиковал Джона Стюарта Милля за мысль о необходимости защиты новых предприятий на стадии их становления. Он воспринял идеи Адама Смита и Давида Рикардо и воплощал их в жизнь. Результатом его деятельности стало ускорение экономического развития всего мира.
И вновь мы наблюдаем мирное сосуществование в одной голове идей, которые объединяют сегодняшних левых и сегодняшних правых. Политические и экономические свободы идут рука об руку. Ослабление государственного контроля было радикальным и прогрессивным решением. С 1660 по 1846 г. в напрасных попытках контролировать цены на продовольствие в приказном порядке британское правительство издало 127 «хлебных законов», диктовавших не только цены на хлеб и зерно, но также правила их хранения, продажи, импорта, экспорта и качества. В 1815 г. для защиты землевладельцев от падения цен в результате Наполеоновских войн государство запретило импорт любого зерна по ценам ниже 80 шиллингов за квартер (28 фунтов). По этому поводу юный теоретик свободной торговли Давид Рикардо составил страстный памфлет, однако напрасно (доводы его друга и сторонника хлебных законов Роберта Мальтуса оказались более убедительными). Перемены начались только в 1840-х гг., когда благодаря расширению сети железных дорог и дешевой почте Кобден и Джон Брайт смогли организовать массовые выступления трудящихся масс против хлебных законов. На фоне голода в Ирландии в 1845 г. даже лидер партии тори Роберт Пиль признал поражение.
Потрясающая кампания Кобдена против хлебных законов, а затем против фиксированных цен в целом в конечном итоге убедила не только значительную часть населения страны и большинство думающих людей, но даже ведущих политиков того времени, таких как Уильям Юарт Гладстон. Этот знаменитый реформатор, канцлер казначейства и премьер-министр рассматривал все прогрессивные идеи – от помощи бедным до введения гомруля (политики самоуправления) в Ирландии. В экономике он был убежденным сторонником свободной торговли и постепенного сужения государственного влияния. В конечном итоге Кобден и его союзники даже победили французов. Кобден убедил Наполеона III в пользе свободной торговли и лично участвовал в первых международных переговорах о свободной торговле в 1860 г. (так называемый договор Кобдена – Шевалье). Этот договор также устанавливал принцип «наибольшего благоприятствования» и привел к прогрессивному снижению пошлин во всей Европе, что впервые в современной истории создало гигантское пространство свободной торговли (хотя, конечно, это касалось не всех товаров). Вскоре этому примеру последовали Италия, Швейцария, Норвегия, Испания, Австрия и города Ганзейского союза.
