Татьяна Москвина - Жар-книга (сборник)
– Понимаешь, – отвечает потрясенный Федя, – я что-то смутно вспоминаю… были какие-то разговоры… я не врубался тогда… что-то про заграницу… мама кричала: «Она приедет, она заберет мальчика!» А к деду мы ходили на Коломенскую, помню хорошо. Он мне серебряный рубль дал, с еще до-революции… Мама умерла пять лет назад. Отчим в Германии давно. Но можно позвонить, он ведь, наверное, что-то знает? А дед, значит, признал в ней внучку?
– Он не отрицает, что Клара Петровна его внучка, но он вроде как от нее отрекся, – говорит Ксана.
– Господин Браун, видимо, патриот и…ммм… поборник высокой нравственности среди своих родственников. А она уехала, ребенка оставила сестре.
В общем, там какие-то старые счеты, – объясняет Варя.
– А как она выглядит, чем занимается?
– Выглядит классно, – говорит Ксана. – Красивая женщина, легкий летний костюмчик из льна, долларов на пятьсот…
– Ксана, неужели ты думаешь, Федю могут интересовать наши дамские глупости? – вмешивается Варя. – Насколько я поняла, она недавно похоронила мужа. Но, собственно, мы можем к ней подъехать, правда? Подготовим осторожно…
– Не знаю, – отвечает Федя. – Так сразу мне что-то не переварить… Ох ты черт. Митька, слушай, я бы сейчас принял немного чего-нибудь.
– Мать коньяк всегда держит на особый случай, – шарит Митя. – О, порядок. Давай, Федос, подкрепись. Ничего себе заварушка – муттер из-за бугра нарисовалась. А чего, бери, не лишнее.
– Как сказать, – выдыхает Федя, приняв коньяка. – Мы тоже гордые ребята. Двадцать лет без нас обходились как-то. Что вдруг загорелось? Не, как говорят хохлы, – це дило треба разжувати…
Лера в номере у Космонавтова. Тот в ванной, напевает. Наконец дверь распахивается, и он появляется – в белой рубашке, с галстуком, в дорогом костюме, чисто выбритый, волосы зачесаны назад. Прямо скажем, совсем другой человек.
– О, вот вы какой, – удивляется Лера.
– Да! Я гибкий человек! – вертится перед ней Космонавтов. – Принцип в том, что нет никакого принципа, понимаете? Могу поехать в метро, а могу на такси, а могу пешком, а могу на своей машине. Нет запрета! Пить под мостом с бомжами – отлично, а можно в дорогом ресторане, а можно в забегаловке. Как захочу.
– Жаль, мне не во что переодеться, – говорит Лера. – Вы такой роскошный…
– А вам зачем переодеваться? Вы, наоборот, раздевайтесь.
– Как это?
– Да так. Услуга за услугу. Враг побит, а где награда?
И по его лицу Лера поняла, что он не шутит.
– Вы не предупреждали… Это нечестно, – говорит она.
– А парня беззащитного избивать честно? А жизнь ему портить честно?
– Вы говорили не так! – кричит Лера. – Вы говорили: я звезда, а он мерзавец!
– Демагогия, – усмехается Космонавтов. – Трехкопеечная ловушка. Давай раздевайся и садись на кресло. Я в кресле хочу. Ты мне даже не очень и нравишься, я чистеньких люблю, наивных, а ты шкура. Но порядок есть порядок. И попрошу без криков.
– Мне надо в душ, – говорит Лера. – Я грязная, целый день хожу по жаре.
– Иди, – разрешает Космонавтов. – Дверь открой настежь.
Лера идет в ванную и ухитряется осторожно, выключив звук, набрать сообщение Феде.
«Попала, спасай. Срочно. Астория, 413. Лера».
Принимает душ.
– Женщина, сами себя задерживаем, – гримасничает Космонавтов.
Попрошайка в номере у Клары. Развалилась в кресле, пьет виски, дымит сигаретой.
– Гуля, – говорит Клара. – Если ты что-нибудь знаешь, скажи. Не знаешь – давай расстанемся по-хорошему.
– Да скажу, не трепыхайся. А ты лучше скажи, почему ты меня сразу не узнала? Я что, так изменилась? По-моему, я ничем не хуже тебя. Тряпок таких нет, и все.
– Сейчас ты выглядишь неплохо. А возле церкви, когда я тебя встретила, был фильм ужасов.
Попрошайка смеется.
– Это стиль такой, мы там все немножко… артисты. Ну что, Клара, а ты все такая же ненасытная? Я помню, мне двух клиентов на вечер хватало, а тебе и пятерых было мало. Я все не могла понять, так тебе что больше нужно – деньги или секс? Потом поняла, что именно вместе, и то и другое, этот чудесный, так сказать, аккорд!
– Если тебе денег надо…
– Муж, значит, умер у тебя, хороший муж – фабрикант. Ты его часом не приморила? Я помню, ты любила баловаться… всякой химией.
– Очень мне нужно, – хмыкнула Клара. – Ему за восемьдесят было. Французы любят пожить.
– Как будто русские не любят.
– Да нет, что ты. Никакого сравнения. Там женщины в семьдесят лет, по-нашему, бабушки-старушки, и одеты, и причесаны, и такое, знаешь, самоуважение на физиономии! Таких страшных стариков, как в России, я нигде не видела.
– Коммунизм строили – надорвались.
– Мы с тобой особенно много коммунизма построили…
– Кстати, здесь, в «Астории», если тебе память не отшибло…
– Не отшибло. – В солидной лощеной даме вдруг проглянула бывшая разбитная девчонка.
Клара и Гуля смеются.
– Гуля, не мучай меня – скажи, что знаешь.
– Ну, в общем, – говорит Гуля. – Найти твоего ребятенка можно. Если, конечно, ты финансируешь этот проект.
Эльвира и Юра идут по улице.
– Ты правду сказала? Про каршаров? Ты каршарка? Никогда не слышал! Посмотрю в библиотеке, в словаре. У вас какая языковая группа?
– Нормальная группа. Не хуже вашей.
– А скажи что-нибудь по-вашему, по-каршарски.
– Кора да ментос шамита лимандер мира номара чен.
– И что это?
– Пусть другие врут, я всегда говорю правду.
– Ничего, звучит приятно.
Настроение у Эльвиры явно испортилось от встречи с Юриной мамашей.
– Чего она ко мне пристала?
– Не бери в голову, – просит Юра. – Она не соображает ничего. Пьяная, да еще спросонья.
– Все она соображает, что надо. Пусть это ваш русский город. Я его что, съем, что ли? Хуже вам будет, что я тут живу? Я по-русски говорю лучше многих русских, вообще! Я и родилась в России.
– А где она, ваша Каршария?
– Не Каршария. Долина Каршарэ. Это далеко, – машет рукой Эльвира.
– На Кавказе?
– Еще дальше. Туда, к Китаю ближе. Я там никогда не была. Мама рассказывала – там есть холодное озеро и горячее озеро. Лиственницы растут, которым по тысяче лет…
– Вот вырастешь, разбогатеешь и поедешь на родину. В долину Каршарэ.
– Конечно, поеду, – серьезно говорит Эльвира. – Там все наши живут… Слушай, давай быстрее шевелить помидорами, а то я на последний поезд опоздаю.
Федя, Варя, Митя и Ксана на кухне. Звонок.
– Наши, – суетится Митя.
Федя задумчиво сидит с рюмкой в руке. Митя, видимо, наскоро успел что-то объяснить «нашим», и в кухню вваливаются, галдя, трое пареньков и страшненькая девица.
– Американская мамаша? – спрашивает один. – Срочно брать бабки на революцию.
– Федька, тебе запасной комплект родителей выдают? Здорово, – восклицает девица. – А у твоей мамаши подруги нету? Может, ты вообще дупло нашел, где предков меняют?
Тут приходит сообщение от Леры. Федор читает и моментально вскакивает.
– Мне надо срочно в «Асторию». Там что-то с Лерой случилось.
– В «Астории» Клара Петровна, – говорит Варя. – А кто это – Лера?
– Потом, потом, – мечется Федя. – Черт, денег нет на такси.
– У меня есть, – говорит Варя. – Я могу с вами поехать. Разобраться на месте в ситуации.
– Поехали, – отвечает Федя. – Эта моя так называемая мать в каком номере?
– Сейчас посмотрю. Четыреста пятнадцатый.
* * *Лера еще в душе.
– Я, между прочим, беременная. Неужели вам не противно?
– А ничего, – отвечает Космонавтов. – Как говорится, в тесноте да не в обиде. Кстати, я заметил, тут у вас прерывание беременности рекламируют чуть ли не на каждом заборе. Это что – особый путь возрождения России?
– Я не понимаю, Иван, зачем вы так поступаете со мной? Вы интересный мужчина, мы с вами подружились… Все можно было сделать иначе. Могли бы поужинать, поговорить. С вашим обаянием…
Она тем временем смотрит, нет ли хоть какого режущего предмета. Находит кусачки для ногтей, прячет под мышкой.
Космонавтов развлекается с палочкой, взятой у Гейнрихса.
– Неохота с тобой возиться. Я хочу, чтобы ты села в кресло и раздвинула ноги. И помолчала. А то, видите ли, еще ужинай с ней! У тебя что-то завышенная самооценка. Я вообще, чтобы ты знала, предпочитаю мальчиков. Но иногда можно для разнообразия… Хотя все равно скучно. Если бы ты знала, как мне скучно!
– Может, не надо, если скучно?
– Надо, Лера-Нулера, надо. Ты не должна торжествовать и воображать, что все вышло по-твоему. Торжествовать должен я, поскольку мне удалось с трудом, но все-таки не без кайфа, заполнить мой первый петербургский день.
Лера выходит, завернутая в полотенце. Космонавтов палочкой приподнимает край.
– Это ты лишнее навертела.
Космонавтов сдирает с Леры полотенце, и в это время она втыкает кусачки ему в бок.
– Сука! – кричит тот, пытаясь вырвать кусачки, но при этом отчего-то улыбаясь с удовольствием.
