Чарльз А. Капхен - Закат Америки. Уже скоро
Конфронтация между Александром Гамильтоном и Томасом Джефферсоном обнажила всю жесткость и напряженность кулуарных схваток. Гамильтон родился в Вест-Индии. Его отец и мать не состояли в браке, и у них не было ни желания, ни средств заниматься образованием ребенка. Эту заботу взяли на себя посторонние люди. Молодой человек пошел в начальную школу, оторвался от своих корней и присоединился к северной аристократии, поступив в Королевский колледж (ныне Колумбийский университет) и женившись на дочери Филипа Шуилера, состоятельного нью-йоркского земельного магната.
Несмотря на происхождение, Гамильтон вскоре стал одним из защитников ценностей и интересов северян. В круг его общения входили профессиональные политики, банкиры и торговцы. Он выступал за сильное централизованное правительство и банковскую систему и считал, что страной должна править образованная и обладающая конкретными привилегиями элита. Гамильтон выступал за субсидии и тарифы, способные защитить формирующуюся промышленность Севера.[231] Кроме того, он считал, что Соединенные Штаты должны выбрать в качестве модели английскую экономику, идущую по пути урбанизации, развития современных отраслей промышленности и общественных институтов. Сформировавшаяся вокруг программы Гамильтона партия стала называться федералистской.
Томас Джефферсон, несмотря на свое аристократическое происхождение, не доверял сильным федеральным институтам и элитарной верхушке. Опасаясь диктата централизации, он утверждал, что федеральное правительство должно обладать ограниченной властью, а повседневное управление государством следует передать простым людям, а не концентрировать в руках богатого привилегированного меньшинства. Джефферсон и его республиканская партия стали представлять интересы мелких ферме ров и ремесленников. Защищая права штатов и простых граждан, выступая за небольшое федеральное правительство с ограниченными полномочиями, Джефферсон бросал вызов Гамильтону. Кроме того, они расходились и во взглядах на внешнюю политику. Джефферсон предпочитал дипломатический крен в сторону Франции, а не Великобритании — как потому, что был посланником Соединенных Штатов в Париже, так и потому, что предпочитал французский аграрный уклад британской урбанизации и власти элиты.
Соперничество Джефферсона с Гамильтоном по— лучило новый импульс в 1789 году, когда президент Вашингтон вызвал Джефферсона из Парижа и назначил государственным секретарем. К этому времени Гамильтон уже занимал пост министра финансов, и конфронтация между двумя политиками приняла личный и принципиальный характер. Их споры о внешней политике оборачивались ожесточенными схватками между двумя партиями.
После четырехлетнего правления Вашингтон первоначально намеревался оставить пост президента. Однако он был настолько поражен и огорчен «внутренними разногласиями… угрожающими нашим ценностям», что ради сохранения стабильности в стране согласился баллотироваться на второй срок.[232] Находясь над межпартийными дрязгами, Вашингтон с легкостью одержал победу в выборах 1792 года. Федералисты и республиканцы конкурировали между собой за пост вице-президента. Федералисты выдвинули Джона Адамса, однако республиканцы получили большинство в Конгрессе.[233] И Джефферсон, и Гамильтон сохранили свои кресла, продолжая междоусобицу.
Внешняя политика оставалась основным камнем преткновения. В 1794 году по просьбе Гамильтона Джон Джей подписал с Великобританией соглашение, призванное развивать двусторонние дипломатические и торговые отношения. Республиканцы заявили, что от этой сделки со «старым, коррумпированным и доживающим свой срок правительством Великобритании» выгадают только американские «финансовые нувориши». Несмотря на то что Джефферсон к тому времени уже покинул кабинет, он назвал эту сделку «не чем иным, как заговором Англии и англоманов против… народа Соединенных Штатов».[234] Гамильтон ответил в том же духе, назвав своих политических оппонентов «подхалимами и буйными демагогами, глубоко пораженными заразой якобинства».[235] Джефферсон, продолжал Гамильтон, оказался настолько «наэлектризован контактами с Францией», что рискует спровоцировать войну между Соединенными Штатами и Великобританией.[236] Впервые, хотя едва ли в последний раз, внешняя политика оказалась заложницей политики кулуарной.
Споры вокруг внешней политики, возникшие в первые годы становления республики, привели к курсу — вернее, отсутствию такового, — не менявшемуся в течение столетия и заключавшемуся в невмешательстве США в мировые политические процессы. Несколько десятилетий подряд США продолжали избегать возникавших в Европе конфликтов. Несмотря на помощь Франции во время Войны за независимость, США остались безучастными, когда в 1793 году между Британией и Францией вспыхнул военный конфликт. К девяностым годам, если не ранее, многие американцы уже считали союз с Францией утраченным.[237] Обретение независимости и установление мира с Великобританией избавили Соединенные Штаты от необходимости сохранять фор мальный военный союз с французами. И хотя бойня в Европе продолжалась вплоть до отречения Наполеона в 1815 году, США все это время подчеркнуто; дистанцировались от происходящего.
Да, Соединенные Штаты воевали с Великобританией в 1812 году, но только потому, что полити-ческие лидеры и общественность США считали, что британцы тормозят развитие торговли и предпринимательства в зоне американского влияния. Осуществляя блокаду наполеоновской армии, Королевские ВМС постоянно препятствовали проходу американских торговых судов. В дальнейшем возмущение жителей страны вызывали также действия англичан, связанные с вооружением индейцев вдоль границы с Канадой, и нападение последних на поселенцев.
В течение девятнадцатого столетия американские военнослужащие периодически участвовали в операциях за пределами западного полушария, в том числе в Триполи [1801–1805,1815], Алжире [1815], Греции [1827], Суматре [1832, 1838–1839], Либерии [1843], Китае [1843,1854,1856], Анголе [1860], Японии [1863–1864, 1868] и Корее [1871]. Но во всех этих случаях использовались лишь небольшие рейдерские группы, защищавшие американские торговые суда и граждан США. Для этих так называемых эскадр, часто состоявших из горстки плававших поодиночке кораблей, Соединенные Штаты даже построили базы в бассейнах Средиземного моря и Тихого океана и в Ост-Индии. Но ни рейдерские группы, ни заморские базы не являлись средством установления постоянного американского присутствия. Соединенные Штаты были заинтересованы лишь в защите своих торговых связей и не заботились о поддержании равновесия сил в отдаленных регионах мира.[238]
Однако в западном полушарии позиция Соединенных Штатов оказалась более жесткой. Они призвали европейские государства ограничить свое влияние в этой части мира. В ежегодном послании Конгрессу в 1823 году президент Джеймс Монро предостерег европейцев против вмешательства в процесс перехода стран Южной Америки к республиканскому типу правления. Несмотря на признание того, что Соединенные Штаты уважительно относятся к существующим колониальным притязаниям, Монро заявил, что попытки подавить республиканизм будут рассматриваться в качестве «демонстрации недружественной позиции по отношению к Соединенным Штатам». Президент был против распространения концепции равновесия сил на обе Америки и предупредил европейские правительства, что Соединенные Штаты будут рассматривать попытки «распространения [европейской] политической системы на любую часть западного полушария как угрозу нашему миру и безопасности».[239] Кроме того, он подтвердил американскую позицию невмешательства в дела стран Европы: «В войнах европейских держав, в делах, их касающихся, мы не принимали никакого участия, да это и не соответствует принципам нашей политики».[240]
Приблизительно два десятилетия спустя президент Джеймс Полк развил эти идеи, получившие название «доктрины Монро». Полк хотел помешать европейским державам встать на пути американской экспансии на запад. В то время Великобритания и Франция пытались не допустить присоединения Техаса к Соединенным Штатам, а Испания могла уступить Калифорнию Великобритании в обход США. «Мы всегда должны поддерживать такую ситуацию, когда народ нашего континента имеет право самосто ятельно определять свою судьбу, — заявил Полк. — Если какая-либо его часть, образуя независимый штат, захочет присоединиться к Конфедерации, обсуждать этот вопрос будут только они и мы, без какого бы то ни было зарубежного посредничества». Президент также убеждал своих заокеанских партнеров держаться в рамках внутриевропейского соперничества, заявляя, что принцип равновесия сил «не должен распространяться на североамериканский континент, особенно на Соединенные Штаты».[241] Очевидно, Полк руководствовался как новыми «американскими идеалами», так и фактами реальности. Он стоял на принципах самоопределения и в то же время оказывал давление на ведущие европейские державы, стремясь положить конец их присутствию в Северной Америке. Таким образом, сформировались два направления во внешней политике США: односторонность и изоляционизм. Америка обращается со своими соседями, как считает нужным, и держится в стороне от европейских политических интриг. В процессе приобретения Америкой западных территорий напряжение возникло не только между США и Европой, но и между самими северными и южными штатами. С начала становления Соединенных Штатов экономические и политические различия между Севером и Югом только углубились. Недоверие Джефферсона к сильному правительству и отстаивание им прав штатов президент Эндрю Джексон (1829–1837) сдобрил изрядной толикой популизма. Популистская политика, возобладавшая на аграрном Юге и распространявшаяся на запад, столкнулась лоб в лоб с ориентированной на элиту политикой Севера. Юг поддержал войну 1812 года, приветствовал перенесение границ все дальше на запад, а также одобрил войну с Мексикой, закончившуюся аннексией Техаса в 1845 году и последовавшим диспутом вокруг проведения южной границы нового штата. В последующие три года США частично или полностью присоединили к себе территории современных штатов Нью-Мексико, Юта, Невада, Аризона, Калифорния, Колорадо и Орегон, увеличив таким образом свои размеры более чем в два раза.
