Василий Кокорев - Экономические провалы
Много рассказывали владимирцы и калужцы о дорогах, лежащих в их губерниях. Объяснилось то, что есть такие тракты, по коим перевозится товаров на несколько десятков миллионов в год, а едущие на этих трактах вязнут по колено в грязи, лошади надрываются, богатырская сила русских извозчиков тратится на выворачивание возов из грязи. В особенности замечательно движение пассажиров и товаров из Калуги в Москву; а как Калуга стоит в 80 верстах от шоссе, то на этом маленьком расстоянии маются в грязи в весеннюю колоть часов по сорока, когда грязные колеи замерзнут.
Чем дальше говорили о проселочных трактах, тем грустнее становился разговор. Открыли такой тракт, по которому перевозится на расстоянии 250 верст, туда и обратно, на сотни миллионов разных товаров. Действительно, разговор об этом тракте можно назвать открытием.
Представьте, что этот тракт, по которому перевозится громада многоценных товаров, существует как-то притаившись по секрету; его нет ни в одном дорожнике, ни даже в отдаленных соображениях об устройстве сообщений. Но он лежит не за горами и не вдалеке, а просто из Москвы в сердце нашей фабричной деятельности - Шую и село Иваново. Представьте, что все потребные предметы для шуйских и ивановских фабрик, как-то: хлопок, шелк, шерсть, краски, машины и прочее, везут прямиком, пролегающим по лесам и полям, где нет никакой дороги, исключая переездной из деревни в деревню, и по этому же пути отправляют в Москву все изделия владимирских фабрик. Лишь только обоз выедет из Москвы за заставу около села Черкизова, так и врежется в грязь и тащится до самой Шуи по какому-то раствору из перемятой колесами глины. Под странным названием известна в народе эта дорога: ее называют Страмынка. Не по качеству ли дороги произошло название от такого укоризненного корнесловия?
Симбирская губерния поразила в рассказах своих о дешевизне там говядины, которая в зиму 1855 г. продавалась за пуд по 20 коп., так что не знали, куда ее девать.
Невольно возник вопрос:
— Что же не везли в Крым, где цена доходила до 10 руб. за пуд?
— Да в Симбирске вовсе не знали о том. У нас так мало гласности о предметах общей пользы, что мы нужные вещи узнаем после, и от того, как говорится, всегда ходим в лес по малину, пропусти лето.
Если бы война шла лет десять, тогда бы сведение, посредством изустной передачи, дошло до Симбирска, и навезли бы столько, что и в Крыму говядина была бы не дороже 3 руб. за пуд.
В разговорах о Владимирской губернии главное место занимали рассказы о разносчиках и развозчиках товаров, которыми населены уезды Вязниковский, Ковровский, Гороховецкий и другие. Эти люди рассыпаны по всей России, их вы найдете в Архангельске и за Кавказом, в Украине и в Иркутске, всюду. Никто вернее их не знает народный быт, со всею его внутренностью; многое от них можно выведать: только надо уметь заговорить с ними и расспросить их. Недавно один разносчик рассказывал преинтересный случай, аказию, как он называл: какой-то купец, торговавший ситцами в Тамбове, попал под уголовное дело, которое тянулось очень долго, много лет. Наконец, требуют его в суд и объявляют, что он лишается купеческих гражданских прав. Купец в страхе обращается с просьбой к судье о том, нельзя ли ему допродать товар в своей лавке, чтобы хоть с долгами рассчитаться и не совсем разориться. Судья отвечал, что он может не только товар допродать, но даже всю свою жизнь торговать, если будет вносить гильдейские деньги. Удивленный купец спросил: "Батюшка, да расскажите же, каких я лишаюсь прав?" Ему объяснили, что он лишается права быть избранным в городские службы и избирать других. Купец перекрестился, просиял и стал просить судью, выражая в своей физиономии намек на самую чувствительнейшую благодарность: нельзя ли его сынка приписать к уголовному приговору, уверяя, что сын также виноват вместе с ним.
О! Таких случаев я вам наберу много!
Нарочно приписывают себя к следственным делам, чтобы, считаясь под судом, избежать службы по выборам.
— Отчего же это так?
— От простой причины: возьмите вы, например, Елец, где живут 20000 жителей, и какую-нибудь Чухлому, где только 500 человек, а состав городского управления почти одинаковый; оттого в Чухломе и приходится бессменно служить по выборам.
— Но где же понятие у граждан о добром имени?
— Где? В душе. Для жизни выбирают они то, что менее тяжело: служба или приписка к следствию; разумеется, гражданское самолюбие в сторону, когда нужно сберечь время, чтобы ездить по ярмаркам и добывать средства на пищу и одежду себе и своей семье.
А ведь этаких городов, вроде Чухломы, сотни! Значит, в них много бедности.
- Однако есть же такие губернии, где вовсе не бедно живут?
- Есть: Пермская, за исключением уездов Соликамского и Чердынского, Оренбургская и обе Сибири.
— Как же это так сделалось, что там бедности нет?
— Не знаю, этого еще никто не проследил. Да и кому охота следить, что делается в Перми? Разве это Европа? Напротив, Пермь заимствует от Европы: там заведен уже и приют для будущих бедных.
— Что толковать о бедности, лишении материальном. Слыхали ли вы о лишениях особого рода, слыхали ли про месть вотяков, обитающих в Вятской и Казанской губерниях? Опозоренный вотяк приходит ночью к своему врагу, также вотяку, и вешается у него на
воротах, зная, что наедет суд и начнется следопроизводство, которым он и отомстит своему врагу сильнее всего.
— Должно быть, эти вотяки самого зверского нрава?
— Напротив, смирны, как курицы, но они так боятся всякого бумажного производства, что считают это выше всякого наказания.
— Значит, они очень часто подвергаются бумажному производству?
— Часто и всегда за один предмет - за кумышку, так что этими делами завалены вятские и казанские суды.
— Что это за штука - кумышка?
— Это хмельная жидкость, выгоняемая вотяками из муки, к которой они привыкли со времен Мафусаиловых, а им дали параграфы о кумышке. Правил поставлено много: какие иметь кадки, какой крепости должна быть кумышка и как отвечать за отступление от параграфов; а вотяки читать не умеют, суд все наезжает свидетельствовать - вот и опротивела вотякам жизнь. Недавно мне один зажиточный торговый вотяк писал, что он от кого-то узнал мою нелюбовь к процессам и заведению дел и просил меня от имени всех
вотяков взять на откуп все те места, где живут они. Разумеется, он не знал, что я распростился с содержанием откупов навсегда.
Это понятно, что вотяки легко впадают в проступки, когда не умеют читать правила, и даже публикации о подаче аппелляций в Сенат в известный срок не приносят им пользы и не дают ожидаемой законом защиты, потому что газет они не получают, а если бы и получали, то не могли бы их прочесть. Да и трудно им приучить себя исполнять правила по такому предмету, который входит в их домашнюю потребность. Это все равно, если бы нам дали правила на счет употребления капусты и соленых огурцов: какой меры кадки, какой крепости рассол, и стал бы наезжать суд и проверять, так ли все исполнено, как написано. Тогда бы все оказались такими же преступниками, как вотяки.
— На следующей станции пойдемте в тот вагон, где наша при
слуга: надо посмотреть на них, что они делают, все ли у них есть?
— А мещане не служат у вас?
— Были у некоторых, да только неудобно: им некогда служить - все их возят из конца в конец по всей России.
— Куда возят? Зачем?
— При всяком наборе требуют каждого в свой город; теперь сделано по-иностранному: вынимают жребий, а наша землица по больше иностранной, так и надо тащить каждого в тот город, где кто приписан, хотя бы это было за десять тысяч верст. Вот еще одно неудобство для ремесленных мещан. Случится за иным 5 или 10 руб. недоимки и не дают паспорта; сиди дома и копи новую недоимку.
Ведь мастеровому, какому-нибудь ламповщику, где же заработать в маленьком городке, в котором сальные свечи редкость, а лампы нигде не видать. Как бы обрадовались мещане, когда бы их не держали дома за недоимку, а выдавали бы паспорта с обозначением на них
этой недоимки, которую подрядчик и уплачивал бы в ближайшую казенную палату, при найме мещанина с недоимочным паспортом, а палата пусть переписывается с кем знает о получении ею денег; ведь на то она и палата, чтобы переписываться, как равно на то мещанин состоит мещанином, чтобы владеть своим единственным богатством -
временем и обращать его на труд, пока здоровье есть.
— Что это вы так долго читаете "Инвалид".
— Просматриваю объявление об умерших нижних чинах. Сын моей кормилицы Кондратий Семенов в солдатах, и я дал слово старухе следить за тем, не умер ли он; а в случае его смерти известить ее, чтобы могла помянуть его по долгу христианскому. Она давным-давно его оплакала и мысленно простилась с ним на веки вечные. Тут есть Кондратий Семенов, но не тот, а из Тобольской губернии; после него осталось 1 руб. 67 коп. денег, и вызывают родственников в Дубоссары Бессарабской области, т.е. туда, где полк стоит, с тем чтобы они прибыли или прислали за получением этих денег с узаконенными документами и ясными на право наследства доказательствами.
