Никола Бональ - Толкиен. Мир чудотворца
Уже в самом начале «Властелина Колец» мы узнаем, что «теперь эльфы… покидали Средиземье: у них была своя судьба».
Эльфы передают эстафету другим героям — тем же магам и хоббитам; им–то отныне и предстоит бросить вызов черному колдуну Саурону. Повстречавшись как–то с эльфом Гаральдом, хоббиты узнают, что им угрожает серьезная опасность, и понимают, что таинственные преследователи, идущие за ними по пятам, не отступятся, пока их не схватят. Среди прочего Гаральд сообщает хоббитам, что их Хоббитания — оплот не самый надежный, поскольку, «вы же не сами по себе живете, а если и отгородились от мира, то мир–то от вас не отгораживался».
Так что и благословенная Хоббитания, чем–то похожая на малый Дориат или Гондолин (как и Забрендия, куда все чаще забредают таинственные странники и бродяги), не сможет остаться в стороне от всемирных волнений, которые, по Толкиену, приносят одни лишь невзгоды. И вот традиционную добродетельную оседлость он обращает в движение, нацеливая на поиски лучшего в худшем, а не наименьшего среди двух зол.
Во «Властелине Колец» всюду ощущается присутствие сокровенного — искусства, ремесел и знания, утраченных вовсе или сохранившихся в потайных глубинах памяти: пленяющий хоббитов стародревний лес, где хозяйничает таинственный Том Бомбадил, населенные умертвиями могильные курганы, Лориэн, где правит красавица Галадриэль, и царство гномов Мория — все это знаки, или вехи на запутанном пути братьев по Кольцу. По поводу утраченных искусств и ремесел гном Гимли, старый товарищ и спутник Бильбо, с грустью замечает:
«У нас есть на редкость искусные мастера. Но наши оружейники уступают древним. Многие старинные секреты утеряны».
В том же духе высказывается и полуэльф Элронд, великий владыка Раздола:
«Я свидетель всех трех эпох Средиземья и участник бесчисленных битв с врагом, кончавшихся страшными для нас поражениями или поразительно бесплодными победами…» — как будто, если вспомнить слова Шекспира, в истории только и происходит что много шума из ничего.
Ностальгия, пронизывающая «Властелина Колец», ощущается и в других местах книги: так, проходя вместе с собратьями по Кольцу земли Остранны, эльф Леголас слышит жалобы камней, оплакивающих лесных эльфов, которые нежданно покинули их:
«Они огранили нас, вдохнули в нас жизнь и навеки ушли. Они ушли навеки, — сказал Леголас. — Давно нашли Вековечную Гавань».
А пребывание братьев по Кольцу в Лориэне, в гостях у Галадриэли, больше походит на остановку паломников в сакральном месте после долгого путешествия–посвящения. Фродо попадает в мир более чистый и светлый, и чувства его обостряются до предела. Так, «ему вдруг почудилось, что он уходит из сегодняшнего мира, как будто шаткий мостик был перекинут через три эпохи и вел к минувшим Предначальным дням. И Фродо не мог отделаться от мысли, что вокруг него оживает прошлое.. Здесь оно было живым и реальным… Лориэн жил так, будто зло еще не родилось».
Чуть погодя Толкиен, как истинный философ–созерцатель, куда более прозорливый, чем Рембо, добавляет:
«Тут нельзя было летом сожалеть о весне или мечтать зимою о лете — в неизменной жизни Благословенного края прошлое и будущее сливались воедино».
Затем Фродо, которому, как и Арагорну, уже никогда не будет суждено вернуться в этот дивный край, видит и запоминает дивный «ясень с матово–серебряной бархатистой корой и шелковой шелестящей золотой листвой», чтобы навсегда сохранить его образ в памяти. Дальше любовь Толкиена к деревьям побудит его написать великолепную историю поистине диковинных существ — онтов, полудеревьев–полулюдей, которые сыграют самую, пожалуй, главную роль в захвате Изенгарда, грозного оплота Сарумана. Ну а пока Владычица Галадриэль, вторя словам Элронда, горестно замечает:
«Мы переправились через горы еще до того, как пали первые западные твердыни, и с тех пор обреченно, без надежды на победу, однако не отступая, сдерживали зло».
А вот какой во время прощания с Лориэном предстает перед глазами Фродо эта властительница, воплотившая в себе один из самых очаровательных женских образов в творчестве Толкиена:
«Владычица не казалась могущественной и грозной, хотя была по–всегдашнему красива. Она неожиданно представилась хоббиту (как и всем, кто сталкивался с эльфами сейчас) неизменно юной и вечно прекрасной жительницей давно ушедшего прошлого».
О подобных образах остаются одни лишь воспоминания. Хотя, по словам Гимли, воспоминания совсем не то, чего желает душа.
После Лориэна Братство по Кольцу, лишившееся к тому времени общества Гэндальфа, — он, напомним, сгинул в бездне Мории — распадается. И следом за тем два хоббита, Пин с Мэрри, которым суждено прославиться ратными подвигами и среди людей, и среди своих соплеменников, встречаются с онтами. В этих легендарных, в прямом, этимологическом смысле слова, диковинных существах Толкиен выразил свое величайшее сострадание деревьям, обреченным на гибель. Он помнил иву, на которую лазал еще мальчишкой, и как ее, в конце концов, срубили, несмотря на его решительные протесты. Словом, его любовь и даже почтение к деревьям была сродни древнему друидскому культу.
Однако онты — совсем другая история. Онты — настоящие живые существа: они разговаривают и ходят, и сокрушаются о былом, потому что уж больно тревожат их нынешние смутные времена. Коротко говоря, то, что онты такие же существа, как эльфы и гномы, не вызывает никаких сомнений у всякого, кто попадает в чудесный мир Толкиена. Так, самый главный онт, Древень, объясняет Пину с Мэрри:
«Мы, онты, издревле назначены древопасами. Теперь нас маловато осталось».
И тут же прибавляет:
«В те давние времена отсюда до Лунных гор тянулся сплошной лес, а это была всего лишь его восточная опушка».
Ну а потом, сокрушается Древень, объявился Саруман с орками и все пошло прахом: лес стал гибнуть на корню, и спасти его онтам одним было не под силу. Да и сами онты теперь будто деревенеют, теряя былую самобытность и живость. Так, омертвение деревьев, весьма похожее на очерствение человеческих душ, грозит полным исчезновением и онтам. Тем более что их покинули онтицы.
И вот тут–то начинается один из самых волнующих рассказов в «Двух Твердынях» — 3–м томе «Властелина Колец». Древень рассказывает хоббитам печальную историю ухода и исчезновения онтиц.
Как известно, Толкиена связывали особые отношения с его женой Эдит, поскольку, как истинный британец, он отдавал больше предпочтения мужской дружбе и обществу. И в злополучной истории онтов он в метафорической форме пытается объяснить, отчего между мужчинами и женщинами порой фозникают неодолимые барьеры.
Дело в том, что духовно онтицы заметно отличаются от онтов, потому что больше всего желают, чтобы был порядок, довольство и мир; поэтому они разводят новые сады, возделывают новые пашни и постепенно отдаляются от онтов, и уже видятся с ними все реже. Онтицы трудятся не покладая рук — и делаются сутулыми и смуглыми, волосы у них выцветают на солнце. И вдруг в один прекрасный день они возьми да исчезни совсем. Онты пускаются за ними вдогонку — но все тщетно:
«Туда и сюда мы ходили — не было их нигде, очень нам стало горько».
Таким образом, быть может стремление онтиц к свободе сродни эмансипации современных западных женщин? В какой–то степени — да, и это настолько очевидно, что даже не нуждается в пояснении. Между тем «наших онтиц как и не было, только и остались у нас в памяти, и отросли у нас длинные седые бороды».
А тут еще одна напасть — Саурон, грозящий иссушить на корню все леса.
Потом Древень поет хоббитам песню, в которой он от имени всех онтов призывает онтиц вернуться:
«Скорей, скорей возвращайся ко мне, в веселый весенний край!»
И все же главное теперь — собрать войско, пробудив древних воителей от затянувшейся спячки.
Тропа войны, на которую онтов толкнули объявившиеся в их краях орки и, невольно, хоббиты, привела «древопасов» к самой великой победе в истории «Властелина Колец», ведь только им оказалось под силу разрушить несокрушимую твердыню Сарумана, притом почти без потерь.
Однако некоторое время спустя тема победы — на сей раз в разговоре Гэндальфа с Теоденом — звучит уже совсем по–другому. Так, перед битвой за Изенгард Теоден признается:
«Ведь даже если мы победим, все равно много дивного и прекрасного исчезнет, наверное, из жизни Средиземья».
И Гэндальф вторит ему тоном, не оставляющим ни малейшей надежды на будущее:
«Лиходейство Саурона с корнем выкорчевать не удастся, и след его неизгладим. Но такая уж выпала нам участь…»
Итак, даже великая победа не может изменить гибельный ход истории, отсрочив конец времен в мире Толкиена. Подобно Галадриэли, Древень и Теоден сознают, что времени у них впереди совсем мало. Ведь даже Валар, не раз сокрушавшим Мелкора, не удалось искоренить зло без остатка: оно неизменно возрождалось из его пепла. Конец мира предопределен еще и тем, что, будучи сведенным к обыденности, он уже никогда не обретет былого величия и непостижимой чарующей таинственности. Не случайно в радостный для всех час Древень с грустью подмечает:
