Николай Ефимов - Горькое лето 41-го
Не говоря уже о свидетельствах, зафиксированных в донесениях Особых отделов.
— К чему это привело, известно…
— Да, уже на 15-й минуте агрессии наши летчики — те, которые, несмотря ни на что, сумели взлететь, — вынуждены были идти на таран, потому как нечем было стрелять по вражеским самолетам. В результате — разгром нашей авиации прямо на аэродромах, особенно в полосе ЗапОВО. А ведь этим-то причины катастрофы не исчерпываются. Всего-то за четыре с половиной дня рухнул один из самых сильных — по количеству живой силы и боевой техники — округов.
— Вы сказали, что Сталин пытался разобраться в причинах трагедии 22 июня и даже проводил тщательное расследование…
— Да, оно шло всю войну, начиная с самого первого ее дня, и было завершено только в конце 1952 года. Перед теми генералами, которые были в приграничных округах и уцелели, Верховный поставил ряд вопросов, свидетельствующих о том, что он всерьез подозревал предательство. Основания для этого у Сталина были. Это видно даже по донесениям некоторых партийных секретарей в июне 1941 года.
— Где же Вы их нашли — эти вопросы?
— Все предельно просто: эти вопросы и часть ответов на них еще в 1989 году публиковал — начиная со своего 3-го номера — «Военно-исторический журнал». Однако в ЦК КПСС быстро спохватились и дальнейшую публикацию запретили. Пропагандой тогда командовал небезызвестный Александр Яковлев…
— По-моему, не все так однозначно. В то время, когда начали усиленно «раскачивать корабль», нужен ли был еще и такой «огонь по штабам»?
— Менее всего мне хотелось бы, чтобы у уважаемых читателей сложилось впечатление, что подобными сведениями бросается жирная черная тень на генералитет! Это было бы в корне неверно. Но мы должны, мы вправе знать о том, как на самом деле произошла трагедия 22 июня, почему, а также кто и в чем был виноват. Пусть самую горькую, самую нелицеприятную, но мы имеем право знать всю правду! Ведь скоро уже 70-летие трагедии 22 июня, а она до сих пор незаживающей раной ноет в исторической памяти общества.
— Значит, Вы считаете, той самой пресловутой внезапности 22 июня не было?
— О какой внезапности может идти речь и тем более на каком основании можно ею объяснять причины трагедии 22 июня 1941 года, если, во-первых, 18 июня Сталиным была санкционирована директива Генштаба о приведении войск первого стратегического эшелона в полную боевую готовность (и это не говоря о предупреждении Сталина еще 24 мая!), во-вторых, если в тексте известной директивы № 1 — той, что была передана в войска в ночь с 21 на 22 июня, — было прямо указано, что возможно внезапное нападение Германии, и более того, если четко было указано, что необходимо «быть в полной боевой готовности». Еще раз подчеркиваю, что в переводе с военного на гражданский язык «быть» в документе такого ранга означает, что до этого уже была соответствующая директива. По крайней мере для войск первого оперативного эшелона первого стратегического эшелона. В противном же случае должно было быть только «привести в полную боевую готовность».
— Тогда поясните, почему же все-таки произошла эта кровавая трагедия 22 июня 1941 года?
— В то, о чем пойдет речь, очевидно, трудно будет поверить, однако придется: против фактов и документов нелегко возражать. Так вот, в первом полугодии 1941 года с подачи руководителей военного ведомства в советском военном планировании, на мой взгляд, произошло нечто немыслимое, невероятное.
— Звучит зловеще…
— Да, ибо произошла негласная и незаконная подмена смысла и духа официально утвержденного Правительством СССР плана отражения агрессии, в том числе и принципа обороны. Вместо четко указанного в официальном плане принципа активной обороны, предусматривавшего при необходимости организованный отход войск в глубь своей территории, но с арьергардными боями — чего, к слову, Гитлер очень опасался и требовал от своих генералов не допустить этого, у нас появилась жесткая (упорная) оборона прямо на линии государственной границы.
— То есть в далеко не всегда выгодных для нас условиях?
— Конечно, особенно если учесть, что граница не везде еще была оборудована в достаточной степени. Но самое главное, конечно, что негласно и незаконно был подменен смысл официального плана. Согласно этому плану войска первого стратегического эшелона сдерживали и отражали первый удар, под прикрытием чего наши основные силы должны были быть отмобилизованы и сосредоточены, и затем — но только при благоприятной обстановке — переходили в решительное контрнаступление и уничтожали врага. Вместо этого войска основных приграничных округов на западных границах были жестко переориентированы на отражение агрессии методом немедленного, то есть по факту нападения, встречно-лобового контрблицкрига. То есть отражение агрессии гитлеровской Германии стали готовить, выражаясь языком военных, методом осуществления стратегических фронтовых наступательных операций.
— Действительно, разобраться непросто.
— Подмена именно тем и была опасна, что она фактически незаметна! Ее и сейчас-то не так уж легко заметить. Не меняя ни единой строчки в официальном документе, а всего лишь за счет переакцентировки усилий приграничных округов на подготовку к немедленному контрнаступлению, которое действительно официально предусматривалось.
— Но ведь не сразу же?
— Правильно, именно в этом все дело. Но тогдашнее руководство Наркомата обороны, как мне видится, практически полностью выхолостило суть официального плана. А ведь никакого другого плана, кроме того, который был утвержден 14 октября 1940 года, в СССР не было. Любая информация о всяких иных, якобы официально действовавших планах, не более чем сказки, к тому же далеко не безобидные.
— «Корректировка» очень походила на довоенные кинофильмы, когда коварный враг нападал и его тут же сметали с нашей земли.
— Еще раз подчеркну, что и в официальном плане контрнаступление планировалось, но только после сдерживания и отражения первого удара гитлеровцев. К тому же после сосредоточения наших основных сил и при наличии благоприятной обстановки. А вот «безграмотный сценарий вступления в войну» — так, кстати, в послевоенное время Тимошенко охарактеризовал произошедшее 22 июня, — составленный не без его активного участия, предусматривал немедленный лобовой встречный удар, как эффективный метод отражения агрессии. Более того! Эта негласная и незаконная подмена произошла в основном на принципах концепции «пограничных сражений» расстрелянного в 1937 году маршала Тухачевского.
— Арсен Беникович, все-таки объясните, чем был бы плох немедленный встречный удар?
— Войска, изготовившиеся отражать агрессию методом немедленного встречно-лобового контрнаступления, с точки зрения обороны находятся в крайне неустойчивом положении, и малейший удар по ним автоматически приведет к кровавой трагедии. Ударивший первым будет, что называется, «в дамках». Первым ударил Гитлер — СССР ни о какой агрессии не помышлял!
— Из Ваших слов можно прийти к выводу, что трагедия 22 июня — результат не просто ошибок высшего военного командования…
— Так ставить вопрос и тем более категорически утверждать что-то подобное я не стану — это за пределами моей компетенции. Но, как и у любого другого историка-исследователя, у меня есть право обратить внимание на некоторые важные моменты. 18 июня 1941 года Сталин разрешил привести войска первого стратегического эшелона в полную боевую готовность. Однако эта директива Генштаба, санкционированная Сталиным, оказалась невыполненной. Во всяком случае, далеко не везде выполненной, тем более в полном объеме!
— Как понимаю, Вы начисто отвергаете предположение, что Сталин готовил нападение на Германию? Ту самую «Операцию „Гроза“»?
— Я имею все основания заявить, что эта концепция легко опровергается строго документальными данными. Еще в 1974 году в советской исторической литературе был обнародован тот факт, что слово «Гроза» исполняло функцию общегосударственного пароля, по которому командующие войсками приграничных округов обязаны были вскрыть так называемые «красные пакеты» и немедленно ввести в действие находившиеся в них планы прикрытия государственной границы. Указывалось даже архивное дело, подтверждающее этот факт. Далее. На местах, то есть в округах, действовали пароли-аналоги. Например, в Киевском округе — «КОВО-41», в соответствии с которым командование округа вводило аналогичный режим действий. Если, например, спуститься по иерархической воинской лестнице еще ниже, то есть непосредственно в армии, корпуса и дивизии, то там были свои пароли-аналоги — в Западном округе, в частности, для командиров частей и соединений существовали такие пароли, как «Кобрин-41», «Гродно-41». То есть в зависимости от места дислокации того или иного соединения. Для стрелковых и артиллерийских полков этого округа существовал пароль «Буря», по которому командиры должны были немедленно вскрыть так называемые «красные пакеты» своего уровня и действовать в соответствии с находившимися там инструкциями. Так что никаких планов нападения на кого бы то ни было в СССР не было и в помине.
