Николай Ефимов - Горькое лето 41-го
— Да, произошло редкое в политике столкновение двух глобально противоречивших друг другу информаций. Одна говорит, что Берлин якобы хочет урегулировать все проблемы мирным путем, другая, что война на пороге. Что должен делать руководитель государства, крайне заинтересованный в том, чтобы лучше подготовиться к отражению агрессии?
— Наверное, прежде всего понять, где истина?
— Правильно. Доверять, но еще раз все проверить насчет того, что вот-вот бабахнет, и одновременно попытаться вступить в диалог даже с таким смертельным врагом, как Гитлер. Сталин это и сделал — приказал еще раз все тщательно проверить. Но тут пограничники сообщили, что с 18-го будет возобновлено выдвижение — оно было начато еще 13 июня, но тут же приостановлено, так как Англия еще не дала Гитлеру своих гарантий, — ударных группировок вермахта на исходные для нападения позиции. Причем доказывают это документально: приносят листовки с той стороны — немцы требуют от поляков удалиться из 20-километровой зоны, сдать лошадей и т. д. Не могу в этой связи не отметить, что в последние два-три мирных месяца, особенно в последние две недели перед войной, разведка погранвойск, вопреки своей тактической природе, все больше играла роль стратегической разведки. Это было уникальное явление, о котором у нас мало известно.
— Что же в этих условиях делает Сталин?
— Он поручает Молотову: «Дозвонись до Берлина, чтобы тебя там приняли». Не получилось: Берлин специально заблокировал все телефонные линии, что впоследствии подтвердил тогдашний нарком связи. Понимали, супостаты нацистские, что Сталин пытался спутать им карты, о чем записали в своих дневниках. Сталин не успокоился. Уже было ясно, что счет времени пошел в буквальном смысле на часы! А абсолютной — подчеркиваю это особо! — именно же абсолютной ясности с датой и временем нападения нет. Хотя, если честно, он самого Гитлера вынудил проболтаться о том, что агрессия планируется ориентировочно на двадцатые числа июня. Числа с 12–13 июня Сталин уже знал, что нападение планируется на 22 июня, на 4 утра. Это данные британского радиоперехвата, которые по каналам лубянской разведки попадали в Москву.
Но в то же время постоянно стоял вопрос: как быть? Ведь не дай-то Бог, это дезинформация?! Сами гитлеровцы то начинают выдвижение на исходные для нападения позиции, то его отменяют — к примеру нападение на Францию откладывалось 38 раз. И если в такой ситуации начнешь «играть мускулами» на границе, объявишь всеобщую мобилизацию — риск угодить в агрессоры слишком велик! Тем более что по тогдашним понятиям объявление мобилизации было равнозначно объявлению войны. Кстати, нельзя не упомянуть, что правительство Финляндии на пять дней раньше Гитлера объявило нам войну, открыто объявив 17 июня всеобщую мобилизацию в стране! Так что перед Сталиным стоял непростой вопрос: нельзя было дать ни малейшего повода для войны.
— И что же оставалось делать в такой ситуации?
— Скажу так: в повестку дня стал вопрос о срочном получении интегральной разведывательной информации в режиме, как сейчас говорят, реального времени. Сталин вызвал командующего ВВС РККА Жигарева и Берию, которому подчинялись пограничные войска, и приказал силами ВВС Западного Особого военного округа организовать тщательную воздушную разведку на предмет окончательного установления и документального подтверждения агрессивных приготовлений вермахта к нападению, а пограничники должны оказать авиаторам содействие. Все это четко подтверждается записями в журнале посещений Сталина. В ночь с 17 на 18 июня у него в кабинете были Жигарев и Берия. 18 июня в течение светового дня вдоль всей линии границы в полосе ЗапОВО с юга на север пролетел самолет У-2, пилотируемый наиболее опытными летчиком и штурманом. Через каждые 30–50 км они сажали самолет и прямо на крыле писали очередное донесение, которое тут же забирали у них бесшумно возникавшие пограничники.
— Откуда Вы об этом знаете?
— Самое интересное в этом факте то, что он взят из воспоминаний Героя Советского Союза, генерал-майора авиации Георгия Нефедовича Захарова «Я — истребитель». Перед войной он в звании полковника командовал 43-й истребительной авиадивизией Западного Особого военного округа. Вместе с ним в том полете был штурман 43-й авиадивизии майор Румянцев. С высоты птичьего полета они все разглядели, нанесли на карты и письменно отчитались через каждые 30–50 км. Они четко зафиксировали, что началось лавинообразное движение всей армады вермахта к линии границы. Вот как происходила окончательная интегральная проверка разведывательных данных!
— Как распорядились у нас этими данными?
— Именно в тот день, 18 июня, Сталин отдал приказ о приведении войск первого стратегического эшелона в полную боевую готовность! Директива была передана Генеральным штабом в войска, но фактически не была выполнена. Во всяком случае повсеместно не была выполнена. Кстати, длительное время никто не обращал внимания на то, что в поступившей в военные округа в ночь на 22 июня знаменитой директиве № 1 было написано: «Быть в полной боевой готовности». А это означает, что до этого уже была директива, потому что было указано не «привести», а «быть». Как минимум это самое «быть» касалось первого оперативного эшелона.
— Вы сказали, что директива не была выполнена. Но так ли это? Может, никакой директивы и не было — все придумано для последующего самооправдания?
— Впоследствии на суде бывший командующий Западным фронтом генерал Павлов сказал, что 18 июня была директива Генштаба, но он ничего не сделал, чтобы ее исполнить. И его начальник связи тоже это подтвердил. Да и в наше время появились документальные подтверждения, что директива все-таки была. Правда, саму директиву найти пока не представляется возможным. Возможно, во времена Хрущева она была уничтожена. Однако последние предвоенные приказы, например Прибалтийского округа, четко свидетельствуют о том, что его командование выполняло какое-то специальное указание Москвы. И в Киевском округе то же самое. И флоты отчитались о приведении в боевую готовность уже 19 июня. Тоже по этой директиве Генштаба. Да и материалы судебного следствия по делу Павлова и его генералов сохранились. Как говорится, подтверждение все-таки имеется.
— То есть Сталин даже знал, где будет направление главного удара?
— Да, обратите внимание, что упомянутая блицразведка с воздуха была осуществлена в полосе именно ЗапОВО. Это к тому, что у нас невесть на каком основании все привыкли считать, что катастрофа Западного фронта произошла потому, что-де Сталин приказал считать главным для вермахта направлением удара Юго-Западное, то есть Украинское. Не буду напоминать, что за вермахт решал Гитлер, а не Сталин, однако даже из приведенного выше частного, но имеющего колоссальное стратегическое значение факта видно, что Сталин опасался прежде всего удара на Белорусском направлении в полосе ЗапОВО (с 22 июня — Западный фронт). Именно там и была проведена воздушная блицразведка. В тот момент, видимо, никакой другой информации уже не поступало…
— И все-таки 22 июня произошла катастрофа…
— Так она уже и не могла не произойти. Мало кому известно, например, следующее. Невзирая на директиву о приведении в полную боевую готовность, несмотря на окончательно установленный факт выдвижения ударных группировок вермахта на исходные для нападения позиции, у нас происходило нечто невероятное. К примеру, по свидетельству в прошлом ярого антисталиниста, но впоследствии выдающего философа и державника Александра Зиновьева, отдавались приказания отвести танки в парк (на так называемый парко-хозяйственный день), сдать снаряды на склад.
Другие данные свидетельствуют о том, что тяжелую артиллерию оставили без тягачей, в некоторых местах сливали горючее из баков танков и самолетов. В стрелковых частях до сведения командиров не были доведены планы обороны — в ряде мест стрелковым дивизиям даже не были нарезаны полосы обороны. Хуже того! 21 июня приказали отобрать патроны и оружие, разминировать предполье и вывезти все мины и т. д. И это после прямых приказов командования войсками округов о приведении в боевую готовность. Несмотря на четко установленный факт сосредоточения авиации люфтваффе на аэродромах передового базирования и даже на то, что, к примеру, командующий ВВС ЗапОВО генерал Копец лично убедился в достоверности всего того, что установили Захаров и Румянцев, командование ЗапОВО отдало более чем странное — это если мягко — распоряжение. Приказ о разоружении самолетов передового базирования, снятии с них всего боезапаса, отправлении летного, особенно командного состава по домам. Да и сам Павлов, как известно, в ночь перед войной с упоением смотрел мольеровского «Тартюфа» в окружном театре. И это ведь не домыслы, а свидетельства очень уважаемых людей, боевых генералов, которые лейтенантами встретили войну на границе.
