Ханнес Ростам - …Ваш маньяк, Томас Квик
Затем реконструкция продолжается в форме долгого диалога между Квиком и Пенттиненом, где следователь все время дает обратную связь. Он напоминает Томасу то, что тот рассказывал на допросах, уточняет и вносит собственные предложения.
Около тридцати зрителей наблюдают, как Квик убедительно показывает — на этом пустынном месте он двенадцатью годами ранее хладнокровно убил двух человек. Полгода спустя эта пленка, как известно, произведет сильное впечатление на суд первой инстанции в городе Йелливаре, когда отредактированная видеозапись реконструкции будет продемонстрирована в зале суда. На видео Сеппо Пенттинен наложил голос диктора: «Во время действий Квика, реконструирующих нападение, возникла техническая неполадка в записывающем устройстве. Перерыв продолжался около минуты».
Утверждение Пенттинена о перерыве на одну минуту — неправда. Камеру снова включают в 17.14. Что происходит за тот час, который выпал из видеозаписи? Вспоминает Ян Ульссон:
— Томас Квик и Сеппо Пенттинен отошли в сторонку и долго беседовали. Затем мы услышали, что палатку приведут в первоначальное состояние и реконструкция будет повторена.
По словам других полицейских, находившихся на месте, в перерыве Квик беседовал также и с Кристианссоном. Сам Стюре Бергваль вспоминает, что во время того разговора Пенттинен положил руку ему на плечо и произнес: «Ты ведь помнишь — ты рассказывал, как отсоединил карабины внешней палатки и отогнул тент?»
— Эта небольшая информация помогла мне начать действовать и продолжать, исходя из нее, — говорит Стюре Бергваль.
Ян Ульссон описывает продолжение:
— Очень собранный и сосредоточенный Томас Квик искусственным ножом осознанно воспроизводил отдельные части события в полном соответствии с проведенным нами анализом.
Однако дело обстояло еще хуже. За год до этого Ульссон проанализировал ход событий и выяснил, что все не могло происходить так, как описал Квик. На той фотографии, которая имелась в распоряжении Яна поначалу, внутри палатки у разреза стоит мешок с мусором. Мешок стоит, накренившись, упираясь в спальный мешок мужчины. Пара банок из-под пива, видимо вывалившихся из мешка, валяются на полу палатки. На основании этого снимка представляется разумным предположить, что злоумышленник проник в палатку через разрез.
Затем поступили другие фотографии, сделанные первым полицейским патрулем, прибывшим на место происшествия. Они осторожно приподняли палатку и сделали несколько снимков. На них мешок с мусором стоит вертикально, а на самом верху переполненного мешка в состоянии хрупкого равновесия лежит банка из-под пива. По мнению Яна Ульссона, невозможно себе представить, чтобы преступник пробрался в палатку через разрез, не уронив мешок. Во всяком случае, банка точно должна была упасть.
Увидев, как Квик залезает в палатку через разрез и атакует спящую пару ножом, Ян Ульссон вдруг осознал, что Квик воспроизводит то, что было записано в его тексте, а не то, что происходило на самом деле. Что-то было не так, причем капитально.
Ульссон стоял на опушке леса, наблюдая за реконструкцией с почтительного расстояния. Он испытывал острое неприятное чувство по поводу двух вопросов, которые навязчиво вертелись в голове: зачем Квик разыгрывает последовательность событий, в которых он сам, похоже, не участвовал? И, что еще более тревожно, каким образом Квику стало известно о результатах анализа, проведенного следственной группой?
Самые очевидные ответы на эти вопросы приводили его в ужас.
Ян Ульссон заглушил свои сомнения, внушив себе, что не знает всего дела в целом. Он не читал протоколы допросов Квика и не знал тех серьезных улик, которые, по словам других, существовали в деле.
Во время повторной реконструкции Томас Квик несколько раз уточнил, что идея отправиться на место для стоянки близ Аккаяуре принадлежала Йонни, который знал, что голландская пара расположилась на ночевку там. Фаребринк хотел убить их, потому что они оскорбили его при встрече, имевшей место несколькими днями ранее.
Едва Квик прибыл на место, как и у него возник мотив убить супругов. Накануне он встретил мальчика на велосипеде, которого принял за сына голландской пары, что Квик и объяснил им на смеси ломаного английского и немецкого. Но голландцы ответили, что у них нет никакого сына.
В психотическом сознании Томаса Квика отрицание супругами собственного сына было предательством, за которое они заслужили смерть. Йонни Фаребринк согласился с ним:
— Да, видишь, какие они свиньи! Мы им покажем!
Теперь, когда и Фаребринк, и Квик, исходя каждый из своего заблуждения, приобрели мотивы убийства иностранных туристов, Квик остался на месте охранять приговоренных к казни, в то время как Йонни уехал в Йелливаре, чтобы одолжить ружье.
На этом этапе Ян Ульссон подошел так близко к Квику, что слышал его рассказ. Он отвел Кристера ван дер Кваста в сторонку и сказал:
— Нет такого человека, который уехал бы одолжить дробовик, чтобы убить двух человек. Не можете же вы поверить во все это?
Вопрос Ульссона повис в воздухе, в то время как Квик рассказывал дальше.
Фаребринк вернулся к месту стоянки без огнестрельного оружия, так что они использовали три ножа, когда большим количеством ударов убили спящую пару. После убийства Квик и Фаребринк поехали «домой к старику», у которого ночевали предыдущей ночью. Они заставили старика посмотреть на изуродованные тела в палатке, чтобы он понял, что будет с тем, кто посмеет противоречить Йонни.
Кто этот самый старик, выяснилось только спустя сутки.
На следующий день инспектор криминальной полиции Тюре Нессен ведет белый микроавтобус в сторону Мессауре. Он сам прекрасно знает эти места, и Квик в качестве провожатого его раздражает.
— Мне было просто стыдно за него. Совершенно очевидно, что он понятия не имел, где находится и куда надо ехать, — рассказывает мне Нессен.
Наконец они проезжают табличку с названием «Мессауре». Заросшие дороги указывают, где раньше располагался поселок, но никто в автобусе не обращает внимания на очевидный факт — поселка Мессауре больше не существует.
Из этого места, где нет ни домов, ни людей, Томас Квик, по его утверждению, уехал на рейсовом автобусе.
После долгого кружения компания приближается к дому, где все еще обитает последний житель Мессауре Руне Нильссон. Микроавтобус останавливается, Квик выходит и прикрывает рукой глаза, словно защищаясь от невыносимого зрелища. Затем драматично падает на колени и начинает надрывно рыдать. Придя в себя, он говорит:
— Ничего личного против тебя, Сеппо.
— Понимаю, — говорит Пенттинен.
— Но ты… вы убиваете его! — Квик снова рыдает — отчаянно, судорожно, со стонами. — Здесь такой затхлый запах.
— Правда? — переспрашивает Пенттинен.
— И Йонни очень опасен!
При мысли об опасности Йонни Квик снова принимается рыдать — так безудержно, что не может больше говорить. Наконец ему удается выдавить из себя слова — судорожно, по одному:
— Старик говорит «нет»… И… его… все… это… мало… трогает.
Санитары Квика сидят в автобусе, однако внезапно, обратив внимание на его состояние, приходят на помощь с новыми таблетками бензодиазепина. Квик принимает то, что ему дают.
Биргитта Столе также присоединяется к группе, чтобы помочь Квику справиться с кризисом.
— Я не вынесу этого, — говорит Квик.
— Что так ужасно — поведение Йонни по отношению к старику? — спрашивает Столе. — Что такого ужасного он делает?
Квик объясняет, что Йонни Фаребринк угрожал старику ножом, в то время как сам Томас стоял беспомощный, не в силах вмешаться.
— Я понимаю, — кивает Столе. — Ты стоял как парализованный.
— Обещай, что ты будешь добр к нему, — просит Квик Пенттинена.
Поговорив еще немного возле дома Руне Нильссона, Квик хочет уехать. Но когда он направляется к автобусу, ноги не несут его. Он принял слишком много лекарств, и ему нужна помощь санитаров, которые поддерживают и ведут его.
Они забираются в автобус и отправляются обратно в сторону Йелливаре. На этом последняя задача поездки в Лапландию выполнена. Тюре Нессен покидает Мессауре в мрачных размышлениях.
— В тот день, когда мы побывали в Мессауре, мне было по-настоящему стыдно за то, что я полицейский, — подводит он итог своим воспоминаниям о событиях 11 июля 1995 года в разговоре со мной.
Примерно месяц спустя, около семи утра 17 августа, Руне Нильссона забирает полиция. Его отвозят в полицейский участок в Йоккмокке, чтобы допросить о «его действиях и наблюдениях летом 1984 года». У него берут отпечатки пальцев и обращаются с ним так, словно это он является подозреваемым в убийстве близ Аккаяуре.
