Курск 1943: Величайшая битва Второй мировой войны - Теппель Роман
В военном дневнике LXVIII танкового корпуса 10 июля 1943 года отмечено: «В ходе обмена опытом боевых действий между начальником [штаба корпуса] и начальником штаба танкового корпуса СС однозначно выявилась картина того, что многочисленные и хорошо обеспеченные танками танковые подразделения противника на участках обоих корпусов никогда не прибегали к концентрированным большим наступлениям. Противник в большинстве случаев наступал небольшими группами по 20–30 танков. Возможно, причину этого следует искать в низкой боеспособности русской пехоты, которая в основной своей массе сформирована из очень старых и очень молодых людей. Люди среднего возраста почти полностью отсутствуют. Тем самым противник вынужден использовать свои танки для поддержки морального духа своей пехоты» [258].
Можно привести много подобных высказываний, причем не только для оборонительной фазы, но и для советских контрнаступлений «Кутузов» и «Полководец Румянцев». В отчетном докладе I батальона 35-го танкового полка (4-я танковая дивизия) от 21 августа 1943 года говорится об отражении советской танковой атаки на участке немецкого XLVI танкового корпуса во время проведения операции «Кутузов»: «Продолжающиеся потери, наконец, подвигли противника к тому, чтобы на открытой местности держаться на больших расстояниях. В атаке он передвигался только вместе с пехотой через деревни и овраги и тем самым спровоцировал “дружественный огонь“, так как потом был обстрелян собственными танками, находящимися на заднем склоне в засаде. Гибкость в выборе благоприятного места для атаки отсутствует. Даже там, где уже стояло множество подбитых танков, он продолжал упрямо атаковать. Кроме использования танков для поддержки пехоты, он пытался применить их на немецкий манер, для прорыва обороны силами танковых бригад. Однако русские командиры явно недостаточно обучены, чтобы после прорыва пехотных позиций продвигаться дальше. Танки останавливались и осматривались вокруг до тех пор, пока их наконец не подбивали» [259].
Последний пример, на этот раз о потерях советской пехоты во время летней кампании 1943 года, взят из уже упоминавшегося доклада подполковника Криста: «Русская пехота повсеместно очень плоха и начинает атаку в целом только с сопровождающими танками. Она несет немыслимые потери, вряд ли вообще обучена, идет вперед без борьбы и почти без руководства. В плен был взят лейтенант, который до войны работал в регистратуре, получивший без обучения 30 человек в подчинение и этот, так называемый взвод, должен был вести в атаку на немецкие укрепления» [260]. В этих отчетах речь идет не о пропаганде, а о секретных материалах, подготовленных для военного руководства в целях изучения опыта боевых действий.
Помимо недостаточного обучения солдат и отсутствия опыта у советских командиров нижнего и среднего звена, также и ошибки на высшем командном уровне явились причиной огромных потерь Красной Армии. Снова и снова советское руководство посылало свои войска во фронтальные атаки против мощнейших сил немецкого фронта. Так было 12 июля у Новосиля и Прохоровки, 15 июля у Понырей и Теплого и 17 июля у Дмитриевки и Куйбышево. Для многих советских военачальников потери просто не играли никакой роли, и они и в дальнейшем раз за разом посылали своих солдат в «бессмысленные и кровавые атаки» [261]. Немыслимые потери, разумеется, полностью скрыть было нельзя. Советские командиры были вынуждены оправдывать их таким образом, чтобы не возбудить подозрение, что высокие потери возникли из-за их собственной некомпетентности. Ведь Сталин уже арестовал и даже расстрелял не добившихся успехов некомпетентных полководцев.
По сравнению с огромными советскими потерями немецкие потери в Курской битве кажутся умеренными. Но такой вывод неверен, поскольку по германским меркам потери вермахта были очень высоки, и боеспособность германских сухопутных войск к концу лета 1943 года была исчерпана. Однако это не являлось следствием провалившейся операции «Цитадель», поскольку материальные потери в обороне во второй фазе операции были выше, чем при наступлении на Курск. Если бы вермахт в начале июля не начал наступление, Красная Армия все равно бы провела свое запланированное наступление. В своих мемуарах Гудериан говорил об имевшейся возможности избежать крупных сражений на Восточном фронте, с тем чтобы пополненные весной танковые подразделения сохранить в качестве резерва, но в действительности это было невозможно. В любом случае вермахт был бы втянут в тяжелые бои и понес большие потери. И эти потери совершенно точно были бы не меньше, чем понесенные в ходе операции «Цитадель». Эту гипотезу можно подкрепить многочисленными примерами. Командование группы армий «Центр» 9 августа 1943 года представило Генштабу Сухопутных войск сводку танковых потерь, понесенных танковыми подразделениями группы армий «Центр» за период с 5 июля по 1 августа 1943 года. Этот период включал в себя как наступательные бои в рамках операции «Цитадель», так и оборонительные бои против советских атак в рамках операции «Кутузов», начавшейся 12 июля. Из восьми сражавшихся танковых дивизий самые большие потери в 55 безвозвратно потерянных танков понесла 5-я танковая дивизия. Но эта дивизия не принимала участия в операции «Цитадель».
Второе место по потерям с 45 танками заняла 2-я танковая дивизия, за ней — с 41 танком 8-я танковая дивизия, которая также не участвовала в наступлении на Курск. По остальным пяти танковым дивизиям потери составляли от 14 до 27 танков. Все эти дивизии участвовали после прекращения операции «Цитадель» также и в оборонительных сражениях у Орла.
Обе танковые дивизии СС «Дас Райх» и «Мертвая голова» 30 и 31 июля 1943 года безвозвратно потеряли при контратаке у Миуса 23 танка и САУ. Это было ровно столько же, сколько было списано за весь период с 5 по 18 июля, то есть за все время проведения операции «Цитадель». При этом нужно учесть, что обе дивизии у Миуса имели значительно меньше боеготовых танков, чем в начале «Цитадели», и эти потери для них имели относительно больший вес.
Напротив, по сравнению с советскими потерями потери немецких войск в личном составе при проведении операции «Цитадель» были относительно выше, чем в последующих оборонительных боях. Соотношение потерь при наступлении на Курск, согласно приведенным выше данным, составляло 1:4, в то время как за все время Курской битвы —1:6. Это не вызывает удивление, поскольку хорошо укрепленные оборонительные сооружения на Курской дуге прорывались в основном ударными гренадерскими частями. А Красная Армия при обороне от немецких атак, прежде всего на северном участке Курской дуги, опиралась не на свою пехоту, а на мины, танки и артиллерию. Совершенно справедливо утверждение генерал-фельдмаршала фон Клюге от 11 июля о том, что провал наступления 9-й армии произошел вследствие «воздействия вражеской артиллерии, минометов и систем залпового огня» [262].
Традиционно военные потери при наступлении выше, чем при обороне, поскольку обороняющиеся имеют защиту в виде окопов, ячеек, укрепленных сооружений и бункеров, в то время как атакующие вынуждены покинуть свои укрытия. Несмотря на это, немецкие ударные подразделения после «Цитадели» не были полностью истощены, как это утверждали немецкие генералы в своих послевоенных мемуарах и постоянно подчеркивалось в советских исторических изданиях. Это подтверждается, например, оценками боеготовности дивизий, которые делались командирами дивизий в еженедельных отчетах. 18 июля 1943 года командиры 3-й и 11-й танковых дивизий, а также танковогренадерских дивизий «Дас Райх», «Мертвая голова» и «Великая Германия» доложили командованию 4-й танковой армии о том, что их части полностью готовы к «выполнению любых задач по наступлению» [263]. Это была высшая оценка, которую мог выдать командир. В отношении 255-й пехотной дивизии, для сравнения, 5 июля была дана оценка «условно готова для наступления».
