Энтони Берджесс - Хор из одного человека. К 100-летию Энтони Бёрджесса
— Откройте «Быть или не быть».
Я тяжело дышал, Эверетт задыхался.
— Смотрите, — сказал Эверетт.
И я прочел ужасный деревянный шрифт на грязно-желтой сморщенной бумаге:
Служить иль умереть, вот в чем вопрос?
И разума страданий стоит ли все это,
Иль пушкой бить по океану в буре
И прекратить сражения навек.
— Пиратская копия, — сказал я. — Какой-то горе-стенографист записал во время представления в «Глобусе». Задолго до появления благословенных изобретений Питмана и Грегга. Иероглифика, я полагаю, так это называется.
— Поразительно! — сказал Эверетт и спросил Теда: — Можно я это возьму?
— Да хоть навовсе берите, мне все равно, голубчик.
— Бессмыслица какая. Да все библиотеки Америки будут вас умолять о ней. Она принесет вам состояние! Невероятно!
И Эверетту привиделась на циферблате часов над барной стойкой другая книжка, еще не опубликованная, куда лучше той, что он сейчас держал в руке, хоть и не будет из-за нее такого переполоха в научных кругах. И эта книга стихов Эверетта, думал он, может вот так же пролежать столетие или даже больше в каком-нибудь пабе, если такие еще сохранятся, а потом задержавшиеся после закрытия посетители, которые, конечно же, никуда не денутся, пока существуют пабы, извлекут ее из ящика с книгами, пропахшими пылью и яблоками.
— Десять процентов, по рукам?
— Пятьдесят процентов, если хотите, голубчик. Каждому по половиночке.
Это напомнило мне: «Тяпнем по половиночке перед сном».
Глава 20
Верите или не верите вы в то, что произошло напоследок, я не знаю и знать не хочу. И думаю, что вы поверите не очень, уж в этом у меня сомнений нет, но, пожалуйста, не лишайте бедного нытика, старину Денхэма, уже вернувшегося в Токио, права на эту малую толику фантазии.
Кроме того, я ведь еще проповедую некое добро, показывая — пусть и не без выдуманных примеров, — что воздаяние находит тех, кто никогда не грешил против стабильности, не играл с огнем в супружестве, чья жизнь и брак в полной безопасности и не лишены восторгов и увлекательности, в основном потому, что их труды важны для общества и для них самих. Вот судите сами.
На следующий день после похорон я вернулся самолетом, зная, что дома обо всем уже позаботились — Берил написала о своих обязанностях, банк подтвердил исполнение завещания. Имущество мистера Раджа в полиции (его тело также в распоряжении полицейских, предназначенное вместе с книгами, одеждой и специями его брату из Греевской школы барристеров). Я же взял себе только одну вещь, ему принадлежавшую, то, что больше никому не понадобится.
Я прибыл в Токио в страхе, но нашел все в полном порядке. Мисима проявил себя усердным работником и, похоже, малость переусердствовал, ибо остальные сотрудники улыбались и кланялись, когда я появился в офисе. Так что все прошло спокойно. Я не получил никакой личной почты из Англии, исключая письмо от Райса, который сообщал, что он прослышал о смерти моего отца из неких источников и что о ней вроде бы объявили в какой-то телевизионной программе. Нет, не то чтобы он смотрит телевизор, но какому-то дураку втемяшилась идея, что это я сам объявил о смерти отца, что явно невозможно, поскольку Райс-то знает, что я в Токио и в любом случае не мог появиться на Британском телевидении. Мне следовало бы, писал Райс, послать ему телеграмму с просьбой разрешить слетать домой, что он немедленно разрешил бы, но моя преданность Компании, выраженная в решении оставаться в Токио с разбитым горем сердцем, принята во внимание и высоко оценена одним из нас и всеми остальными.
Так что все обошлось.
Месяцем позже я сидел в кабинете, и клерк объявил, что ко мне пожаловали двое посетителей. Я писал, ожидая их появления, изображая занятость, но готовность в любую минуту вынырнуть из пучины важнейших занятий и двинуться им навстречу с открытым сердцем и с протянутой рукой. Но, еще не успев оторваться от бумаг, я услышал знакомый голос.
— Ну, голубчик мой, небось не думали увидеть нас здесь?
Оба они смотрелись модно, по-туристически. Тед с камерой через плечо, Вероника — видение в белом и жемчугах, явно не от Микимото[91].
— Совсем не ожидал, — сказал я, — но все равно польщен. Вам деньжат привалило или послевоенные хозяева пабов всегда так поступают?
— Кругосветное путешествие, — сказала Вероника, голосом леди, которому Тед повиновался как раб, — спасибо вашему другу Эверетту.
— Это всё «Амлет», голубчик, — сказал Тед, — помните, небось? Куш немалый, никогда бы не подумал. Наши имена в газетах пропечатали, вот где, не в лучших, как «Мэйл» или «Миррор». Газетенки, мы и не слышали про такие, но все же пропечатали. Никогда не ожидали такой суматохи, да, голубушка? — обратился он к Веронике, — и ее купили, книженцию, какой-то Фолджер или как его, из Америки. За доллары купили. И старина Эверетт получил свои десять процентиков, так что он печатает теперь свои стишки. И все счастливы.
— Присаживайтесь, — предложил я. — Пойдем выпить через минуту. Значит, вы ушли на покой?
— О нет, голубчик, — сказал Тед, очень ладный в своем костюме, пошитом в Палм-Бич, рыжеватых туфлях и с легкомысленной шляпой туриста на коленях. — Просто отпуск, и все тут. И чуток отвлечься. Мы отхватили неплохой кусочек, но не такой уж и большой. Так ведь, голубушка? — обратился он к Веронике.
— Я очень рад, — сказал я. — Знаете ли, я совсем забыл об этой нашей любопытной находке. Это случилось в ночь похорон, если правильно помню.
— Выглядите пополневшим, — сказал Тед, шевеля носом. — Да, именно, голубчик. Но как говорится — в здоровом теле, здоровый дух.
— И что нового дома?
— О, Седрик присматривает за «Лебедем», Селвин и Сесил ему в помощь. А Элис Уинтерботтом подумывает о новом замужестве. Быстро оклемалась.
— За кого? За Джека Браунлоу?
— Не-еее, — прыснул Тед. — Не за того, а за типчика, с которым она работает в клубе. Подумывает и сама открыть паб. Деловые отношения важнее всего, как я понимаю. Любовь — она говорит, что никогда больше не выйдет по любви.
— А дочь Эверетта?
— Да, сомнительная шлюшка. Приходит в паб с папой. Постоянный клиент уже.
— О, она хорошенькая, — заметила Вероника, — и довольно умна. Хотя, скажу, что зубы у нее вставные. Страшная кокетка к тому же.
— Запомните мои слова, — сказал Тед, — однажды она влипнет в неприятности.
Мы отправились завтракать в ресторан, коньком которого была рыба. Рыба плавала повсюду в стеклянных аквариумах, расставленных по всему залу, и можно было выбрать любую, просто показав пальцем. Тед наслаждался, Вероника выказывала отвращение.
— Моя бедная старушечка, — сказал Тед.
— Старые проблемы? — спросил я.
— Мне уже гораздо лучше, — успокоила Вероника, — большое спасибо.
Я взял отгул до конца дня и отвез Веронику и Теда к себе домой. Вероника пришла в восторг, Теду все это было неинтересно. Пока Вероника бродила по саду, мы с Тедом разговорились. Скоро беседа превратилась в монолог Теда.
— Шекспир, — сказал он. — Я знаю, что ту книженцию не он написал, но она запала мне в душу с недавних пор. Частично потому, что, если бы он не жил, никто бы не потрудился написать такую книгу и мы бы не получили все эти деньги. Но мы имеем на них право в известной степени, знаете ли, потому что он всегда обещал что-то такое Арденам, знаете ли, из Арденов была его мать, как вы, может, слыхали, а может — не слыхали. Всегда приходил играть к Арденам, когда был мальцом, и очень любил дядьев и теток. Всегда говорил, что станет знаменитым и оставит деньги Арденам, потому что все говорили, что он больше удался в Арденов, чем в Шекспиров. И Ардены с Шекспирами никогда не ладили на самом деле, знаете ли. И забавник был Уилл в юности, так они его называли, и папашу своего не переваривал. Настоящий Арден он был. Сбежал из дому, потому что не переваривал отца.
— Откуда вы все это знаете? — спросил я.
Тед уставился на меня.
— Откуда я знаю? Это ж в роду у нас, передавалось от отца к сыну. И это такая же правда, как то, что я сижу вот туточки, — он помолчал, изумленный. — В Японии, — добавил он. — Никогда не думал, что окажусь в Японии.
Одна из моих служанок подала нам холодное пиво и отнесла кружку Веронике в сад. Стоял великолепный день, усыпанный цветами.
— Чертово великолепие, — заметил Тед, — как на картинах.
— Расскажите еще, — попросил я.
— Чудно, — сказал Тед, — что столько людей это интересует. Даже профессора дома об том книгу стали писать. Закатились в паб, вот до чего дошло. И очень они Селвином заинтересовались.
— Продолжайте.
— Авто-тень-пично, все талдычили. Нету, мол, никаких доказательств, что это авто-тень-пично. Я им сказал, что мне по барабану, авто-тень-пично это или нет… Ладно, сказать, на чем Уилл спекся?
