Илья Гилилов - Игра об Уильяме Шекспире, или Тайна великого феникса
Трудно, конечно, представить, чтобы история, подобная успеху айрлендовских фабрикации, могла произойти сегодня, когда наука располагает техническими возможностями для их распознавания уже в самом начале. Однако попытки как-то заполнить пропасть, отделяющую Шакспера от Шекспира, случаются и в наши дни, и некоторые домыслы по своей фантастичности недалеко уходят от кустарных поделок младшего Айрленда. Вот совсем недавно один западный шекспировед повторил старую и давно забытую выдумку, что Шакспер-де был в молодости школьным учителем; другой утверждает, что в "потерянные" годы он был секретарем у самого Фрэнсиса Бэкона! Разумеется, никаких научных, основанных на фактах доводов авторы таких домыслов привести не могут, но некоторое время они обсуждаются публично, оставляя кое у кого впечатление, будто "что-то в этом, наверное, есть".
Первая по времени и самая масштабная фальсификация "шекспировских" документов обнажила самое уязвимое звено в стратфордской легенде отсутствие достоверных документальных подтверждений не только каких-то писательских занятий Уильяма Шакспера, каких-то его связей с выдающимися личностями эпохи, но даже и его элементарной грамотности.
На стратфордских реликвиях крах Айрлендов почти не отразился, ведь никаких "шекспировских рукописей" в Стратфорде, слава Богу, не демонстрировали, остальные же "экспонаты" выглядели сравнительно безобидно. В своей книге очерков, изданной в 1820 году, американский писатель Вашингтон Ирвинг рассказывает, как во время посещения Стратфорда он видел детали ружья, из которого Шекспир убил оленя в парке сэра Люси, шпагу, с которой он играл Гамлета (!) и тому подобное. А в нескольких милях от Стратфорда американцу показали "ту самую" дикую яблоню, под которой, как ему объяснили, когда-то заснул, не добравшись домой после пивного состязания с соседями-бедфордцами, молодой Шекспир...
В XIX веке Стратфорд постепенно стал превращаться в культовый город-реликвию. Специально созданный "Шекспировский Трест" постепенно скупил основные строения, в той или иной степени связанные (или привязанные позже) с Шакспером и его семейством, привел их в порядок и сделал доступными для посетителей. Посетители, количество которых росло с каждым годом, заходя в эти дома, за понятным отсутствием там книг, принадлежностей для письма и вообще каких-либо признаков интеллектуальных занятий бывших обитателей, могут осматривать богатое собрание старинных кроватей, одеял, подушек, чугунных и глиняных горшков, тарелок и других нехитрых принадлежностей провинциального быта Англии XVI-XVII веков...
Первые сомнения. Бэконианская ересь
С наступлением XIX века статус Великого Барда, по мере постижения глубин его творчества, продолжал неуклонно расти. Для Колриджа и Карлейла Шекспир - уже не только великий английский драматург, но пророки гений, богоподобная фигура, олицетворяющая духовную силу английской нации. На этом фоне как стратфордские "предания", так и извлекаемые из архивов документы выглядели странно. Рисуемый биографами образ провинциального полуобразованного парня, ставшего вдруг величайшим писателем, поэтом, мыслителем и эрудитом, начал вызывать недоумение. "Он был титаном в вакууме - без всяких связей со своим временем, местом и современниками" {24}, скажет уже в нашем веке шекспировед Дж. Гаррисон. Он говорит о прошлом, но ведь убедительно заполнить этот вакуум стратфордским биографам не удается и сегодня...
Самые первые сомнения в истинности общепринятых представлений о личности Шекспира были высказаны еще в конце XVIII века Г. Лоуренсом и Дж. Уилмотом, хотя об их работах было тогда известно лишь немногим.
Знаменитый английский поэт С. Колридж(1772-1834), для которого Шекспир был более чем полубогом, первым высказал сомнения открыто и громогласно. Его сомнения, однако, касались не авторства стратфордца, которое, базируясь на стратфордском монументе и других реликвиях уже функционировавшего культа, представлялось тогда бесспорным. Колридж усомнился в правильности и полноте биографических фактов, из которых состояли тогдашние жизнеописания Великого Барда, хотя эти жизнеописания пытались - добросовестно и с большим трудом соединить, сплавить воедино столь несовместимый материал, как шекспировские произведения и стратфордские документы и "предания". Заслуга Колриджа в том, что он первый обратил внимание всех на их несовместимость: "Спросите ваш здравый смысл, возможно ли, чтобы автором таких пьес был невежественный, беспутный гений, каким его рисует современная литературная критика?".
Однако знаменитое завещание и другие стратфордские документы не были сочинены или сфабрикованы бесхитростными шекспировскими биографами, против которых ополчился Колридж. Просто эти биографы (впрочем, и сам Колридж тоже) принимали как само собой разумеющуюся данность, что человек, похороненный в стратфордской церкви св. Троицы, к которому эти документы относились, и был Великим Бардом Уильямом Шекспиром. Перемешивая факты из двух совершенно различных биографий, они оказывались в тупике, которого (в отличие от поэта и мыслителя Колриджа) не ощущали.
Свидетельства о человеке из Стратфорда были многочисленны и в своем большинстве вполне достоверны, а их чудовищная несовместимость с шекспировскими творениями могла означать только одно: Уильям Шакспер не был ни поэтом, ни драматургом; под именем Уильяма Шекспира - Потрясающего Копьем писал кто-то другой.
Джозеф Харт в своем "Романе о прогулке на яхте" (1848) первый четко и недвусмысленно сформулировал эту мысль. С тех пор споры о проблеме шекспировского авторства - о "шекспировском вопросе" - не прекращались ни на минуту, лишь росло количество предлагаемых решений, менялись имена оппонентов и пополнялся арсенал приводимых ими аргументов и контраргументов, да колебалась степень интереса к дискуссии со стороны читательских масс.
Первые критики обращали внимание на несуразности традиционных, "солидных" по своему возрасту и авторитету авторов биографий Шекспира, на полное несоответствие рисуемого ими образа Барда и его произведений, на отсутствие каких-либо достоверных подтверждений писательских занятий стратфордца, на немыслимое для титана мысли и слова убогое завещание. Первые нестратфордианцы еще не могли знать о многих фактах, которые будут открыты только позже и которые подкрепят - и уточнят - их аргументацию. Идя неизведанными путями, они прибегали к догадкам и предположениям, не всегда достаточно обоснованным, часто проявляли излишнюю торопливость в выводах, недооценивая всей беспрецедентной сложности проблемы, гениальной предусмотрительности тех, кто когда-то стоял у истоков легенды.
И конечно, на долю этих первопроходцев выпали все трудности и препятствия, которые всегда вставали перед критиками традиционных, пришедших из далекого прошлого и на этом основывающих свой авторитет мифов и догм. Но, с другой стороны, и противник перед ними сначала был довольно слабый, коль скоро тема дискуссий выходила за пределы текстологических тонкостей, "темных мест" и разночтений. Наивные "предания" и анекдоты, наполнявшие тогдашние шекспировские биографии, носили заметные черты позднейшего происхождения и были легко уязвимы для рациональной критики.
Сегодня эти биографии, подвергшиеся атакам первых нестратфордианцев, уже не переиздаются, не читаются, представляя интерес только для специалистов, изучающих историю шекспироведения, да для исследователей-нестратфордианцев. Сегодня эти старые биографии считаются безнадежно устаревшими. Но ведь их основные постулаты перешли в шекспироведение XX века, странно соседствуя в нем с позднейшими открытиями и результатами исследовательской работы нескольких поколений текстологов, историков литературы, театра и других ученых, дающих широкую картину политической и культурной жизни Англии второй половины XVI - первой половины XVII века.
В XIX веке сомнения в том, что Уильям Шакспер из Стратфорда, каким его рисуют шекспировские биографии - и сохранившиеся документы, - мог писать пьесы, поэмы, сонеты, что он действительно был Великим Бардом, высказывали уже многие, в том числе и знаменитые, люди - писатели, историки, философы, государственные деятели; можно назвать такие имена, как Чарлз Диккенс, Марк Твен, Ралф Уолдо Эмерсон, Бисмарк, Дизраэли, Палмерстон, поэты Уолт Уитмен и Джон Уайттир... Последний признавался: "Я не знаю, написал ли эти дивные пьесы Бэкон или нет, но я совершенно убежден, что человек по имени Шакспер их не писал и не мог написать". Диккенс - еще в 1847 году: "Это какая-то прекрасная тайна, и я каждый день трепещу, что она окажется открытой" {25}. Несравненно менее деликатную формулировку (характеристику тех, кто верит, что Шакспер мог написать "Гамлета" и "Лира"), данную Джоном Брайтом, я уже приводил в начале главы.
Однако для многих из тех, кого волновала и мучала дразнящая близость "шекспировской тайны", одни сомнения и недоумение не могли утолить жажду истины. Если Уильям Шакспер из Стратфорда не был и не мог быть Великим Бардом, писавшим под именем Уильяма Шекспира - Потрясающего Копьем, так кто же тогда был им, кто и почему скрывался за такой странной маской? И что все это значит?
