Василий Ставицкий - Тайные страницы истории
В тот же день я был принят генерал-лейтенантом Смиттом и, передав ему письмо, изложил цель своего приезда.
В письме товарища Малинина указывалось, что наша командировка предпринята после того, как генерал Стронг при встрече с полковником Коротковым изъявил согласие на допрос нашими офицерами содержавшихся в плену у союзников высокопоставленных лиц гитлеровской Германии.
Ознакомившись с письмом, Смитт заявил, что Стронг не имеет полномочий разрешать такие принципиальные вопросы и не имеет права давать согласие на допрос нашими офицерами содержащихся у союзников военнопленных. Кроме того, Смитт почему-то нашел нужным заявить, что Москва очень часто протестует по поводу нечаянных перелетов англо-американских самолетов через границу или перехода некоторых военнослужащих союзных армий на территорию, контролируемую советскими войсками. Очевидно, эти замечания касались нашего внезапного появления за Эльбой без предварительного согласования с союзным командованием. У нас несколько раз расспрашивали, каким маршрутом мы ехали и где производилась проверка документов. Здесь же Смитт позвонил по телефону генералу Стронгу и вел с ним разговор в повышенном тоне. Можно было понять, что Стронг докладывал Смитту о том, что его разговор с Коротковым не являлся выражением согласия, а сводился только к тому, чтобы повести переговоры о возможности допросов немецких военнопленных на основах взаимности. По телефону же Стронг заявил, что он болен и может с нами переговорить только на второй день. Я ответил Смитту, что разговор генерала Стронга с нашим полковником Коротковым мы не рассматриваем как окончательное решение вопроса, почему я и прибыл со специальным письмом товарища Малинина к нему, как к начальнику штаба. На это Смитт заявил, что «для офицеров маршала Жукова все можно» и он даст Стронгу соответствующие указания.
На второй день нас принял генерал-лейтенант Стронг, который был буквально взбешен нашим приездом и едва сдерживал свое раздражение. Прежде всего он заявил, что на банкете у него был только мимолетный разговор с полковником Коротковым, во время которого они якобы только обменялись пожеланиями организовать допрос видных немецких военнопленных на взаимных началах, причем этому должен был предшествовать обмен соответствующими письмами между штабами, после чего возможно было послать представителей.
Тем не менее, поскольку мы уже приехали, он представил нам список военных руководителей Германии, на допрос которых он согласен. Вместе с этим Стронг спросил меня, могут ли они рассчитывать, что наше командование разрешит его офицерам произвести допрос интересующих их и содержащихся у нас некоторых немецких военнопленных.
Я ответил, что для этого нужно будет обратиться с письмом к маршалу Жукову или к его начальнику штаба генерал-полковнику Малинину, и выразил надежду, что советское командование удовлетворит такую просьбу.
Накануне я случайно узнал, что союзниками пойман Риббентроп, поэтому обратился за разрешением допросить и его. Эту просьбу Стронг категорически отверг, заявив, что Риббентроп не военный человек и вопрос о его допросе должен быть решен в Москве, а он правомочен давать согласие только в отношении военных. Когда я настаивал на допросе Риббентропа, Стронг заявил, что он может быть доставлен в Люксембург через 2–3 дня. Фактически же Риббентроп в это время уже находился в лагере и виделся с другими заключенными, о чем нам на допросе сообщили Кейтель и Геринг. Он также пытался отклонить нашу просьбу о допросе Геринга, заявляя, что нельзя рассматривать Геринга только как военного человека. После моих настойчивых доводов Стронг согласился на неофициальный допрос Геринга. Одновременно Стронг поставил следующие условия:
1. Работу закончить в течение 48 часов.
2. Никаких сведений, которые могут быть получены при допросе, не опубликовывать.
3. Копии всех протоколов допроса передать ему.
4. На допросах обязательно присутствуют его офицеры.
5. Офицеры союзного командования с настоящего момента и до переезда границы будут нас неотступно сопровождать.
6. Никого, кроме перечисленных в списке 10 человек, допросу не подвергать.
После этого мы в сопровождении майора Мак-Каски и лейтенанта Бертолиуса выехали в Люксембург, к месту содержания военнопленных, где были встречены начальником специального лагеря полковником Эндриусом.
Оказалось, что пленные — члены гитлеровского правительства и военные руководители Германии — содержатся в одном из лучших отелей курорта Мондорф, находящегося в 15 километрах от Люксембурга. Прекрасно оборудованное четырехэтажное здание с окнами, заделанными легкими решетками, огорожено колючей проволокой. В этом здании каждый заключенный имеет отдельную комнату с хорошими постелями и другими бытовыми удобствами. Изоляция друг от друга условная, т. к. в течение дня они имеют возможность несколько раз встречаться друг с другом во время приема пищи, а также во время игры в шахматы. Ни один из допрашиваемых нами лиц не производит впечатления узника, готовящегося держать ответ за тяжкие преступления. Все они прекрасно выглядят, откормленные и загорелые, словно после длительного и беспечного пребывания на курорте, в полной форме со знаками различия, включая и свастику; никакой изоляции друг от друга, по существу, нет, имеется возможность договориться между собой по всем вопросам — конечна, и по вопросам дачи показаний. Охрана и решетки имеют скорее чисто декоративный смысл, нежели серьезный способ предотвращения побегов. Совершенно не исключается возможность самоубийства, хотя режущих и колющих предметов арестованным иметь не разрешено. Это тем более легко сделать, что в ночное время комнаты совершенно не освещаются, а постоянного наблюдения за тем, что в них делается, не ведется. Мы вынуждены были просить, чтобы на время наших допросов арестованные были изолированы друг от друга.
В связи с требованием Стронга передать ему копии протоколов допроса я принял решение официальных протоколов не вести, а ограничиться заметками отдельных, заслуживающих внимания, показаний.
…Созданная нам обстановка и условия для работы были такие, что ожидать серьезных признаний от арестованных было нельзя. Постоянное присутствие англо-американских офицеров на допросе, а возможно и сделанное заранее предупреждение о том, что допрос будет вестись русскими офицерами, дали возможность арестованным держать себя на допросах весьма независимо и от правдивых ответов уклоняться. Кроме этого, при таких сроках можно составить только поверхностное мнение об арестованных.
…Все они охотно дают показания военно-исторического характера, но совершенно уклоняются от дачи показаний по конкретным вопросам, связанным с выяснением местопребывания отдельных военно-политических преступников Германии, относительно подпольных антисоветских формирований, к созданию которых предпринимались меры Гитлером и приближенными к нему лицами в последний период, а также относительно злодеяний, которые осуществлялись немецкими солдатами и офицерами по отношению к советским гражданам. О своем отношении к фашистским партиям они заявили, что в Германии военным запрещено вступать в какие-либо партии и, таким образом, они якобы ничего не могут сообщить о деятельности нацистских организаций.
…Свою преданность Гитлеру и активное участие в войне они объясняют, с одной стороны, принятием на себя присяги, с другой — якобы тем фактом, что Гитлер сумел внушить не только народу Германии, но и им — высшим генералам — уверенность, что к войне Германию вынудил Советский Союз, готовивший на границах военные мероприятия в широких масштабах.
…Геринг безусловно много знает, но показаний при такой обстановке не дает. Он улучил момент и шепнул переводчику, что хотел бы, чтобы его допросили без представителя союзников, так как может сообщить кое-что важное. Однако такой возможности у нас не было.
Начальник 5 отдела 3 Управления НКГБ СССР,
полковник Госбезопасности Поташев
24 июня 1945 года
(Из докладной записки)
КРАТКАЯ ЗАПИСЬ результатов опроса германского генерал-фельдмаршала Кейтеля Вильгельмаот 17 июня 1945 года
Кейтель Вильгельм — генерал-фельдмаршал, 62 лет, начальник Генерального штаба Вооруженных сил Германии.
— Когда Вас назначили на пост начальника Генштаба Вооруженных сил Германии?
— Я являюсь начальником Генштаба Вооруженных сил Германии с 1935 года и, исполняя эти обязанности, руководил разработкой, организацией и проведением операций вооруженных сил страны—сухопутной армией, ВВС и ВМФ.
— Являлись ли Вы членом национал-социалистической партии?
