Мирон Долот - Голодомор: скрытый Холокост
Эти мечты помогали мне отвлекаться и забывать о болях в животе. Но стоило мне отвлечься от моих видений, как острая и жгучая голодная боль снова пронизывала мой желудок и сводила меня с ума.
Но, слава Богу, несмотря на эти навязчивые галлюцинации, большую часть времени мы продолжали ясно мыслить. Никто в здравом рассудке без борьбы не сдаться на съедение голодной смерти. Нам надо было выжить, даже лишившись нашей коровы. Посовещавшись, мы решили действовать немедленно. Мама послала нас на реку ловить рыбу.
Без промедлений, Микола и я взяли старое ведро и самодельные удочки и направились к реке, протекавшей в двух километрах от села. Каждый год, начиная с Пасхи и почти до наступления холодов, мы раньше почти каждый день купались и плескались в тёплой речной воде. Кроме того, мы любили рыбачить и собирать птичьи яйца.
Эти беззаботные дни остались далеко позади. Теперь мы надеялись с помощью нашей любимой реки выстоять в борьбе между жизнью и смертью. Стоял туман, и было слегка прохладно, когда мы ступили на песчаную дорогу, исхоженную нами тысячу раз до этого. Мы знали каждый кустик и каждое дерево на пути к реке. Однако сейчас всё было по-другому.
Пройдя мимо заброшенной мельницы, мы заметили какой-то предмет на некотором расстоянии от нас. Приблизившись, мы увидели, что это был труп женщины. Мы сразу узнали её: наша соседка Оксана Шевченко.
На долю Оксаны выпали те же испытания, которые пришлось пережить многим нашим односельчанам. Два года назад её отца объявили кулаком, арестовали и сослали в лагерь. Несколько месяцев спустя, умерла мать Оксаны, и восемнадцатилетняя девушка приняла на себя заботу о двенадцатилетней сестрёнке и семилетнем брате.
Но настоящие проблемы только начинались. Однажды она получила повестку, в которой извещалось, что, как кулацкая семья, они обязаны сдать государству определённое количество мяса и зерна. Требование звучало более чем возмутительно, потому что всё, чем владела семья, отобрали при аресте отца, и последние два года им нечего было есть. Но государство такое положение вещей в расчёт не брало.
На следующий день после получения повестки на пороге хаты появились члены хлебозаготовительной комиссии. Они всё перевернули кругом, в поисках спрятанного хлеба и мяса, но так ничего и не обнаружили. Но они не оставили Оксану в покое. Ей объявили, что поскольку она отказалась уплатить государственный налог в виде зерна и мяса, то власти вынуждены конфисковать в пользу государства её хату. К несчастью, крыша хаты оказалась покрыта жестяным листом, а одно это уже являлось признаком кулачества.
Слёзы и мольбы Оксаны никого не растрогали. Представители власти остались равнодушными к плачу детей, брата и сестры девушки, цеплявшихся за её юбку.
Наоборот, начальник комиссии постарался ещё больше устрашить их и пригрозил наганом. Он быстро выхватил оружие из кобуры и прицелился в голову Оксаны, пригрозив, что выстрелит, если дети не прекратят рёв. Но угрозы не подействовали, и тогда он приказал членам комиссии силой выволочь детей из хаты. Когда представители комиссии проявили в этом деле нерешительность, он навёл наган на ближайшего к нему подчинённого и сказал, что убьет его, если он не выполнит приказания. Детей вытащили на улицу, при этом они кричали и сильно сопротивлялись. Оксана упала, потеряв сознание, и её просто выволокли из хаты. Комиссия опечатала окна и двери и ушла, ни сколько не заботясь о судьбе детей.
Пережив весь этот ужас, Оксана с младшими детьми нашла приют в доме у своей тётки. Несколько месяцев спустя её младшая сестрёнка умерла от пневмонии. За неё вскоре последовала родная тётка, не выдержав голода. Оксана осталась вдвоём с младшим братом Степаном.
Все эти несчастья произошли около года назад. Сейчас на песчаной дороге он лежала перед нами мёртвой. Скорее всего, она, как и мы, направлялась к реке или в лес, чтобы найти что-нибудь съедобное. Но не дошла. Следы на песке свидетельствовали, что она какое-то время ползла. Оксана лежала лицом вниз, и её опухшие от голода руки были широко раскинуты в стороны, а зубы впились в песок, словно она пыталась его есть.
Это было грустное зрелище, но мы уже видели столько смертей, что нам осталось только постоять в молчании перед ней, и пойти дальше. Ведь помочь Оксане мы теперь не могли.
Через лес мы пробрались самой короткой дорогой к реке. Здесь было тихо. Пробираясь по лесу, нас охватило чувство, что деревья и кустарники знают о нашей трагедии. Ветра не было, но казалось, как будто ветви высоких и тёмных сосен перешёптывались между собой. То здесь, то там тишина иногда нарушалась треском сломанной ветки или криком сороки.
Туман теперь стелился по земле, обнажив влажные ветви деревьев. Мы с братом всегда ходили этой дорогой к реке, сокращая путь и любуясь лесными красотами. Однако на этот раз у нас были другие интересы. Нам хотелось найти что-нибудь съедобное. Мы разделились и начали поиски вокруг. Я ничего не нашёл кроме нескольких ядовитых грибов. Вдруг Микола радостно окликнул меня. Я подошёл и увидел, что брат жадными глазами уставился на ежа.
— Чего ты так обрадовался? — спросил я его сердито.
— Помнишь ту книгу об Африке, и как жители джунглей ели всё живое, что им попадалось? Почему бы нам его не попробовать? — ответил Микола, не обратив внимание на моё раздражение и указывая пальцем на ежа, обнюхивавшего в это время какие-то высохшие грибы.
Я присмотрелся к этому зверьку и понял, что Микола прав.
— Эй! — воскликнул я. — Да ты посмотри только на его морду! Прямо как у свиньи!
— Спорим, что его тоже мясо будет напоминать свиное, — произнёс Микола.
— Но как нам снять с него кожу? — озадачился я.
— Мы опалим его, как в старину готовили поросёнка перед Рождеством.
Не теряя времени, мы проворно накинули на животное мешок. Брат меня окончательно убедил. Если люди поедают ящериц, улиток и даже гремучих змей, почему бы нам ни съесть дикобраза, предварительно опалив его ворсистую шубу и колючие иголки?
Коммунистическая партия ещё не издала указа, запрещающего поедать ежей или каких-то других диких животных. Развлекаясь такими мыслями, я неистово искал под деревьями ежей, но напрасно. Однако Микола в другом месте обнаружил ещё одного ежа, и я услышал его радостный крик, что этот второй ёж крупнее первого. Мы не зря потратили день. В нашем улове уже было два ежа, а впереди нас ожидала река, где можно было поймать рыбу.
Мама просила нас заглянуть к семье Прокопа, нашему дальнему родственнику, которая жила на самом берегу реки. Самого Прокопа арестовали прошлой весной, как не уплатившего налогов по зерну и мясу. Однажды ночью его увезли в районную тюрьму, и с тех пор о нём не было никаких известий. Никто даже не знал, что с ним стало дальше. Его жена продолжала жить в маленьком домике на речке вместе с шестилетней дочкой. Последний раз мы их видели в ноябре, перед первым снегопадом.
Маму волновало, как они пережили зиму, поэтому мы решили навести нашу тётку, тем более она хорошо знала местность вокруг реки, умела ловить рыбу, а мы могли бы попросить воспользоваться их лодкой.
Уже перевалило за полдень, когда мы, наконец, добрались до домика Прокопа. Подходя поближе, у нас всё трепетало внутри. Прошедшая зима была суровой. Мало ли что произошло с нашими родственниками в их маленьком домике? Дом стоял по-прежнему, но вокруг не было признаков жизни. Перед входной дверью чернела кучка не растаявшего снега. Передние окна оказались завешанными изнутри какой-то тряпкой.
Сначала мы осторожно постучали в дверь, затем постучали погромче, но никто не отозвался. Я надавил на ручку и попытался открыть дверь. Она оказалась запертой. Мы побежали к задним окнам, но они тоже оказались завешанными. Выхода не было, оставалось сломать дверь. Мы приложили все наши силы, и дверь поддалась. Но как только мы её приоткрыли, сразу почувствовали тошнотворный запах изнутри. Мы подбежали к окнам и сдернули занавески, потому что внутри стояла темень. Лучи дневного света проникли в комнату, открывая перед нами ужасную картину. Безголовое тело нашей тёти лежало на полу, а в нескольких шагах — её голова. Очевидно, голову оторвала какая-то сила, но следов крови было совсем немного.
Вскоре всё стало ясно. Мы оглянулись вокруг и увидели верёвку с петлёй, свисавшую с потолочной балки. Тётя повесилась. Спустя какое-то время тело начало разлагаться, и шея оборвалась, поэтому и крови почти не было.
Преодолев первое потрясение от увиденного, мы стали искать её маленькую дочку. Она лежала на скамейке. Видимо, она умерла первой. Её глаза и ротик были закрыты, а маленькие худенькие ручки сложены на груди. Она было аккуратно одета в голубое платье, которое обычно одевала, когда приходила к нам в гости, а волосы её оказались тщательно причёсаны.
