Гаральд Граф - Императорский Балтийский флот между двумя войнами. 1906–1914 гг.
Его любовь к кулинарии отражалась не только на офицерском столе, но и на командном, и щи, сваренные по указаниям командира и приправленные перцем и какими‑то другими специями, выходили такими, что от их «пробы» никто не мог устоять. Когда же сам Веселкин производил «пробу» командных щей, то при этом коку задавались бесчисленные вопросы, свидетельствующие о тонком знании им кулинарных тонкостей.
Кроме того, Веселкин был тонким знатоком церковных служб. Он их знал гораздо лучше многих батюшек, поэтому те его очень побаивались. Нередко бывали случаи, что возмущенный ошибками, Михаил Михайлович тут же перебивал батюшку и указывал на них. Конечно, этого не следовало делать, и он это сознавал, поэтому говорил: «Ну, знаешь, я не мог выдержать, ты, брат, так запутался, что мне стыдно стало».
В довершение благополучия штаб, наконец, исполнил свое обещание и к нам были назначены два офицера. Правда, среди них не было младшего минного офицера, но был артиллерийский офицер – лейтенант С.С. Козловский[251] и водолазный офицер – лейтенант Н.Я. Павлинов[252]. Поэтому меня совершенно освободили от несения вахтенной службы.
Наступила весна, и нам предстояло идти в шхеры на практику постановок минных заграждений. Но предварительно мы должны были совершить пробный поход в Либаву вместе с «Енисеем» для определения мореходных качеств корабля.
Приятно после зимней стоянки опять оказаться в открытом море. Полной грудью вдохнуть свежий весенний морской воздух. Приятно, стоя на мостике, обозревать ширь горизонта. Эта ширь так близка морякам. Им дороги мощь и гладь морской стихии. Приятно любоваться водной поверхностью, когда валы, пенясь, набегают друг на друга или нежно шумят волны, гонимые слабым ветром или, наконец, когда свежий бриз коснется гладкой поверхности и разольется мелкой рябью.
Поход в Либаву был одним удовольствием. В командире чувствовался моряк; чувствовалось, что он умеет управлять своим кораблем. В старой знакомой Либаве мы простояли всего два дня, но этого было достаточно, чтобы побывать везде, где остались воспоминания прежних лет.
Когда мы вернулись в Гельсингфорс, отряд перешел в шхеры, в Лапвик, недалеко от Гангэ. Здесь мы должны были провести три месяца, упражняясь в постановке мин.
Началась страдная пора для минных офицеров, инженеров и заграждателей. Поставить сорок мин берет каких‑нибудь десять минут, но их выловить и затем приготовить к следующей постановке берет несколько часов.
Вся суть обучения постановкам мин заграждений заключалась в том, чтобы выучить личный состав так их приготовить, чтобы они точно встали на заданной глубине. Это, конечно, дается опытом в регулировке механизмов. Кроме того, мины должны быть поставлены на равные расстояния одна от другой. Это достигается точностью сбрасывания через равные промежутки времени и точностью держания скорости. Такие требования имеют особенно большое значение при боевых постановках: чтобы заграждения, поставленные против глубокосидящих судов, не были бы обнаружены мелкосидящими и чтобы в особых случаях свои суда могли бы по ним ходить, а также чтобы точно были известны места начала и конца линий постановок.
Первое время у нас при каждой постановке были всплывшие или потонувшие мины и были большие колебания от заданной глубины, но постепенно мы достигли большого совершенства.
Чтобы можно было наглядно судить о достигаемых результатах, мы со старшим минным офицером «Енисея», лейтенантом Б.Ю. Аверкиевым[253], стали вычерчивать диаграммы каждой постановки. Это понравилось начальнику отряда и было введено, как правило.
Наш командир недавно женился, и его молодая жена[254] всюду следовала за ним. Летом она поселилась в маленьком домике, который нанимала у финского рыбака, и по воскресеньям почти всегда обедала у нас. Командир со свойственной ему жизнерадостностью вносил много оживления в нашу жизнь, которая была довольно монотонной. Но лето стояло чудное, и шхеры были очень красивы. По островам можно было совершать прогулки и купаться. Михаил Михайлович в праздничные дни любил устраивать пикники. Он выбирал где‑нибудь красивые места, и мы, забрав провизию, отправлялись на катерах и очень веселились. Его жена, конечно, всегда была с нами. Недалеко от нас был узкий пролив Барезунд, славившийся своей красотой, и мы часто его посещали.
Командир также любил устраивать рыбные ловли. Ловили мы сетями, но любили глушить рыбу и взрывами. Это было гораздо проще, и можно было быстро наловить большое количество. Но местные рыбаки скоро взмолились, что мы таким способом разгоним рыбу и она уйдет из этих мест.
Когда ловля заканчивалась, то большая часть улова отдавалась команде, а мы варили уху, расположившись на одном из ближайших островов.
Вообще плавание было исключительно приятное – работа спорилась и настроение было отличное. Мы уже совсем отдохнули от зимних невзгод, и только когда наш музыкант и сочинитель, мичман Раленбек, садился за пианино и напевал свои смешные куплеты о плавании с «дядей Костей», начинали вспоминать разные эпизоды прошлого.
Первый период программы плавания закончился в начале июля, и мы пошли на две недели в Гельсингфорс. Это было очень приятно, так как туда могли приехать наши жены. Да и вообще Гельсингфорс в летнее время был веселый и замечательно красивый.
Этот двухнедельный период явился своего рода передышкой. Михаил Михайлович уехал в Петербург и был назначен дежурным флигель‑адъютантом. Кое‑кто из офицеров поехали в отпуск. Командир сделал все, чтобы облегчить на это время службу. Он держался принципа, что, коль работать, так уж вовсю, но и коль отдыхать, так тоже вовсю.
Поэтому и команду отпускали на берег каждый день, впрочем, она не очень‑то любила «гулять» в Гельсингфорсе и предпочитала Ревель. Матросы не понимали финского языка, и местный уклад жизни был им чужд. В Эстонии же все ближе подходило к русскому, и русский язык все понимали. Финляндия, что ни говори, была для них заграницей.
Две недели быстро прошли. Командир вернулся и сообщил, что государь обещался выйти на «Амуре» на постановку мин. Он еще никогда не видел, как ставятся мины, и это его очень интересовало. Смотр предполагался в ближайшее время, когда государь будет в Ревеле.
Весь судовой состав страшно обрадовался этой вестью. Главное, были горды мои минеры, что им придется ставить мины в присутствии государя и что он именно для этого пойдет на «Амуре». Все стали готовиться к радостному дню.
За несколько дней до ухода в Ревель офицеры устроили на заградителе большой прием для жены командира и других судовых дам, который прошел очень удачно. Все пришли в такое хорошее настроение, что, когда обнаружилось, что некоторые дамы собираются ехать в Ревель, то командир предложил им идти на «Амуре».
По уставу женам разрешалось совершать переходы на военных кораблях только в особых случаях, но в данном случае никакого «особенного» случая не было. Поэтому Михаил Михайлович должен был испросить разрешение начальника отряда. Впрочем, он не сомневался, что его получит. Действительно, на следующий день, побывав у адмирала, он объявил, что тот согласился. Правда, переход до Ревеля длился всего около четырех часов[255].
Дамы были очень рады, так как ни одна из них никогда не совершала плавания на военных кораблях. Но мы понимали, что это разрешение не следует афишировать, и во время съемки и постановки на якорь, а также при проходе мимо кораблей наши дамы скрывались в каюты. Погода выдалась чудная. Море было как зеркало, и переход прошел очень приятно.
В Ревеле выяснилось, что вот‑вот ожидается приход «Штандарта». Поэтому я с минерами принялся за тщательную подготовку к минной постановке. Мы не сомневались, что мины встанут хорошо, так как теперь у нас имелся большой опыт, и единственное, чего мы боялись, чтобы длинные подъемные концы при сбрасывании не зацепились бы за перекладину скатных рельс. Поэтому минер, который их должен был сбрасывать, получил строжайшие указания.
На следующий день пришел «Штандарт», и на «Амур» было сообщено, когда его величество на следующее утро прибудет.
К этому часу корабль подготовился к съемке, и сорок учебных мин были готовы к постановке[256]. Смотр был деловым, поэтому нам было указано быть в обычной одежде, то есть команде в рабочем платье.
Точно в назначенный час прибыл государь в сопровождении морского министра адмирала Григоровича. На «Амуре» был поднят императорский бред‑вымпел, и мы вышли по направлению Цигелькоппельской бухты.
Обходя фронт офицеров, государь, как всегда, с каждым заговаривал. Когда очередь дошла до меня, государь спросил: «Мне кажется, я где‑то вас встречал?» – «Наверно, Ваше Величество помните меня, потому что два года тому назад я плавал в охране Вашей яхты на эскадренном миноносце “Туркменец Ставропольский” и был приглашен к завтраку на “Штандарт”», – ответил я. «Ну да, конечно, теперь припоминаю», – сказал Государь.
