Александр Дугин - Геополитика постмодерна
Постиндустриальный мир — это вполне конкретный экономический и социально-политический уклад, который возникает на определенной стадии развития индустриального общества. Он представляет собой определенную хозяйственную парадигму, существенно отличающуюся от парадигмы уклада индустриального мира. За определенной чертой процесс «модернизации» завершается, так как завершается искоренение последних остатков «традиционного общества» и преодолевать оказывается больше нечего.
С этого момента некорректно говорить о модернизации. Начинается постиндустриализация или постмодернизация. Это значит, что на первый план выходят критерии, методологии и принципы, существенно отличные от нормативов модерна. И снова, как в случае с неевропейскими традиционными обществами, постмодерн приходит извне, с Запада, который первым встал на путь модерна и первым обнаружил парадоксы глобализации и постмодерна. Постмодерн не вызрел нигде, кроме как на Западе, и особенно в США, и отныне Запад становится полюсом и двигателем уже не модерна, но постмодерна, распространяя на территорию планеты ту модель, до которой дошел сам, но которая никак не следовала из логики развития других неевропейских обществ, модернизировавшихся по своей собственной траектории.
Экономическая глобализация — это воплощение постиндустриальных критериев в планетарном пространстве. Ярче и успешнее всего постмодерн воплощается в культуре и в СМИ, которые довольно быстро усваивают постмодернистический код. В той мере, в какой СМИ относятся к экономическому сектору, они представляют собой элемент экономики постмодерна, наряду с индустрией телекоммуникаций, некоторых биржевых и финансовых технологий, фондового рынка, хеджирования и т. д.
Три экономических уклада современной РоссииНаша экономика находится сегодня в фазе регрессивного индустриального цикла, с элементами (не очень значимого в экономике, но важного в социально-культурной сфере) цикла предындустриального. Процесс экономической модернизации российского хозяйства — крайне двусмысленное и неоднозначное явление.
В советский период мы стремились конкурировать с Западом в рамках индустриальной модели. Когда Запад перешел к постиндустриальной фазе, мы растерялись, подняли руки и рухнули. Мы даже не поняли, что происходит. И это при том, что в истории многие аграрные общества сопротивлялись индустриальной модернизации довольно жестко — вплоть до затяжных национально-освободительных войн. Сегодня в России существуют параллельно, синхронно, одновременно, почти не пересекаясь, три экономических уклада.
Одна (незначительная) часть экономики России интегрирована в финансовую экономику постмодерна, постиндустриального общества. В основном это финансовые технологии, крупные фондовые биржи. Хотя в нашей стране они еще примитивны и слабы, но постепенно интегрируются в общий мировой рынок. Это транснациональный финансовый рынок. К этой же глобальной системе — но в качестве простых поставщиков ресурсов — относятся крупные олигархические монополии, выросшие на манипуляциях с приватизированной государственной собственностью. В постиндустриальном экономическом планетарном укладе вся российская экономика — величина почти бесконечно малая. Как любят повторять либералы: «В постиндустриальном обществе, в мире постмодерна, вся Россия со всей своей экономикой, со всеми людьми и пространствами стоит меньше, чем десять секунд торгов на Нью-Йоркской бирже». И действительно, если мы посмотрим на чистые цифры, то увидим, например, что дневные манипуляции на фондовых биржах с совершенно абстрактным долгом Бразилии стоят больше, чем весь годовой бюджет России.
Программа российских олигархов и ультралибералов в том, чтобы напроситься в индивидуальном порядке в мировой клуб постиндустриальной экономики, отбросив недоразвитое и недомодернизированное российское общество как затратную и никчемную обузу. Кое-кто из олигархов интегрируется лично в этот клуб, но там они — бесконечно малая величина, а приватизированная ими задарма Россия (со всем ее индустриальным укладом, не говоря уже о предындустриальных зонах) для них, в свою очередь, — бесконечно малая величина.
Михаил Ходорковский мыслил в постиндустриальных категориях, где нет таких понятий и ценностей, как государство, народ, нация, промышленность, мыслил в категориях мировых глобальных сетей, транснациональных корпораций. Ходорковский говорил однажды, что пытался объяснить нашему президенту, что государство и власть — это анахронизм, но тот его не понял, обиделся и посадил. Но Ходорковский не сумасшедший. В его словах есть доля истины, ибо он верно описывает процесс постиндустриализации, дерзко доводя этот тренд до конца. Если Россия полностью примет логику постмодерна, вовлечется в процесс финансовой виртуальной экономики, то она превратится в бесконечно малую величину и станет простым объектом глобализации, приняв ее критерии. Согласно этим нормативам современная Россия — система индустриальная, причем не самая успешная. При переходе к постмодерну ее значение, включая политико-социальные и властные институты, население, культуру и т. д., по сути обнуляются, как приравниваются к ничто системы аграрного производства на фоне развития промышленности и капиталистических отношений.
Америка оперирует категориями постиндустриальной экономики, у которой многие миллиарды долларов ежесекундно двигаются в направлении тех секторов, которые к нам, к России, к жизни россиян не имеют никакого отношения. Триллионные суммы виртуальной финансовой экономики постмодерна почти абстракция, так как имеют мало отношения к реальному сектору, но при этом они вполне действенный фактор, так как манипуляции с этими суммами могут вполне реально влиять на систему конкретных товаров.
Экономисты либеральной школы, демонстрируя практически алхимические схемы финансовых процессов внутри этой виртуальной экономики, могут убедить кого угодно в чем угодно. Им не составляет большого труда доказать, что, с экономической точки зрения (подчеркнем — в постиндустриальных условиях), нет никакой разницы, есть Россия или нет, что бы с нами ни произошло, есть мы или нас нет. Это практически ничего не изменит в мировой и глобальной рыночной системе. Отсюда такое пренебрежение к российской экономике, к российской политике.
Единственное, чем может ответить Россия на такое уничижительное (но логически оправданное экономической схоластикой цифр) отношение, — это достать ядерную бомбу и сказать: «Если вы так будете с нами разговаривать, вот что мы может с вами со всеми сделать». Понимая такую вероятность, Запад предлагает нам распилить все ракеты и свинтить все боеголовки. И тогда нам жестко дадут понять, что мы с постмодерном не справились, а следовательно, логика экономического развития преодолела нас как «устаревшее явление», считаться с которым отныне не необходимо.
Модернизация — это суть трагедии русского народа. Вступив в модернизацию, сделавшись ее агентами и носителями, русские в значительной степени утратили связь времен, контакты с традиционным обществом, со своими корнями, с религией, верой, культурой, голосом крови. В последние века именно русские люди были носителями индустриального процесса, в то время когда другие этнические группы и народы России и СССР жили, сохраняя параметры традиционного общества, предындустриального уклада. Русские вложились в модернизацию хозяйства и заплатили за это огромную цену. Но и ее оказалось недостаточно, чтобы пройти этот путь до конца. Это если смотреть с точки зрения поступательного развития. В евразийской перспективе можно сказать, что Россия вошла в цикл модерна, но пошла в этом цикле по своему пути. В таком случае особенность российской модернизации оценивается не как абсолютный провал, а как воплощение своеобразного и неповторимого исторического маршрута, обусловленного и дополненного логикой «событий», разворачивающихся в двух «других мирах», исходя из «гипотезы Вечности».
В данный момент индустриальный цикл в России переживает кризисное состояние. Промышленность, быть может, лишь за исключением отдельных областей ВПК, сильно деградировала и потеряла ритм развития. Сколько сил, жизней, целых народов было загублено в Советском Союзе во имя осуществления модернизации! Были достигнуты впечатляющие результаты, но сегодня весь этот подвиг сведен практически к нулю. Индустриальное развитие либо происходит, либо наступает деградация, и перед лицом внешних конкурентов, и особенно постиндустриальных технологий, все достижения девальвируются. Уровень промышленного производства явно недостаточен, чтобы справиться с переходом к постиндустриальному обществу. И российская экономика стремительно утрачивает наработанные за советский период преимущества. Отсюда переход к роли поставщика необработанных ресурсов — сырой нефти, газа, металлов и т. д. От развитой промышленной экономики Россия переходит к «зачаточной» промышленной экономике, двигаясь по индустриальному циклу модерна в «обратном» направлении — в сторону деградации.
