Звери. История группы - Зверь Рома
Странное ощущение: я выхожу и чувствую, что все на меня смотрят и ждут от меня песен. Не эмоций, не какого‐то состояния, а песен. И я от этого очень сильно завожусь. И такой момент: если я пою песню под гитару двум-трем людям, я могу перепеть, если что‐то слажалось, а здесь нет такой возможности, поэтому я, сам того не замечая, выкладываюсь абсолютно полностью, хочу я этого или нет, устал я или не очень. Вышел на сцену, и такой… даже не стресс, а состояние возбуждения. Ничего не надо принимать. Выходишь, и тебя настолько рвет, потому что ты видишь, что и люди в зале уже готовы разрываться. И все зависит только от тебя. Какой темп им сейчас задашь, так и будет, такой и кайф получишь. Но скоро ты поймешь, что этим процессом уже не управляешь практически. Ты такой взмыленный, угорелый. Тебя так распирает и несет, что только бы хватило на два часа. Это как тумблер – щелк, и все. Ты можешь за сценой все что угодно делать: переживать, спать, анекдоты рассказывать, отжиматься, подбадривать себя, не подбадривать. Но ты выходишь, и что бы ты ни делал до этого момента, тебя выбрасывает в другое состояние – и это чудо. Ты уже другой.
В зале темно, мы даже попросили включить свет, очень интересно было наблюдать публику, кто как стоит, смотрит. Кто‐то плачет, кто‐то танцует в угаре. Кто‐то пьяный. Я заглядывал им в глаза, ведь мы играем для них. Второй альбом еще не все переварили, очень приятно, когда люди стоят, вслушиваются. Кто‐то начинает сразу врубаться, прыгать, а кто‐то стоит сосредоточенный. Ну да, больше подростков, я их старше. Ну и что? Я молодой в душе! Я не буду старым. Никто не хочет умирать. А старость – это смерть. Я не изображаю из себя подростка, не играю. Я просто так не умею. Искренне обманывать – в этом талант актера. Театр – это своего рода обманчик. Когда видишь, как актер плачет на сцене, он лишь играет свою роль. А мое самое великое актерство – быть на сцене тем, кто я есть.
В «Лужниках» было круто. Аншлаг. Всем понравилось. Но только не прессе. В «Коммерсанте» вышла рецензия Барабанова, она называлась «„Звери“ дали прирост поголовья». Восемь тысяч человек назвали поголовьем, то есть скотом. Саша тогда очень обиделся. Незадолго до концерта он дал ему интервью, Барабанов все хотел, чтобы тот признался, что «Звери» – придуманный проект, быдляк, а он, Войтинский, великий манипулятор.
Почему‐то Артемий Троицкий тоже сильно «Зверей» невзлюбил, что‐то типа: «Провинциальный пэтэушник с акцентом, ему у станка стоять». Да и музыканты не приняли нас в свою тусовку. Это было очень прикольно: получилось, что, куда ни ткнись, все против. Мы оказались в одиночестве. Но это сыграло нам на пользу. Было бы наоборот – мы зашли, мы свои, нас все любят, облизывают, как Земфиру в свое время, – все! Здравствуй, деградация! А так нам не дают расслабиться. Эти говорят: ты не наш. Те говорят: ты чужой. Попса и рок. Ничего другого же нет. Только продвинутые знают, что Лагутенко – это рокапопс, а не хрен пойми что‐то мяукающее. Шевчук только орет: попса! Люди так и относятся: есть рок-музыка честная и есть попса эстрадная, западло.
Мы играем вживую на инструментах, у нас на концертах полный угар – да, поэтому мы рок-группа. На любую группу, которую начинают активно крутить на радиостанциях, тут же начинают зубы скалить – вот опопсели. Но популярность – не признак попсы. Попса – это некачественная музыка, а поп-музыка – хорошая вещь, если сделана добротно. Не тыц-тыц-тыц на «ямашке», не «я люблю тебя, а ты меня нет, я скучаю». А все эти упреки «опопсели» – это элементарная зависть. Что с критиков взять? Появляется песня, которая всем нравится, и тут же начинают обсирать. Сначала ты задыхаешься, так тебе обидно. Но потом приходишь на свой следующий концерт и видишь, что там действительно все хорошо.
Ни один нормальный человек не подойдет к тебе на улице или в магазине, не скажет: «Чувак, у тебя музыка примитивная». Нет такого – музыка примитивная. Люди либо любят сердцем, либо не любят. «Мне твоя песня помогла в трудную минуту. Я был одинок, пришел на концерт и встретил там девушку, и теперь мы женаты, у нас дети, я счастлив». Какая рецензия мне это даст?
Про «Зверей» никто ничего не знал, поэтому мое общение с прессой началось со стандартных вопросов: кто вы, что вы, какие планы? Мое отношение к журналистам начало меняться, когда я заметил, что мои интервью в напечатанном виде выглядят совершенно не так, как я говорил. Я с человеком общался по душам, а он, может, не поверил, не почувствовал. Ему все равно. Он робот. И все, что я ни скажу, будет переписано стандартно, как нужно изданию. Вот это меня сильно поразило. Я не мог понять: как же так? Мы сидели, он мне улыбался, вроде кивал головой: да-да, у нас с тобой разговор на тему музыки и не только. А потом я читаю статью и вижу, что человека будто подменили: кто‐то взял и все перековеркал. Меня это расстраивало. Безумно.
Мы не сразу узнали, что интервью надо заверять, а с изданиями официально подписывать договор. Сейчас уже поздно. Желтая пресса настолько вклинилась, пошел поток недостоверной информации, начался полный хаос, когда от тебя уже ничего не зависит. Все писали все что угодно, на основе каких‐то сплетен, шуток, выдумок. И поэтому Кант… Это был очень жесткий перебор. Нелепейший. Я не мочился на могилу Иммануила Канта в Калининграде. Мы приехали туда на гастроли, кажется, выступали в «Вагонке». Перед концертом у нас было свободное время, мы решили устроить экскурсию по городу. Приехали к костелу, там за оградой могила Канта. Нам рассказали историю храма, кто его строил – оказалось, немцы. И кто‐то из нас пошутил: «А, типа фашисты!» Без всякой задней мысли. Это очевидный факт, что у нас в стране после Отечественной войны вошло в обиход называть немцев гансами, фрицами, фашистами, при этом не вкладывая в это никакого негативного смысла. Мы походили, посмотрели на костел, на могилу. Ссать охота. А куда? Ушли в какую‐то сторону подальше, нашли кусты. Ну не на могилу же Канта! А потом вышла статья про фашистов и про то, что «Звери» обоссали могилу великого философа.
Дело в том, что с нами были еще две девушки: читательница местной «Комсомолки», которая выиграла приз – день с группой «Звери», и журналистка издания. Сначала хотелось этой журналистке дать в пятак, как бы грубо это ни звучало. Либо поджопника. Потому что если девочка позволяет себе такое писать, значит, это уже не девочка. Она стопудово уже не понимает человеческого разговора. И слова «мораль» для нее не существует. Остается что? Физическая расправа. Тут воспитывать словом уже поздно. Как‐то на подобные публикации реагировать бесполезно. Поэтому журналисты чувствуют себя абсолютно вольно и могут писать гадости дальше. В девяносто девяти процентах случаев им ничего за это не будет. Поругаются, позлятся и успокоятся. А денежку‐то они зарабатывают потихонечку. Был какой‐то там суд, газету обязали опубликовать опровержение. Но кто эту писульку мелкими буковками будет читать? Это и не важно было, потому что новость‐то уже работала.
В какой‐то момент я понял, чего они хотят, почему так вопросы строят. Я сам им неинтересен. Вообще. Они ко мне никак не относятся – ничего личного, я лишь расходный материал. Я сейчас что‐нибудь скажу, а они перефразируют, облепят чем‐то, придумают жареный фактик. Я стал поступать с ними так же: они для меня никто. Мне они не нужны. Нет такой необходимости увидеть себя на обложке, прочитать о себе в журнале. Я делал свою работу, записывал песни, снимались клипы, были концерты. И было очень обидно, когда я делал хороший большой концерт, выпускал альбом, но почему‐то все музыкальные критики и журналисты это обходили стороной и писали о людях, чье творчество привлекает гораздо меньше людей, чем «Звери». Нас игнорируют как явление, событие. Даже в изданиях, которые рекламируют концерты, пишут обо всех, кроме «Зверей», хотя мы собираем очень много людей. Предвзятое отношение: эта группа для народа, значит, мы не будем о ней писать. Это не для нашего круга. Мы будем рассказывать о каких‐то неизвестных музыкантах. Эстетство, тусня! Хотя по массовости события, по привлечению людей, не только публики и музыкантов, но и по рекламодателям и площадкам – мы круче. Наши концерты в десятки раз глобальнее, но о них никогда ничего не пишут, как будто группы «Звери» не существует.
