Александр Наумов - Спецзона для бывших
– Почему?
– Я же говорю, что сломался психологически, когда устроился в эту систему, на зону. Начал пить. На работе была большая психологическая нагрузка. Сказывалось влияние спецконтингента, да и самой зоны, территории. И очень сильное влияние. Даже воздух в зоне и на свободе различается. Я целый год адаптировался, пока привык к воздуху в зоне и уже вроде бы не замечал такой большой разницы.
– А в этой колонии, где вы сейчас отбываете наказание, какой спецконтингент подобрался? В плане влияния на других людей.
– Да какой контингент? Какой привезли, такой и подобрался.
– Может быть, есть у осужденных чувство некой общности людей из одной системы – силовых структур?
– В основном здесь живут так, чтобы не лезть друг к другу. Потому что все на нервах. Все в ожидании чего-то. Это тоже очень сильная психологическая нагрузка. Хотя, конечно, общаемся. Но чтобы такое чувство общности присутствовало… вряд ли, этого нет.
– Когда вас арестовали, как отнеслись к этому на вашей основной работе, в уголовно-исполнительной системе?
– В характеристике на меня ничего хорошего не написали. «Оборотень в погонах», которого проглядели, просмотрели. Хотя до этого я был чуть ли не первым парнем на деревне. Если быть объективным, скажу так: система, в которую я попал, перешла из войск. Раньше там работали контрактники. И все оборудование, которое передавали с войск, оно не работало. Это был нонсенс, если вдруг что-то начинало работать. Потому что там нужно было все делать заново. И вот я начал все это поднимать, начал восстанавливать. А потом произошел такой случай. Я получил неполное служебное соответствие за то, что у меня отказала станция. У нас стояла автоматическая телефонная станция, у нее срок эксплуатации десять лет, она уже отработала двадцать лет. Вот она приказала долго жить. Когда я обратился к начальству, что надо новую станцию, меня вызвали на ковер. Я получил неполное служебное соответствие, но и новую станцию тоже получил. Вот такой был случай.
– Вы помните свой первый день в заключении?
– Меня привезли в ИВС. И я там встретил людей, с которыми работал на зоне и которые потом перешли работать в ИВС. Они были шокированы, что меня привезли под конвоем, в наручниках. У меня было чувство подавленности. Полная апатия на всё. Из дома меня забрали поздно вечером. Следователь торопилась домой. Я сказал ей: «Пишите мне 51-ю статью». По ней я отказывался от дачи показаний. Следователь говорит: «Ну ладно, мы с тобой завтра поговорим». И мы разбежались: она – домой, я – в ИВС. Да и потом, на допросах, я только кивал головой. Потому что из нашей группы меня задержали последним, и они уже все, что могли, рассказали. Я только подтверждал их слова. А потом был суд. Прокурор запросил для меня восемнадцать лет, а получил я девять. У меня было чувство радости, когда я услышал такой приговор. Я тогда подумал, что не так уж и много дали. Потом уже пришло осмысление, что девять лет, даже три года, и даже один год – это все-таки много. В колонии достаточно времени, чтобы вспомнить всю свою прошлую жизнь. Как я поступал, что делал. Что я буду делать… Это все крутится в голове. Но эти планы… замки воздушные! В отряде мы газеты читаем, телевизор смотрим, следим за новостями. Стараемся быть в курсе всех событий. Но все равно отстаем от жизни, помаленьку деградируем. Кого недавно посадили, их привозят в зону, начинаем с ними общаться, они спрашивают: «Ты откуда, парень, вообще свалился?» Начинаю объяснять ему, что я сижу с прошлого века!.. Что я уже – мамонт!Преступление смутного времени
– На зоне все ходят сгорбленные, – сетует осужденный Р. – Потому что фуфайки для зоны так убого пошиты… когда ее наденешь, она горбит тебя. У нас же система – карательная.
На строгом режиме ему предстоит провести десять лет.
– Меня арестовывали три раза, – вздыхает Р. – Хотя я вину не признал. Но судебная система в нашей стране такова, что она изначально нацелена на наказание человека, а не на оправдание.
Осужденный Р.
– Я проживал я в городе Ангарске Иркутской области. После окончания школы я служил в армии. После армии опять учился, а потом работал в милиции.
– В какой должности?
– Оперуполномоченного. А вообще, по образованию я следователь.
– По вашей работе были какие-то громкие дела?
– Были. В 1993 году я лично арестовал человека, которого потом приговорили к высшей мере наказания. А в 1997 году я встретился с ним в иркутском СИЗО, куда меня посадили. Ему заменили «вышак» на пятнадцать лет.
– Вы сидели с ним в одной камере?
– Нет, в соседних.
– Как вы отнеслись к такому стечению обстоятельств?
– Всякое бывает в жизни. Наверное, это надо было испытать.
– Так все-таки надо ли было?
– Нет, не надо. В тюрьме делать нечего.
– За что вас посадили?
– Вы знаете, какое сейчас время. Кто-то занимает деньги, потом не отдает. И вот некто перегнул палку, возбудили уголовное дело по статье о разбое. Хотя там никакого разбоя не было: человек отдал то, что он должен был отдать. Вообще, как все получилось? Человек попал в больницу. С побоями. Об этом сообщили в милицию. И заподозрили, что побил его якобы я.
– Вы знали этого человека?
– Даже никогда с ним не встречался.
– Почему же стали подозревать, что это вы его побили?
– Потому что у меня был его автомобиль. Я ездил на его машине, меня один раз останавливает ГАИ, пробивает по документам – машина не моя! И механизм закрутился.
– Погодите, теперь уже совсем ничего не понятно. Вы говорите, что не знали того человека. И в то же время ездили на его машине?
– Да, я отдал за машину даже залоговую сумму.
– Кому вы ее отдали?
– Совсем другому человеку.
– А почему вы не отдали деньги хозяину машины?
– Я сейчас попробую все объяснить. Хозяин машины в свое время у кого-то занял деньги, а потом не вернул. К нему приехали за долгом. Денег у него нет. Тогда его обобрали, а потом начали это имущество распродавать. Чтобы возместить долг. Часть имущества залетела мне. Меня арестовали по подозрению в разбое. Полтора года продержали в СИЗО, а потом освободили, прекратив дело. Потом снова возбудили дело, опять арестовали. Опять продержали полтора года и снова освободили. Проходит какое-то время, меня снова арестовали. И только в 2003 году осудили. Хотя я вину не признал. Но судебная система в нашей стране такова, что она изначально нацелена на наказание человека, а не на оправдание. Вот представьте себе, что в этот механизм случайно попадает совершенно невиновный человек, так его обязательно засудят. И только потому, что никто не будет искать доказательств его невиновности, а наоборот, все будут искать «доказательства» его виновности. Эту формулу вывели еще в 1937 году: «Покажите мне человека, а статью для него мы всегда подберем». Я думал, почему так происходит. И пришел к выводу, что государство заинтересовано, чтобы в стране было как можно больше заключенных. Ну сами посмотрите, сколько в стране лагерей. Такая огромная масса осужденных… Хотя лично я сторонник дифференцированной системы наказания. Если человек совершил экономическое преступление, его должны наказывать деньгами. Применять штрафы. Опять-таки нужно учитывать, что он совершил преступление не потому, что у него много денег, а потому, что у него денег нет. Он хотел раз в жизни обогатиться, а тут его взяли и поймали за руку. Поэтому как его штрафовать, если у него нет денег? Сейчас я читаю поправки к закону, где обозначили сумму штрафа до миллиона рублей. Да откуда у него миллион возьмется? Он украл мешок лука и сидит… В этой зоне все первоходы, все стремятся домой. Все еще на что-то надеются.
– Вы помните свой первый день заключения?
– Мне было дико.
– Что же вас так особенно поразило?
– Во-первых, грязь…
– В колонии?
– Нет, это было еще в СИЗО.
– Что еще поразило?
– Отсутствие воздуха. Три дня нас держали не в камере, а в таком маленьком боксике в карантине… Я думал: как там вообще можно сидеть? А в камере условия оказались получше, почище. Люди сами понимают, что им здесь какое-то время предстоит жить, следят за порядком. Но, тем не менее, в камере тоже трудно жить. Шконки стоят так, что между ними ты не встанешь в полный рост. Приходится все время сгибаться. А фуфайки в зоне – они так убого пошиты… когда ее наденешь, она горбит тебя. У нас же система карательная. На зоне все ходят сгорбленные!.. Сразу видно, что это зэк, именно зэк, а не обычный человек. Хотя я считаю, что в зоне сидят только те, кто попался. А воруют ведь многие, но не всех сажают. Я приведу вам такой пример. Из собственной жизни. У нас в Ангарске на нефтеперекачивающем заводе работал дежурным электриком один человек, который был народным заседателем в суде. Я каждую ночь к нему приезжал, и он мне давал бочку бензина. Небезвозмездно, конечно. И в то же время он является народным заседателем и судит тех, кто ворует! Он же сам вор!..
