Николаос Зурнатзоглу - Старец Паисий Святогорец: Свидетельства паломников
На следующий день шурина отвезли в операционную. Врач сказал: «Это очень сложный случай. Нам придется наложить сразу два шунта, чтобы восстановить кровоток». Между тем накануне старец мне сказал: «Завтра в три ты мне будешь нужен. Приезжай за мной, мы поедем в Суроти». В час дня, до того как моего шурина вывезли из операционной, я уехал, в три мне нужно было быть в Метаморфоси. Старец ждал меня в монастырском саду. Взяв у него благословение, я сказал: «Геронда, он все еще в операционной». Старец похлопал меня по спине и сказал: «Поехали, дорогой К.! Ты ему не нужен. Его охраняют другие». Я не осмелился спросить, что он имеет в виду.
В реанимации шурин пролежал всего два дня — восстановление его шло очень хорошо. Его перевели в палату, и мы его навестили. Он встречал нас улыбкой: «Я вам кое‑что расскажу. Это очень важно». И стал рассказывать: «В реанимации, где были и другие больные, я никого не видел. Когда я смотрел направо, видел белое облако, окружавшее прекраснейшего юношу, лицо которого так ярко светилось, что невозможно было на него смотреть. На нем была одежда, которую носят диаконы, с поясом и белыми крестами. Слева я видел другого юношу в такой же одежде. Все время, пока я находился в реанимации, они были рядом со мной».
Оперировавший его врач сказал, что случай сложный, но ему наложили четыре шунта вместо двух, которые планировали, потому что во время операции не было осложнений. Врач этот, господин Спиру, только–только приехал из Америки. С тех пор у моего шурина не было никаких проблем. Увидевшись в следующий раз со старцем, я спросил его: «Геронда, скажи нам теперь, кого ты послал туда, в больницу?» — «К., давай забудем об этом, — ответил он, — и не будем об этом говорить. Все уже в прошлом. И никому об этом не рассказывай».
У моего близкого друга обнаружили рак толстой кишки. Его отвезли в больницу, и врачи приняли решение прооперировать его. В день операции его шурин находился в операционной. После операции он сказал своей сестре: «Мне очень жаль, но мы потеряем твоего мужа. Будь готова. Это вопрос дней. У него последняя стадия рака».
На следующее день я встал рано утром, взял машину и поехал на Афон к старцу. «Отчего ты приехал в такую рань ?» — спросил он.« Геронда, у нас серьезная проблема. У моего родственника рак, ему сделали операцию». — «Хорошо, напиши его имя на бумажке и оставь мне». Я написал имя и уехал. Дома я сокрушенно сказал: « Ох, жена, я не все сказал сегодня старцу, не дал ему понять всю серьезность ситуации. Завтра утром снова поеду». — «Поезжай, конечно!» Рано утром я снова отправился на Афон. Пришел к старцу. «Разве ты вчера не был здесь?» — удивился он. «Был, Геронда, но я не все сказал. Это серьезный случай.« Ну давай говори». — «Врачи дали ему срок в несколько дней и сказали, что у него нет шансов. У него худшая форма рака». — «A–а, ты хорошо сделал, что сказал мне об этом. Я помолюсь, чтобы изменился ход болезни, но он сам должен будет помочь». Старец имел в виду, что он должен будет исповедаться, чего прежде он никогда не делал, и причаститься. Так все и произошло. С тех пор у шурина не было никаких проблем со здоровьем, никаких жалоб. Врачи, проводя обследование, ничего у него не находят. С тех пор прошло тринадцать лет, он здоров и много работает. С ним все хорошо.
В 1993 годуя посетил Афон и пришел к старцу. Мы поговорили, и я собрался уходить: «Не хочу тебя утомлять, Геронда». — «Давай садись, поговорим, — предложил он. — Сегодня никого нет. На корабле вас было всего десять человек, и сюда больше никто не придет». Действительно, на корабле нас было всего десять человек, и никто больше не пришел к старцу!
Как‑то старец поехал в монастырь в Метаморфоси, беседовал там с людьми. У одного священника в кармане был диктофон, и он записывал слова старца. Закончив беседу, старец сказал ему: «Отец, вынь‑ка свою коробку, посмотрим, что она записала! » Священник, бедный, растерялся. Покраснев, он вынул диктофон и включил его. Однако на кассете не было абсолютно ничего.
В другой раз, когда я был у старца в каливе на Афоне, к нему пришли пять или шесть преподавателей. Старец их поприветствовал, назвав всех по имени. Один попросил: «Геронда, скажи благое слово». — «Я не говорю ни для телевизора, ни для газет. Если вы хотите услышать благое слово, ты и ты, — сказал он, обращаясь к двоим из стоявших рядом, — выньте коробочки (диктофоны), которые у вас в рубашках, дайте их мне, а потом поговорим!» Несмотря на то что была зима и они были в пальто, старец увидел диктофоны, спрятанные в карманах. Пришлось отдать их.
Тсетос Христос, майор авиации в отставке, Терми под Салониками
Я родом их Хильомоди Коринфской области, отставной военный, по званию майор авиации. По разным стечениям обстоятельств мне пришлось работать и таксистом в Афинах. За свою жизнь я много раз общался со старцем Паисием.
В 1975 году мы встретились со старцем Паисием всей семьей в монастыре в Суроти.
Мы были в архондарике — всего собралось человек пятнадцать — и говорили о том, сколько времени уделяем нашим духовным обязанностям. Среди нас были две студентки, которые спросили старца: «Где нам взять время, Геронда, на духовную жизнь, когда мы должны заниматься? Как мы сможем успешно учиться, если не будем заниматься?»
Старец спросил одну из них: «Сколько часов в день ты занимаешься?» — «Иногда и двадцать четыре часа в сутки». — «Ты когда‑нибудь читала Священное Писание?» — «Нет». — «Ты когда-нибудь молилась?» — «Нет». — «Ну так как же ты хочешь быть успевающей? Если ты будешь читать полчаса Священное Писание и полчаса в день будешь молиться, ты будешь лучше воспринимать и выучивать свои предметы. Ты будешь успешно учиться».
Старец придавал большое значение чтению Священного Писания, молитве и вообще изучению святоотеческой литературы.
Как‑то я в военной форме пришел к нему в келлию Честного Креста. Мы просидели вместе всю вторую половину дня и проговорили на разные темы. Проявив неделикатность, я хотел остаться у него в келлии. Однако, когда наступил закат, он сказал: «Брат Христос, ты останешься здесь?» — $1Если на это будет благословение». — «На это благословения нет, но что поделаешь?» Услышав эти слова, я расстроился и хотел уйти. «Нет, ты не уйдешь, — сказал он мне. — Все монастыри уже закрыты в этот час». Он принес еды на цинковой тарелке, и мы съели помидор, несколько маслин и кусок черствого хлеба. Он налил немного оливкового масла плохого качества, но для меня оно было слаще меда — я был рядом со старцем. Вся эта трапеза стала великим благословением. Я думал, что мы будем вместе молиться, но старец, прочтя мои помыслы, сказал: «Иди отдыхай и будь осторожен, чтобы тебя не съели шакалы». — «Геронда, как меня могут съесть шакалы? Да они испугаются меня». Но я не понял, как выяснилось позднее, что он говорил не о лесных шакалах. Я взял у него благословение, поклонился, мы попрощались, и я пошел спать. Встав рано утром, я вышел и сел в архондарике под открытым небом, ожидая старца. Когда он показался, я увидел, что он растрепан, подрясник порван, усы торчат вверх, борода помята. Глаза у него были красные. Я подумал, что старец утомился от бдения. Он встал в дверях и начал рассказывать о борьбе, которая у него была всю ночь, о войне с каким-то тангалашкой. Я не понял слова «тангалашка», и он мне объяснил: «Это маленький бесенок, ничего серьезного. Я его схватил, наподдал ему, и он понял. Но ты не бойся. С нами Христос». Я слушал его, и у меня мурашки бегали по коже. И сейчас, когда об этом рассказываю, снова содрогаюсь, потому что это было что‑то страшное.
Отец Поликарп Мандзароглу рассказал мне следующее.
«Старец Паисий около 1972 года в Неделю о слепорожденном почувствовал сильное утомление, когда молился. На секунду ему пришла мысль, что если бы он мог съесть немного рыбы, то стало бы лучше. Поскольку у него были постоянные боли в кишечнике, ему пришлось ненадолго выйти на улицу. Возвращаясь, он увидел, как большая птица, похожая на орла, стремительно летит на него. Он нагнулся, чтобы она не задела его, и быстро зашел в келлию. Однако вскоре из-за своих болей ему снова пришлось выйти наружу. Он заметил, что в том месте, куда перед этим села птица, трепыхалась рыба! В умилении он перекрестился, поблагодарил Бога за дивный Его Промысл и, насыщенный Его Божественной любовью, говорил сам с собой: «Разве мне может хотеться теперь есть!»
Старец находился в абсолютном послушании у своего духовникаа. Он выполнял всё, что ему говорил отец Тихон. Однажды я хотел сделать ему небольшой подарок, но он ни в какую его не принимал. Когда я спросил, почему он отказывается, старец сказал: «У меня благословение от моего старца не принимать никаких подарков, не принимать ничего. Чтобы у меня ничего не было в кармане. Чтобы никогда не было денег. О нас здесь печется Пресвятая Богородица. У нас нет нужды. У вас там, в миру, больше нужд. Есть вдовы, бедные, старики, которым вы должны помогать. А я, поскольку мне деньги не нужны, должен их буду кому‑то отдавать. Если мне приносят вещи и я их принимаю, то мне приходится быть носильщиком. Но и другим отцам здесь эти вещи не нужны. Выбрасывать их, что ли? Это грех». У него тоже было повеление от старца как можно реже принимать у себя в келлии кого‑либо, кроме двух–трех иеромонахов, чтобы они служили Божественную литургию в прилегающей к его келлии церквушке.
