KnigaRead.com/

Евгений Антипов - Четверый

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Евгений Антипов, "Четверый" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

А ведь и восходил Четвертый на русский престол как игумен России. И, как помазанник Божий, восходил первым из отечественных правителей. Номинально правителем России он был с трех лет, после смерти отца. На правах регентши пытается самостоятельно править вдова; она даже проводит денежную реформу, интегрирующую отдельные княжества, но никому из национальной элиты ее самостоятельность не нужна, и через пять лет Елена Глинская умирает: предположительно — отравлена (значительное превышение ртути в костной ткани). Восьмилетний Великий князь остается круглым сиротой. А Шуйские, Глинские, Мстиславские, Юрьевы и остальное боярство в это время ведут жуткие клановые войны и делят страну. Следствием передела были три пожара Москвы и народное восстание. (Во время одного такого пожара в 1547 году погибло 1700 человек и выгорел Благовещенский собор с иконостасом Андрея Рублева.)

Четвертому приписываются смертные приговоры, вынесенные уже в отрочестве. Хотя совершенно очевидно, что распоясавшееся боярство решало свои вопросы, цинично ссылаясь на волю юного правителя.

«Рано Бог лишил меня отца и матери, а вельможи не радели обо мне, хотели быть самовластными. Моим именем похитили саны и чести, богатели неправдою, теснили народ, и никто не претил им. В жалком детстве своем я казался глухим и немым, не внимал стенаниям бедных, и не было обличения в устах моих. Вы, вы делали что хотели, злые крамольники, судии неправедные. Какой ответ дадите нам ныне, сколько слез, сколько крови от вас пролилося. Я чист от сия крови, а вы ждите Суда Небесного».

В своей тронной речи, как бы прощая боярству прежние злоупотребления, Четвертый призывает начать все с чистого листа. Насмотревшись сцен властного беспредела, отныне он намерен править по уму Божьему, для чего и прибегает к таинству миропомазания — как форме государственного воцерковления. Делая, возможно, тем самым упор на христианскую компоненту в общественном сознании. И прежде всего — в сознании бояр.

Если в XIV веке сословие бояр являло собою оплот государственности, то к XVI веку картинка меняется — класс амбициозных олигархов ощущает себя основным вершителем не только внутренней, но уже и внешней политики. Мыслит боярство при этом предельно прагматично, отбросив патриотические предрассудки. Четвертому за 15–20 лет правления удалось в некотором роде погасить клановые войны: национальная элита сплотилась в виде устойчивой оппозиции. Общим знаменателем для такой консолидации является требование соблюдать законность на местах, а еще и с предоставлением отчетности. Так что среди трех сотен фамилий к 1565 году, к моменту создания опричнины, патриотически настроенных бояр как-то не наблюдалось: все смотрели на католический запад.

Но опричнина не была «антибоярским проектом»; в указе об учреждении нового института государственного регулирования царь четко дает понять, что измена — понятие внесословное.

И тут надо хотя бы вскользь обозначить антироссийскую активность — того же товарища Курбского, — неприличную даже для пострадавшего диссидента (кстати, польское слово). Вступив же в альянс с Сигизмундом, А. М. Курбский проявляет изобретательность и повышенную инициативу на грани назойливости: рекомендует не жалеть денег для раскачки хана, который в конечном счете выступает на Москву с шестидесятью тысячами крымских голов, а сам Курбский с литовско-польско-немецко-венгерской армией в 70 тысяч голов вступает в Рязанскую область. Все происходит на фоне подготовленного (но раскрытого) внутреннего вооруженного мятежа.

Четвертый объявляет референдум. Выехав из Москвы, присылает гонца. У гонца две грамоты: одна с обращением к митрополиту, другая — к народу. В первой царь описывает измены, мятежи и другие штучки бояр, четко давая понять, что с коллаборационистами кашу варить не станет, но если в данной ситуации власть олигархов кому-то кажется предпочтительнее, то царь готов передать свои полномочия. Из второй грамоты, зачитанной на площади, следовало, что к купечеству и простому люду у царя вопросов нет, но он должен знать, желает ли народ в экстремальной ситуации видеть его, помазанника, во главе государства. Потому что в условиях войны подчинение должно быть жестким, и подчинение не за страх, а за совесть.

Сначала народ притих, соображая, что от него требуется, а потом взорвался: только намекни, царь, да мы за тебя порвем всю эту мразь жирующую.

Но рвать никого не надо. Надо создать ополчение из преданных людей, эдакий полк специального назначения службы безопасности, в котором сословия не важны, важна неподкупность да способность в огонь и в воду. И хотя слово «опричнина» было в ходу еще до Четвертого — это, так сказать, форма национализации земли, форма пенсии для воинских вдов и сирот, — именно такое российское know how стало историческим клише и приобрело пугающе-отвратительный шлейф. Да, преданность и неподкупность всегда подозрительны, а проекты в интересах государства должны вызывать смутный страх.

Число опричников составило 570 человек.

Опричники выполняют не только функции госбезопасности, но и военные: впоследствии, когда число опричников возросло на порядок, именно полки опричников сыграли решающую роль в отражении нашествия Девлет Гирея в 1572 году; тогда русская армия в 60000 человек уничтожила крымско-турецкую в 120000.

После победы над Девлет Гиреем опричнина упразднена; проект действовал семь лет.

Среди бесчисленных жертв опричнины было и три сотни опричников — несмотря на обязательное монашество, все-таки и в их числе оказались искушаемые властными полномочиями, так сказать, оборотни в рясах.

А каково, кстати, число бесчисленных жертв? Ни один историк не называет более пяти тысяч. Летописи говорят о трех тысячах казненных: воры, душегубы (то есть убийцы) и клятвопреступники. Среди этих трех тысяч политических было всего несколько десятков человек — в основном, конечно, бояре, — которых до этого царь неоднократно прощал под крестоцеловальную клятву. Три тысячи за 37 лет царствования. В Англии за такой же срок во время царствования Генриха VIII было казнено 72000 «больших и малых воров». Только одна французская (Варфоломеевская) ночь в десять раз перекрывает все российские ужасы. За те же пять лет, окрашенных ужасами опричнины, в самой прогрессивной стране той эпохи — в Нидерландах — генеральным прокурором приговорено к смерти 18000 человек, включая пару графов. Все в том же XVI веке при подавлении крестьянского восстания в Венгрии было убито 50 тысяч, тело лидера — Дьёрдя Дожи — скормили сподвижникам. При подавлении крестьянского движения в Германии было убито более 100 тысяч.

Население же разоренной Чехии сократилось с 3 миллионов до 780 тысяч человек. Но воплощением кровавой эпохи становится русский царь. Даже в оценке Петровских реформ тема крови и колоссальных жертв застенчиво опускается. Воссев на трон, одним только эпизодом со стрельцами Петр выбирает почти половину (1200 человек) репрессивной статистики Четвертого. Образ же Петра вызывает симпатию и даже восхищение как в отечественных головах, так и в западных. Почему? Может, потому, что Петровские реформы, начиная с упразднения патриаршества, носили прозападный характер? Тогда и антизападный характер правления Четвертого объясняет многое.

…На памятнике «Тысячелетие России», установленном в Великом Новгороде в 1862 году, можно видеть бронзовые изображения многих современников Четвертого: Сильвестра, Адашева, Гермогена. Но не Четвертого. Там нет этого великого русского царя, создавшего суд присяжных, за полтора века до Петра пробившего выход к Балтийскому морю, за полтора века до Петра создавшего флот, отбившего нашествие крымских татар, увеличившего страну вдвое, начавшего присоединять Сибирь — на которую с таким вожделением посматривают сегодня все экономически развитые страны. Четвертого там нет. А ведь уже при Федоре-сыне страна выходит в число богатейших в мире — выходит не сама по себе, а в результате реформ. Но на памятнике нет реформатора. Его там нет принципиально, концептуально, его там нет взвешенно и умно.

Несколько столетий русский народ пугают образом первого русского царя. Разумеется, верят, разумеется, боятся. Но вот после смерти Четвертого народ-современник, требуя казнить его убийц, поднял бунт.

«Иоанн был велик ростом, строен, имел высокие плечи, крепкие мышцы, широкую грудь. Прекрасные волосы, длинный ус, нос римский, глаза небольшие серые, но светлые, проницательные, исполненные огня, и лицо приятное». Судя по всему, имел могучее здоровье, позволившее переварить тонны ядов. Он прожил 54 года. Изменения костных тканей неустановленной этиологии говорят о том, что в конце жизни он не мог ни ходить, ни даже стоять.

Свою тоску Четвертый доверил только бумаге: «Тело изнемогло, болезный дух, раны телесные и душевные умножились, и нет врача, который бы исцелил меня. Ждал я, кто бы поскорбел со мной, и не явилось никого. Утешающих я не нашел. Заплатили мне злом за добро, ненавистью за любовь».

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*