Евгений Антипов - Четверый
Понятно, что самого Четвертого в короли допустить нельзя. А почему же нельзя — юридически и фактически он типичный демократ: по восшествии на престол Четвертый создает Земский собор (государственную думу), создает Избранную раду (сенат), куда вошли, между прочим, и Курбский, и Сильвестр, возглавлял же Избранную раду Адашев. В результате работы соборов (то есть собраний) реформирована армия, приняты ГПК-УПК, на Стоглавом соборе разработан церковной регламент. Введена в государстве и единая валюта.
В принципе, на должность польско-литовского короля можно было бы рассмотреть и кандидатуру Четвертого — будь он хотя бы католиком. Но он совсем не католик, «латинские церкви» строить отказался. И реноме у него отвратительное. Точнее, должно быть отвратительным.
Например. Четвертый наладил торговые связи с Англией помимо Ганзейского союза и даже завернул интригу с англо-российским династическим союзом. А если предположить, что Джером Горсей, как истинный английский дипломат, был лоббистом Ганзы или английских (французских, испанских, немецких) не/заинтересованных групп, то Новгород (в 700000 жертв) еще легко отделался. И главное, с таким дикарем нельзя иметь дел.
Образ царя-злодея поддерживает еще один непредвзятый источник: Генрих фон Штаден Вестфальский. Впрочем, сочинения фон Штадена введены в научный оборот лишь в ХХ веке и до сих пор их достоверность не определена. Этот шпион-нелегал возглавлял небольшой отряд опричников, участвовал в походе на Новгород 1570 года, совершал набеги на села и монастыри. Из 12 лет, проведенных в Московии, 6 — в опричнине. Все — с его слов. Но вот сдается, что гер фон Штаден назвался опричником, дабы повысить свой статус в глазах покровителя — Рудольфа II, чешского императора. В опричнину же отбор был очень тщательным, в два уровня посвящения, и католик опричником быть не мог по определению. Да и биография фон Штадена слишком криминальна для статуса опричника: приговор по уголовному делу, вместо тюрьмы бега, военный разбой (набеги с польским отрядом на Юрьевский уезд), хоть и по другому уголовному делу, но отсидка. Выйдя на свободу, фон Штаден как раз и перебирается в Московию. А вот вернувшись в Европу, представляет Рудольфу II прилагавшийся к описанию Московии проект «Обращения Московии в имперскую провинцию»: Иван Грозный — тиран, московиты — нехристи, «монастыри и церкви должны быть уничтожены». Горячо фон Штаден пишет об ограничении свобод в Московии, в частности о царском запрете продавать водку в харчевнях, мол, это способствует распространению пьянства.
Похоже, чешский император тут тоже имеет свои виды. С интересом этот проект рассматривает и Стефан Баторий, который в конце концов (1576 г.) избран — при активной турецкой поддержке — на польский престол.
Четвертый же благодарит за княжение в Московии Симеона Бекбулатовича. Этого татарского князя, крещеного и проверенного на прочность, Четвертый поставил исполнять обязанности царя, пока сам занимался духовным ростом, молитвой, а заодно пробовал баллотироваться на должность короля польско-литовского. Теперь же Четвертый возвращает себе формальную полноту власти в стране: предстоят серьезные события.
В течение следующих трех лет Баторий совершает три успешных похода против России. Если российская позиция во время успешных военных кампаний в отношении своих польских оппонентов была избыточно мягкой, даже шубы дарили, то теперь позиция польских оппонентов была избыточно жесткой. Разорено практически все, включая новгородские земли. Во взятых крепостях поляки-литовцы уничтожают русские гарнизоны полностью. Все население в Великих Луках истреблено тоже. Сожжена Старая Русса и 2000 сел. В 1581 году польско-литовская армия с наемниками из всей Европы начинает осаду Пскова. Шведы в это время берут Нарву и занимают все побережье Финского залива. Окно в Европу, распахнутое Четвертым, закрывается. Четвертый ведет переговоры, пытаясь спасти хотя бы часть прибалтийских территорий, отвоеванных в Ливонской войне.
Кстати, Ливонская война.
Весной 1557 на берегу реки Нарвы Четвертый — молодой тогда русский царь — построил порт. А Ливония и Ганзейский союз никого в новый порт не пропускают, им это не выгодно. Но за несколько лет до этого закончилось действие русско-ливонского договора, по которому Ливония должна была вносить, но, понятное дело, не вносила дань за город Юрьев — возведенный некогда Ярославом Мудрым и ранее считавшийся русским. Молодой русский царь попросил должок. Ливония просьбу проигнорировала. Тогда в Ливонские земли пришло русское войско в 40 тысяч человек. Недвусмысленно походив пару месяцев, к весне 1558 года оно возвращается, получив-таки заверения о возврате обещанного. К сроку должок не вернули, мол, кризис, денег нет, зато нарвский гарнизон обстрелял Ивангородскую пограничную заставу, создав, таким образом, нехороший прецедент. Русские войска Нарву осадили. Осадили — в военном смысле. Осадив же, взяли. Взяли, раз такое дело, и Юрьев (уже Дерпт, а впоследствии Тарту), разрешив, впрочем, прежнее управление. А после взятия Дерпта-Юрьева обнаружился и должок в кубышке, причем денег там оказалось куда больше, чем требовалось по накладным. Потом взяли еще 20 городов-крепостей, включая добровольно сдавшиеся и вошедшие в подданство русского царя. И ушли восвояси на зимние квартиры, оставив в городах небольшие гарнизоны.
Ливонский ландсмейстер Тевтонского ордена Готхард Кетлер, собрав армию, решил вернуть утраченное и в конце 1558 года подступил к крепости Ринген, которую защищало несколько сот стрельцов. Когда у стрельцов кончился порох, немцы крепость взяли. Если во время русской осады крепости Нейгаузен в знак уважения к мужеству защитников им позволили выйти из крепости и сохранить тем самым рыцарскую честь, то весь гарнизон стрельцов в Рингене был перебит с немецко-рыцарской пунктуальностью. А зря. Потому что последовала карательная операция, в результате которой было захвачено еще 11 городов и сожжен рижский флот. Русские войска дошли аж до прусской границы. Ревельские купцы, оставшись без транзитных прибылей, жалуются шведскому королю: «Мы стоим на стенах и со слезами смотрим, как торговые суда идут мимо нашего города к русским в Нарву».
На Москву началось серьезное давление со стороны Литвы, Польши, Швеции и Дании.
Но и в российском руководстве по поводу внешней стратегии единодушия нет: в марте 1559 года под влиянием Дании и представителей подозрительно миролюбивой русской элиты во главе с Адашевым Ливонии еще раз предложено перемирие — третье за девять месяцев, а край, присоединенный к России, тут же получил особые льготы. Экс-ливонским городам Дерпту-Юрьеву и Нарве дана полная амнистия жителей, свободное вероисповедание, городское самоуправление, судебная автономия и беспошлинная торговля с Россией. В Нарве начинаются восстановительные работы, а местным даже предоставляют ссуду за счет царской казны. Это показалось столь привлекательным для остальных ливонцев, что под власть «кровавого деспота» тут же перешло два десятка городов.
Все здорово, однако во время перемирия ландсмейстер Готхард Кетлер заключил ряд договоров, по которым какие-то земли ордена проданы брату датского короля, какие-то отошли Литве и Швеции. Мол, я не я, корова не моя, разбирайтесь с пацанами. Пацаны просят освободить территорию — то есть уже шведскую и литовскую. Ливонская конфедерация успела собрать армию и за месяц до окончания срока перемирия напала на русские войска под злополучным Дерптом-Юрьевом.
В 1560 году русские возобновили военные действия: взята еще пара городов, а немецкие силы разбиты. Ливонской конфедерации наступил капут. На этом заканчивается первый, динамичный, успешный этап Ливонской войны.
Заканчивается и семейное благополучие русского царя, провернувшего операцию европейского, а точнее, мирового масштаба. У тридцатилетнего царя вдруг умирает жена Анастасия.
Через год Четвертый женится на Марии, кабардинке. А вопрос национальности для Четвертого не существует уже в XVI веке: то в царицы он берет кабардинку, то, проверяя, что ли, русский народ на толерантность, назначает татарина Бекбулатовича на должность и. о. русского царя. Может, непрошеный гость и хуже татарина, но татарин, по мнению Четвертого, лучше национальной элиты, ибо не продаст татарин вверенный ему русский народ. Чего ну никак нельзя сказать о боярах.
Четвертый женится на Марии. Отсюда начинается тема многоженца-развратника. Поскольку само число жен Четвертого, к тому же довольно размытое, не способно уронить глухую тень развращенности, сбоку — благодаря информированности Курбского — проклевывается тема извращенности. И все это в красках, в красках. Не раз упоминавшийся благородный англичанин Джером Горсей, знавший царя лично, с голубыми глазами цитирует рассказы Четвертого о том, как тот растлил тысячу дев, а тысячи своих детей сам же убил.
