Николай Лесков - Театральная хроника. Русский драматический театр
Г-жу Струйскую и ныне встречают и провожают так же, как встречали и провожали в прошедшем году, и она, очевидно, становится модною любимицею публики и, верно, будет героинею сезона; но действительно ли она в самом деле такая талантливая актриса, на которой можно строить большие надежды для сцены, этого все-таки еще до сих пор не видно. Г-жа Струйская — не бездарность, ввергающая зрителя и критика в бездну отчаяния; но что из нее выйдет? Какою она пойдет дорогою, за это она до сих пор не дала нам никаких ручательств. Сил своих она всех, вероятно, еще не сознает и еще менее, чем сознает, умеет их выявить. В игре ее, столь часто и столь безусловно восхваляемой, есть много вредного для развития актрисы. Г-жа Струйская не свободна от самого сильного влияния театральной рутины и задачи искусства, очевидно, понимает по-театральному — бьет на одни легчайшие средства, удовлетворяющие неприхотливого зрителя, но в корень портящие сценического деятеля. Г-жа Струйская все силится брать отделочкой сцены, так сказать, ее пунктировкою; придает не в меру большое значение сценическим мелочам и во все время своей годовой славы ни разу не обличила в своей игре выработки типа лиц, которых она сыграла. Нигде, решительно нигде, ни в одной роли она не позволила себя заподозрить в знакомстве с миром тех женщин, которых она изображала, и только общеженские черты, укладывающиеся в общие рамки, изображала удовлетворительно и по всем правилам актрис Александринского театра. Г-жу Струйскую похвалили даже за исполнение ею роли Катерины в «Грозе». Не знаем, приняла ли г-жа Струйская эти похвалы за чистую монету, или она имела для них свой критический взгляд и обиделась ими. Пусть почтенная артистка не верит нам и не верит и этим похвалам, так лестно добываемым хорошенькою женщиною, фигурирующею на театральных подмостках. Ведь и г-жу Глебову хвалят или, по крайней мере, хвалили! Этакие похвалы, все равно что ухаживанья невского волокиты, чести не делают и имени не создают. Пусть г-жа Струйская потрудится посмотреть Катерин Московского театра, пусть она вспомнит в этой роли г-жу Читтау; пусть прокатится летом, полюбопытствует взглянуть на творческое изображение Катерины г-жами Стрелковою и киевскою Степановой. Мы уверены, что г-жа Струйская, если в ней жива искра артистическая, долго, долго еще не возьмется за эту типическую роль, которая никогда не будет и не может быть сыграна петербургскою барышней. А пока г-жа Струйская здесь безвыездно, ее друзьям надо бы ей советовать читать, читать, читать, как можно больше читать. Читать не одни свои роли да заметки о ее игре, а читать великих сценических писателей и лучших их комментаторов: читать Шекспира, имея под рукою характеристики его женщин и художественные изображения их, исполненные лучшими английскими живописцами и изданные, если не ошибаемся, Брокгаузом. Пусть молодая артистка наша научится из этих произведений великого таланта постигать тип и воссоздавать его, как он воссоздается у Порции (жены Брута) или у Имоджены одним штрихом — и потом проходит во всю пиесу цельным и неизменным.
Мы очень рады, что г-жа Струйская не встречает в прессе людей, склонных спешить осуждением ее игры. Брань, да еще брань наша русская, бесцеремонная и бездоказательная, не укажет пути никакому художнику, ни литератору, ни актеру, ни живописцу, а только разве обессилит необстрелявшегося человека. Но пусть г-жа Струйская принимает с умеренностью расточаемые ей похвалы. Уважая почтенную артистку и желая ей прочного успеха, мы должны сказать ей, что расточаемые ей похвалы, во всяком случае ныне, стоят гораздо выше ее заслуг; а в таких похвалах немного прока. У г-жи Струйской на глазах прошла пора г-жи Владимировой, столь легко и столь незаметно уступившей свое место молодым силам самой Струйской. Ей не может быть неизвестно, как в одно время подняли и расхвалили г-жу Спорову. Она играла и Офелию, и Катерину — и все ее хвалили, хвалили, превозносили — и забросили. Забросили и не вспоминают. И никто не посетует, что ее не видит. Слава ее вскочила как дождевой пузырь, росла с год и, выросши в течение этого года с воробьиный нос, совсем улетучилась. Завидная участь! Пусть г-жа Струйская сопоставит эту участь с значением, которое приобрели, на той же сцене, вместе с г-жой Струйскою стоящие почтенные Линская и г-жа Александрова — актриса, которую совсем не принято хвалить, но которую некем будет заменить на петербургской сцене, пока только будут давать пьесы из русского купеческого быта, ибо г-жа Александрова незаменима в ролях купеческих женщин известного типа.
Пусть г-жа Струйская побольше заботится о том, чтобы самым существом своих дарований сделаться не только полезною, но и нужною театру, и на думает, что нужность эту дирекции могут внушить газеты или журналы. Много в свою жизнь перечитал г. Федоров всяких хвалений, расточавшихся разновременно возникавшим однолетним знаменитостям, и его старческая опытность давно определила цену этим хвалам и порицаниям. Пример у нас воочию: это хваленая г-жа Спорова и вечно проходимая молчанием г-жа Александрова.
Об «Опричнике» мы будем говорить в следующей хронике, ко времени которой, вероятно, успеют сыграть и «Виноватую» А. Потехина. Об этой пиесе можем только сказать, что на представление ее должны непременно пойти все члены расстроенной петербургской гражданской семьи. В пиесе этой, говорят, есть гражданский хвост, являющийся в виде резонирующей тетушки, которая будет произносить, что теперь не время думать о любви, а надо бороться с общественным злом. Резон! А что проку по мелочи-то пробавляться!
ТЕАТРАЛЬНАЯ ХРОНИКА. РУССКИЙ ДРАМАТИЧЕСКИЙ ТЕАТР
На этот раз мы нарушаем хронологическую последовательность нашей хроники, пропускаем «явления», которыми ознаменовался наш русский драматический театр в истекшем месяце и о которых поговорим в следующий раз: теперь мы хотим обратить свое и читателей наших внимание на явление сего месяца ноября, ибо явление это вышло из ряду вон и сопровождалось таким переполохом, каких немного вписывала на свои страницы театральная летопись.
Мы разумеем постановку «Расточителя» на нашу драматическую сцену и неистовство, обуявшее газетчиков по этому случаю.
В июле эта драма была напечатана в «Литературной библиотеке». Упорное молчание об этом журнале, которое газетчики выдерживали подолгу с мужеством, достойным лучшей участи, было между прочим и на этот раз прервано, драма удостоена нескольких благосклонных отзывов, хотя произнесенных и не без гримас — ибо как же могут петербургские газетные борзописцы произнести без гримасы имя г. Стебницкого, написавшего роман «Некуда»? — за автором признаны до некоторой степени и ум, и талант, и знание народной жизни, и уменье владеть русскою речью; все это было, разумеется, высказано очень незаметно, мимоходом, вероятно, для некоторой очистки совести и в том соображении, что «Литературная библиотека» — журнал новый, мало известный, что, следовательно, в нем драма не будет замечена массою русской публики и канет в лету, — почему же и не явить некоторой справедливости даже относительно автора «Некуда»? И явили.
Но драма не канула в лету. Театральная дирекция обратила на нее внимание как на оригинальное и талантливое произведение, радушно приняла на сцену и озаботилась тщательной ее постановкой. Казалось бы, следовало только радоваться такому вниманию дирекции к первому драматическому опыту даровитого беллетриста, вниманию, совпадавшему с назначением нового директора театров, в то время, когда уже было, так сказать, решено и подписано всеми газетами, что репертуар наш крайне беден и требует освежения, — следовало бы только радоваться, что этой нужде желает послужить писатель, составивший себе имя в другом роде литературы. Но такой оборот дела вовсе не входил в расчеты газетных нигилистов и скоморохов. Первые если и желают новинок на театре или в литературе, то только таких, которые подходят к их известным специальным вкусам, — и нет гонителей, нетерпимее и жесточе их, противу всего, что построено не по их нигилистическому шаблону: в даровитости и таланте они находят лишь сильнейшую causa vocanti;[2] для вторых всякие новинки нужны собственно только для того, чтобы отправлять свое скоморошичье ремесло: чем рельефнее новинка, тем отличнее можно над нею покривляться и позвенеть своими бубенцами…
И те и другие нашли в бенефисе г-жи Левкеевой 1 ноября отменный случай для своего бенефиса. В среду шел на Александринском театре «Расточитель», а в воскресенье фельетонисты почти всех до одной петербургских газет уже произвели свой неумытный суд с шутовскою пляской и трезвоном.
Любопытен этот суд. В этом фельетонном синедрионе стоит, разумеется, уже известный нашим читателям скандалист академической газеты г. Незнакомец. «Первые страницы драмы г. Стебницкого, — говорит он, — напоминают своей внешностью „Ревизора“ и как будто что-то обещают. Но чем дальше, тем дебри становятся все не проходимее; шаг за шагом наблюдаете вы, как здравый смысл оставляет автора и как старается он придумать и притянуть эффекты поужаснее, по-несообразнее, возбуждающие только улыбку сожаления и скуку невыносимую».
