Михаил Делягин - Светочи тьмы: Физиология либерального клана. От Гайдара и Березовского до Собчак и Навального
Просто он истреблял нас по другим методичкам, — и гордится своей эффективностью.
Когда Рунет только не проклял его, он пообещал вслед за могилой Бандеры посетить могилы других гитлеровских прислужников, — Власова, Краснова, Шкуро и фон Паннвица.
Правоверный реформатор Кох, заслуживший восторг Чубайса и отличающийся от других либералов, по–видимому, лишь своей искренностью, будет и дальше истово славить своих героев.
КОЗЫРЕВ
Андрей Угодник: убежденный предатель родины?
Много лет назад, в середине «нулевых» на одном из приемов ко мне подошел человек со смутно знакомым лицом и, вежливо поздоровавшись, оглушил меня изысканно выраженной просьбой никогда о нем не вспоминать. Обещание далось тем более легко, что я действительно, несмотря на все усилия, никак не мог его вспомнить; когда же окружающие подсказали, что это был Козырев, ельцинский Министр иностранных дел, казавшаяся поначалу столь странной, неожиданной и нелепой просьба стала органичной и естественной.
Однако этим летом персональный пенсионер из Майами Козырев, дождавшись кончины Е. М. Примакова, сам напомнил о себе — и так, что выполнить обещание «не вспоминать» его стало уже невозможно. В статье в «Нью — Йорк Таймс» призрак из либерального склепа фактически обвинил Россию в ядерном шантаже Запада и призвал его к вмешательству во внутренние дела нашей страны (разумеется, исключительно в виде «помощи» российскому народу, когда он «снова поднимется с колен», и «твердости» «в восстановлении территориальной целостности Украины»),
Слесарь из Брюсселя
Козырев родился в 1951 году, еще при жизни Сталина, в Брюсселе, где его отец–инженер работал в советском торгпредстве.
По всей видимости, родители четко сориентировали его на возвращение на «загнивающий Запад»: по возвращении в Москву он учился в испанской спецшколе. Это был умный выбор: среди носителей английского языка как наиболее широко изучаемого наблюдалась серьезная конкуренция, немецкий и французский в мире были не очень сильно распространены, а испанский давал наилучшие перспективы в силу своей сравнительно малой распространенности в Советском Союзе и большой — в мире.
Возможно, свою роль сыграла и сравнительная легкость изучения — недаром сам Козырев говорил о себе в момент поступления в институт как о человеке «без серьезных знаний» (его успехи в учебе характеризуются, например, тем, что выпускник испанской спецшколы не упоминал в последующем о владении испанским языком, ограничиваясь английским, французским и португальским).
Поступить в институты, готовящие специалистов для отношений с зарубежными странами, было непросто: помимо характеристики от партийных органов^надо было выдержать еще серьезный конкурс, в котбром у молодого Козырева (если верить его словам) просто не было шансов.
Выход был найден элегантный: после школы Козырев пошел на завод «Коммунар» слесарем- сборщиком. Оборонный характер завода гарантировал защиту от армии, рекомендацию давали не тщательно проверявший кандидатов райком
партии, а парторг цеха; само же поступление в «идеологически значимые» вузы осуществлялось почти автоматически — вне конкурса, на классовой основе, по «рабочей квоте».
Высоко котировавшийся в те времена и не предъявлявший слишком высоких требований к студентам Университет дружбы народов имени Патриса Лумумбы, где обучалось множество иностранцев, оказался недоступен Козыреву из–за секретности, и он, кокетничая, рассказывал, что поступил в МГИМО, лучший вуз страны, фактически вынужденно, из–за сочетания секретности, партийной рекомендации и отсутствия знаний.
В ходе учебы не блистал, но на четвертом курсе вступил в КПСС, а по окончании МГИМО попал в МИД, — по собственному признанию, по блату: «был канал, через который меня вытащили из (общего — М. Д.) распределения и посадили в МИД… Это сделали люди, которым это ничего не стоило, и по своей инициативе». Кто были эти люди, какие они имели виды на не самого яркого выпускника МГИМО, Козырев не говорит до сих пор, — вероятно, есть что скрывать (если б это были просто сделавшие карьеру друзья отца или впечатленного его достижениями научного руководителя, Козырев, скорее всего, сказал бы об этом прямо).
В МИДе карьера Козырева развивалась уверенно и методично: с 1974 по 1990 годы он, пройдя все административные ступени, поднялся с должности референта до начальника Управления международных организаций МИД СССР.
Женился на дочери кадрового дипломата, который со временем стал заместителем Министра.
О наличии у Козырева серьезной личной поддержки свидетельствует и то, что в первую загранкомандировку он поехал на следующий же год после начала работы, в 1975 году, — и сразу в США, поездка куда считалась наиболее престижной. Для МИДа, где даже короткой командировки в опасную африканскую страну дипломат мог ожидать годами, это было нетипично и свидетельствовало об особом положении дипломата.
Идеологические взгляды молодого Козырева окончательно сложились, насколько можно судить по его воспоминаниям, именно в Нью — Йорке. Сначала в супермаркете, где он был шокирован изобилием не столько самих товаров, сколько покупавших их афро– и латиноамериканцев, которые, по мнению попавшего напрямую в МИД выпускника МГИМО, должны были недоедать, а затем на лавочке в Центральном парке, где он прочитал купленный им роман Пастернака «Доктор Живаго», брать который с собой в СССР было нельзя. Не найдя в книге прямой антисоветчины, Козырев решил, что советская система в принципе не терпит вообще никакой свободы, причем в первую очередь — личной, и в короткие сроки, по его воспоминаниям, стал «абсолютнейшим внутренним диссидентом, антисоветчиком».
В 1989 году, с наступлением гласности он опубликовал в «Международной жизни» статью, в которой раскритиковал советскую внешнюю политику, призвав полностью пересмотреть отношение к Западу и «революционным друзьям». Статья пришлась ко двору: ее перепечатала «Нью — Йорк Таймс», руководитель ГДР Хонеккер написал протестующее письмо, она вызвала сильную критику аппарата ЦК КПСС и даже рассматривалась на Политбюро. Козырева спасло «близкое знакомство с Шеварднадзе», ставшим Министром иностранных дел: он вполне поддерживал высказанные Козыревым идеи и вместо логичного изгнания из МИДа обеспечил ему «карьерный взлет» — назначение начальником Управления международных организаций.
Из оформителя виз — в полноценные Министры
Нарастание популярности Ельцина и его избрание председателем Верховного Совета РСФСР Козырев, как и многие в стране, воспринял как «шанс на реальные преобразования», — и стал, как он сам говорил, «копать землю, чтобы каким–то образом представиться Борису Николаевичу…». По его словам, ему помог ставший председателем комитета Верховного Совета по международным делам Лукин, бывший заведующий отделом Управления оценок и планирования МИД, в 1992–1994 годах — посол России в США, однако помог довольно странно: опять–таки по его словам, «я с Ельциным до своего утверждения толком и не говорил».
Возможно, это было связано с первоначальной незначительностью его должности: когда Козырев был назначен Министром иностранных дел РСФСР, этот пост носил декоративный характер и подразумевал в основном оформление виз и организацию приема российских и зарубежных делегаций — и то второстепенных. Карьерные дипломаты, имевшие ранг посла, от него отказывались как от неприятной и потенциально опасной нелепицы, — а Козырев (не имевший необходимого для такой должности ранга посла и ни разу не бывший на постоянной работе за границей) согласился с восторгом и не раздумывая; Ельцин и премьер Силаев относились к нему снисходительно.
Официальное предложение Козыреву сделал российский премьер Силаев, выдвижение состоялось по протекции Бурбулиса, — однако весьма вероятно, что подталкивал наверх его не только активный демократ Лукин (один из основателей партии «Яблоко», которая называлась избирательным объединением «Явлинский — Болдырев — Лукин», пока кто–то не додумался прочитать первые буквы фамилий его лидеров в алфавитном порядке), но и те же самые пока загадочные люди, которые помогали ему на старте его МИДовской карьеры.
Ставший министром в октябре 1990 года, Козырев получил ранг посла лишь в декабре. Интересно, что его охранником был Андрей Луговой, затем охранявший Гайдара, либерального руководителя администрации президента Филатова, заместителя секретаря Совета Безопасности Березовского, а затем обвиненного (насколько можно судить по цитированию либералами английских официальных лиц, вполне безосновательно) в убийстве Литвиненко.
