Наталья Иванова - Скрытый сюжет: Русская литература на переходе через век
Так вот, эта тяга к художественности (по-своему, конечно) преобразилась и в текстах новых газетных критиков, которым быть учителями «народа в массе своей» уже как-то неловко, а просто информаторами (главная все же задача газетной критики) — скучно. Поэтому зачин и в новой критике, при всем ее отличии от старой, остается высокохудожественным: «В годы застоя обозреватель "Сегодня" дружил с молодой домохозяйкой, которая…» — и заметка понеслась прямой дорожкой к метафоре незавершенного гобелена, под условным названием «Изнеможенье» («Сегодня», 1995, 21 сентября).
Готова была сама с собой поспорить, что после изложения содержания журнала «Иностранная литература», № 8 за 1995 г. критик не избежит искушения в качестве финальной коды закольцевать изнеможенье «изнеможеньем» — так оно и вышло, да еще и с непременным «я», за состоянием души которого с особым трепетом следят читатели ежедневной газеты: «От самого себя: от собственных твоих гордыни, изнеможенья, нежности, любви. Уберечь». Нет, до жеманных инверсий и душистых перечислений предшественники критиков-«газетчиков» не доходили.
В принципе, родственного обнаруживается (при внимательном рассмотрении) не так уж и мало. Там, где у предшественников присутствует что-нибудь «глубинно-духовное» (И. Золотусский) или по крайней мере «духовно-экзистенциальное» (И. Виноградов), «новый» в газетной заметке блеснет «контекстом» и «семантикой» (А. Н. «Сегодня», 1995, 13 сентября) или «коллапсом… арматур-идеологий» (Б. К. «Сегодня», 1995, 21 сентября). А разговорные обороты вроде «кура, попавшего в ощип», в контексте «критики феномена» или все той же «семантики» сменяются не менее смелыми и удачными оборотами, как «плевать с высокой колокольни», «натурально» («натурально, читал»), А у еще более изысканного (правда, после нескольких рецензий А. Н., написанных в стихотворной форме, я, честно говоря, засомневалась, кому вручить пальму первенства по части изысканности) критика, Б.К., появится «надсада неумелой любви». Что еще? О пафосе мы уже говорили. Соблазн учительства, громоподобного «выговаривания» плохо успевающим («грязь блудословия», «бракодел», «мерзко») тоже, увы, остается. Так что текст — текстом, контекст — контекстом, «новые» сменяют «старых», а стилистические отличия при ближайшем рассмотрении не столь уж и контрастны.
6В вышеупомянутой новомирской статье 1989 года И. Золотусский произнес общеизвестные, но верные слова о «приказной», или «заказной», критике.
В критике «новой» заказ внешний сменился внутренним — самозаказом по обслуживанию своей референтной группы. Например, ничего, кроме хорошего или очень хорошего, мы никогда не прочтем в газете «Сегодня» о прозе Андрея Дмитриева (я не оцениваю сейчас качество его прозы — я лишь о критике, даже скорее о внутренней ее ингонированности). Или — Алексея Слаповского. Непременного искреннего комплимента всегда будет удостоен Петр Алешковский. Что бы ни сочинили о текущей словесности Александр Архангельский или Андрей Немзер, в их «индексе цитирования» или просто именном перечне эти фигуры будут представлены непременно. Творческая солидарность прежде всего. К «чужакам» же применимо любое оружие — вплоть до тяжелой артиллерии, как к заметкам Коновалова-Голлербаха в «Звезде» (см. «Сегодня», 1995, 14 февраля; «Сегодня», 1995, 24 февраля), что дало выразительную возможность их автору (чью оценку деятельности «НЛО» я не разделяю вовсе), может быть, и не совсем справедливо, но очень грустно заметить: «Сколько трудов положено на создание этой шкалы, на притирку элементов, на выработку единого мнения. Как долго созидалась вся пирамида, каких усилий от каждого требовало создание этой иерархии, какой коллектив сложился…» («Звезда», 1995, № 6). Сложился.
Возникает ощущение, что, несмотря на твердое проведение границ и резкое размежевание «Сегодня» с «новой» критикой «НГ», стилистическому ее влиянию (подспудному) подвержены даже, выражаясь языком А. Н., ее идейные «супротивники». И вот уже мы становимся свидетелями погрома (без преувеличения), учиненного С. Гандлерскому («Трепанация черепа»), поводом к которому послужило неосторожное упоминание автором имени сотрудника газеты «Сегодня»…
7Все мы варимся (привет образно-художественной критике) в одном, если гак можно выразиться, контексте.
И, естественно, влияем друг на друга, несмотря на все различия в языке, стиле, а также происхождении и принадлежности к поколению.
Журнальная (художественно-идеологическая) критика, как мы обнаружили, продолжает оказывать влияние на «новую», как бы та ни отделялась при помощи преувеличенного уважения или, наоборот, отстрела вроде курицынского (например, издевательская нигилятина но поводу романа Г. Владимова: «ЛГ», 1995, 11 октября), изощренного филологизма или всеохватного наплевизма. А газетная критика, в свою очередь, влияет на журнальную.
Толстые журналы начали разукрупнять монолиты. Так возникли новые мобильные, динамичные рубрики — «Эхо» Л. Аннинского в «Дружбе народов», «По ходу дела» А. Марченко и позже присоединившегося к ней П. Басинского в «Новом мире», «Литературный пейзаж» в «Знамени», где рядом с традиционной рубрикой «Критика» возник новенький «Наблюдатель».
В «Наблюдателе» по редакционному замыслу, который начал реализовываться со второго полугодия 1995 года, осуществляется задача как можно больше информировать читателя о текущей словесности — желательно без «прибамбасов», изысков и кокетничанья. В «Новом мире» рядом с рубрикой «По ходу дела», не без раздражителя со стороны насыщенных информацией о новых книгах газет, появились, кроме «Книжной полки», «Периодика», «Зарубежная книга о России» и «Русская книга за рубежом». В «Звезде» — «Путеводитель но книжному миру».
Так что с литературной информацией ситуация в журналах, ранее сосредоточенных на концепциях, а жанрово предпочитавших крупногабаритные статьи, потихоньку выправляется. Причем с объективной информацией: оценку в аннотациях дать сложновато, да и надо ли? не свидетельствует ли само появление аннотации уже об оценке (важности) книги, на которую обращено внимание? Хотя встречается оценка, от которой не может удержаться автор аннотации (порою безымянный), особенно в «Наблюдателе», где эзопов язык тоже переживает внецензурное рождение (поэтика намеков, аллюзий и характерных, акцентированных умолчаний).
Зато объективность эта с лихвой компенсируется авторскими рубриками-откликами, полемическими по замыслу, с обязательным задиранием оппонента и даже (поклон участникам забега «НГ») переходом на личности. Точно сформулировала в рубрике «По ходу дела» («Новый мир», 1995, № 4) Алла Марченко: отсутствие культуры «и превращает наши разногласия в мордобой». Но разве не этот отнюдь не респектабельный жанр с легкостью удивительной здесь же подхватывается и ею самой? Так же, как подхвачен в толстых журналах жанр «светской» литературной хроники, которую отчасти пародийно, отчасти всерьез ведет неутомимый Сандро Владыкин в газете «Коммерсантъ». Ведь и Марченко («Новый мир», 1995, № 6) не удержалась от саркастического описания новогодней «шикарной тусовки» по «раздаче премиальных пряников», устроенной журналом «Знамя», а «Звезда» коллекционирует иронические картинки московских «тусовок» посредством публикации писем в редакцию вашей покорной слуги.
В статье «Сладкая парочка» автором настоящих строк уже был зарегистрирован переход критики изящной словесности в сферу литературного быта, и переход этот состоялся именно в новогазетной критике, а журналы — через определенную временную дистанцию — его сначала отрефлектировали, а потом спародировали.
Тем самым критика в «тонких» изданиях сыграла свою исторически положительную роль раздражителя, существенно расширив жанровый репертуар критических разделов «толстяков», легко усвоивших и в иных случаях по-своему усовершенствовавших в силу наработанного профессионализма ее приемы. И польза была несомненной: стало ясно, что критику «следует писать увлекательно» (Д. Быков), что критика есть дело веселое, а качество идей и количество наблюдений если и пострадают от вторжения стилистики свободного разговора, то лишь там, где неразборчиво подхвачена совсем уж чуждая традиционным журналам развязность: когда уважаемый критик, обладающий заслуженной репутацией серьезного аналитика, вдруг кидается, «задрав штаны», вслед за Денисом Гореловым или Ефимом Лямпортом, что производит на окружающих несколько комическое впечатление, ибо в хамстве их все равно не перещеголяешь, а свою индивидуальную окраску неизбежно утратишь.
Впрочем, у журнальной критики, в отличие от газетной, где состав участников подвергается тщательному отсеиванию, страницы для авторов открыты достаточно широко, деление на «своих» и «чужих» («ты в наш садик не ходи») не такое затвердевшее.
