Б Чехонин - Журналистика и разведка
Какой бы интересной не была новая работа в ТАСС, прошлое звало к себе. Мысль, как вернуть "политическое доверие", снова стать "выездным" полноценным журналистом-международником, не оставляла ни днем ни ночью. Было ясно: без заступничества высоких рангом людей тут не обойтись. Кто же может поручиться за погорельца? Замятин? Не отвечает его характеру. Иван Иванович Коваленко, заместитель заведующего Международным отделом ЦК? Этот, пожалуй, да. Принципиален, верит в людей, знает меня много лет по работе и достаточно смел для того, чтобы не бояться мнения начальства. Кроме того, отлично знаком с внутренней кухней КГБ, где долго работал заместителем начальника отдела аналитической службы разведки и бесспорно пользовался там уважением и авторитетом. Иван Иванович сразу взялся за дело. Я сидел в его кабинете на Старой площади и видел, как он звонил по кремлевке высоким чинам разведки, контрразведки и 10-го управления КГБ. До сих пор не знаю, чем занимались сотрудники сего управления. Всюду Коваленко задавал один и тот же вопрос: "Будут ли у вас возражения, если мы рекомендуем Чехонина на выездную работу? Жалко терять квалифицированного япониста. Их у нас не так много". Ответы звучали уклончиво, дело не двигалось. Я до сих пор глубоко благодарен Ивану Ивановичу за его готовность оказать поддержку погоревшему журналисту. Немного имелось в то время людей, готовых бескорыстно вступиться за человека.
"КИНОШНЫЕ" БУДНИ В ПРИЕМНОЙ БРЕЖНЕВА
Тогда пришла мысль зайти с другого конца - обратиться за помощью к старому другу, известному писателю и члену Президиума Верховного Совета СССР Расулу Гамзатову. Его знали все, включая Брежнева и Андропова. Он отказать не сможет - дружили семьями, вместе отдыхали на Кавказе, мою библиотеку украшали его книги с теплыми авторскими надписями на титульных листах. Как-то по пути с парламентской сессии в Кремле я поделился с ним своими проблемами. Помолчав минуту-другую, он сказал: "Давай пойдем окольным путем. Приходи завтра вечером ко мне в номер, познакомлю с полезными людьми".
"Полезным" оказался секретарь Брежнева Станислав Кузьмин. Впоследствии мы подружились и даже вместе с ним и референтом генерального секретаря Евгением Самотейкиным стали работать над сценарием фильма об Австралии. В мою квартиру на Студенческой фельдъегеря правительственной связи стали доставлять экземпляры частей сценария по мере просмотра их в брежневском секретариате. Доводилось и мне бывать там не раз. "Предбанник" кабинета генерального секретаря в здании ЦК был на удивление маленькой комнатой. В ней едва умещались письменный стол Кузьмина и совсем уже крошечный, заставленный хитрыми телефонами столик начальника личной охраны. Сидя напротив Кузьмина, я ловил себя на мысли: такой работе не позавидуешь! Около десяти утра в предбаннике обычно раздается резкий телефонный звонок. Станислав, позабыв обо всем, лихорадочно хватает трубку: "Слушаю. Есть!" И тут же начинает названивать помощникам генсека: "Наши выехали. Приближаются к Панораме. Маршрут? Пока неизвестен". Снова резкий звонок, и наконец сообщают: "Едем в Кремль". Опять чехарда звонков, и невольно угадывается вздох облегчения помощников: слава богу, кажется, пронесло! Предстоят часы ожидания команд из Кремля. Это не так уж страшно. А может быть, они не последуют вовсе. Но ты все равно привязан к своему кабинету, никуда надолго не выйти - а вдруг понадобишься генеральному! Как-то Самотейкина пригласили в киностудию на просмотр материалов фильма. Отлучиться на пару часов из ЦК для него очень сложная проблема. Пришлось переносить просмотр несколько раз.
Я до сих пор от души благодарен Расулу Гамзатову за то, что он пригласил меня тогда в номер. Дружеские отношения с Кузьминым, а рабочие с Самотейкиным позволили заглянуть за рамки приемной генсека, в закрытый для непосвященных мир тех партийных функционеров, кто окружал и Брежнева, и его предшественников на высшем посту в стране.
Мировая история не знает случая, когда бы режимы, политические партии и общественные движения существовали без аппарата. Но Советский Союз в этом смысле далеко переплюнул всех. Наша партийно-административная система взяла верх над другими структурами власти, командуя ими и подхлестывая их. Она держалась тогда и сегодня в "демократической" России на сословности, которая подобно раковым метастазам проникла во все слои политической и общественной жизни, необратимо уродуя ее и, приводя в конечном итоге, будь то брежневский, горбачевский или ельцинский режимы, к бесславному краю гибели. Возможности высших ее представителей - помощников, референтов, секретарей, при генсеках, членах политбюро, а ныне сотрудников администрации президента,- почти безграничны. Почему почти, а не полностью безграничны? Исключения из правил, правда нечастые, бывают всегда. Помню, как я сидел за дружеским столом дома у Кузьмина. После того как мы основательно поддали, Слава, хороший, отзывчивый, чуткий человек, счел возможным заглянуть ко мне в душу.
- Боря, давно смотрю - у тебя неприятности. Что тебя гложет? Хочешь, помогу?
Я рассказал ему об отзыве из Австралии - стране, о которой мы делали фильм. И, конечно, о своем желании вернуться на стезю журналиста-международника.
- Ну что же, не вышло в ТАСС, давай попробуем другие каналы. Как ты смотришь на телевидение?
- Это было бы замечательно!
Слава не стал медлить, взял телефонную трубку и позвонил Мамедову первому заместителю председателя государственного комитета радио и телевидения. Был поздний вечер, и хозяина кабинета не оказалось на месте. Но его обещали сразу же разыскать и сообщить о звонке. Не успели мы пропустить следующую пару рюмок, как Мамедов был на проводе.
- Слушай, Энвер, ты знаешь Чехонина?
Тот, конечно, знал. И по совместной работе в пятидесятые годы над радиожурналом "Говорят советские профсоюзы" в бытность Мамедова заведующим американской редакцией радиокомитета, и по статьям в "Известиях".
- Как ты смотришь на то, чтобы послать его по вашей линии за рубеж?
- Хорошая мысль! А он сам согласен?
- Да вот он у меня сейчас дома. Говорит, что поехал бы с удовольствием.
- Пусть позвонит мне и зайдет в комитет завтра с утра, часиков в одиннадцать. Нам как раз надо менять парижского корреспондента.
Мы со Славой выпили за Францию и Париж, а потом я не спал всю ночь, предвкушая счастливую перемену в жизни. В назначенный час секретарь ответила на звонок: "Мамедова нет на месте". Через пару дней бесплодных попыток связаться с самим Энвером по телефону стало очевидным - надежда лопнула мыльным пузырем. Зампреду, курирующему зарубежных корреспондентов, видимо, сообщили о претензиях ко мне со стороны КГБ. Слава не смог выправить ситуацию даже из кресла на Старой площади. Он понимал, что о ведомство Андропова легко сломать зубы.
Зато, сидя в приемной генсека, он без труда решал другие сложные проблемы. В 1976 году я предложил ему принять участие в работе над фильмом об Австралии. Признаюсь, поступил так в надежде на его помощь. Пробить включение часовой документальной ленты в план киностудии на 1977 год представлялось практически невозможным. При чем тут Австралия в год 60-летия Октября? Уж если делать критический фильм о капиталистических странах, то в первую очередь о главном противнике - Соединенных Штатах! Тем более в киностудию уже поступила такая заявка от видного режиссера!
Слава справился с трудностями. Когда в приемную Брежнева зашел председатель госкино Ермаш, мой соавтор передал ему текст сценария, попросив включить в план будущего года. Министр не стал отказывать, только спросил:
- А какое отношение ты имеешь к этой стране?
- Давно ей интересуюсь,- последовал ответ.
Секретарь Брежнева мог сделать многое. Что касается возможностей помощников генсека, то они несравненно больше. Так повелось еще со времен Сталина. Именно помощники вождя после смерти Ленина стали разрабатывать стратегию культа и фанатизации масс посредством тотального внушения народу убеждения в гениальности Иосифа Виссарионовича, в его абсолютной правоте всегда и во всем. Демонстрируя свою преданность, они проявляли порой чудеса изобретательности. Так, помощник Сталина Товстуха предложил "хозяину" устроить экспертизу бюллетеней для тайного голосования делегатов тринадцатого съезда партии, в которых была вычеркнута его фамилия. Инициативу одобрили, и она сработала с помощью НКВД. Это помогло вождю составить первый список своих врагов.
А такой известный, многолетний помощник "хозяина", как Поскребышев! Перед ним трепетали все наркомы. Правда, и ему не удалось избежать ареста. Сталинские традиции продолжили Хрущев и Брежнев. Первый двинул троих помощников в лауреаты Ленинской премии. Это звание давало почет и деньги. Леонид Ильич пошел дальше - приумножил роль и привилегии сотрудников из числа своего ближайшего окружения. Он стал выдвигать их в члены ЦК, в депутаты Верховного Совета. Говорят, что элита партийных функционеров своим возвышением была обязана не подозревавшему о том Генри Киссинджеру, помощнику президента США по вопросам национальной безопасности. Брежнев захотел сравнять своих помощников с их американскими коллегами. Новые посты расширяли орбиту влияния приближенных генсека и в аппарате ЦК, и среди членов правительства. И только. Служебный рост не давал им самого важного преимущества, имевшегося перед ними у Киссинджера. У доктора философии, профессора Гарвардского университета не было причин держаться за должность, кроме одной - сознания, что именно его голова требуется президенту для выработки американской политики.
