Федор Волков - Тайное становится явным
Через два дня Черчилль ответил согласием отправиться на конференцию в Тегеран, правда предпочитая встречу на Кипре или в Хартуме. От встречи Большой тройки, патетически заявлял Черчилль, будет зависеть не только быстрейшее окончание войны, но и будущее всего мира.
Министры совещаются в МосквеВ конце октября — с 19 по 30-е — в Москве впервые за годы второй мировой войны состоялась встреча министров иностранных дел СССР В. М. Молотова, США К. Хэлла и Англии А. Идена. На конференции, проходившей в Доме приемов на Спиридоновке (ныне ул. Алексея Толстого) помимо 12 пленарных заседаний имели место узкие встречи министров иностранных дел.
Главное внимание на конференции было уделено вопросу военного сотрудничества трех держав, тому, какие меры должны быть приняты «для сокращения сроков войны против Германии и ее сателлитов в Европе»[485]. Советская делегация четко поставила вопрос: будут ли в 1944 г. выполнены повторные обещания Черчилля и Рузвельта, данные в начале июня 1943 г., относительно вторжения англо-американских сил в Северную Францию?[486] Опасения Советского правительства, как показал опыт, не были беспочвенными.
Черчилль инструктировал находящегося на конференции Идена — поставить операцию «Оверлорд» в зависимость от «нужд итальянской кампании»; он намеревался по-прежнему пребывать с английскими и американскими армиями в узком «голенище» итальянского сапога[487], не выходить в долину реки По. Однако выполнение этого решения не зависело от Черчилля, ход событий определялся успехами Красной Армии, неуклонно продвигавшейся на запад.
В конце концов министры иностранных дел США и Англии подтвердили решение Квебекской конференции об открытии второго фронта в 1944 г.
Важным решением конференции явилась Декларация по вопросу о всеобщей безопасности, позднее легшая в основу Устава Организации Объединенных Наций. Державы, участвующие в войне против гитлеровской Германии, условились вести ее до победы и продолжать сотрудничество после войны. Для этого «они признают необходимость учреждения в возможно короткий срок всеобщей международной организации для поддержания международного мира и безопасности…»[488].
Декларация об Италии, принятая конференцией, определяла основной принцип политики правительств СССР, США и Англии, направленной на полное уничтожение фашизма в стране и установление демократического режима.
Декларация об Австрии предусматривала необходимость восстановления «свободной и независимой Австрии». В то же время в документе говорилось об ответственности Австрии за участие в войне на стороне гитлеровской Германии и необходимости собственного австрийского вклада в дело освобождения страны.
В Декларации об ответственности гитлеровцев за совершаемые зверства главы трех великих держав заявляли и предупреждали: «…те германские офицеры и солдаты и члены нацистской партии, которые были ответственны за вышеупомянутые зверства, убийства и казни или добровольно принимали в них участие, будут отосланы в страны, в которых были совершены их отвратительные действия, для того, чтобы они могли быть судимы и наказаны…»[489] Декларация не затрагивала вопроса о главных нацистских военных преступниках, подлежавших наказанию совместным решением правительств союзников.
Таким образом, по некоторым вопросам Московской конференцией министров иностранных дел трех держав были приняты важные решения, по другим — определены основные принципы, по третьим вопросам произошел лишь обмен мнениями.
После завершения конференции во время беседы И. В. Сталина с К. Хэллом, состоявшейся 30 октября, он заявил о готовности СССР принять участие в войне против Японии после разгрома Германии[490].
Покидая гостеприимную Москву и высоко оценивая итоги встречи министров трех стран, Иден говорил: «Пока мы все трое вместе — нет ничего, что мы не могли бы осуществить. Если мы не будем вместе, то не будет ничего, что мы сможем осуществить»[491]. Это была справедливая оценка значения совместного сотрудничества СССР, США и Англии. О ней после войны многие американские и английские политики постарались забыть.
Московская конференция способствовала созыву Тегеранской конференции, «явилась, — писал А. Верт, — ее репетицией»[492].
Где и когда будет «Эврика»!Вернувшись из квебекской Цитадели и вашингтонского Белого дома в Лондон, Черчилль снова занялся вопросом о встрече глав трех правительств.
В конце сентября он писал главе Советского правительства: «Я обдумывал нашу встречу глав правительств в Тегеране». Что же надумал беспокойный английский премьер?
Условным обозначением этой операции Черчилль предлагал древнегреческое слово «Эврика» («я нашел»), а вместо слова «Тегеран» использовать шифр «Каир III»[493]. Черчилль, очевидно, отождествлял себя со знаменитым Архимедом, открывшим важнейший закон гидростатики. Правда, он намеревался совершить в Тегеране не «открытие», а «закрытие» второго фронта. Для охраны делегатов и участников конференции Черчилль предлагал перебросить в Тегеран английскую и русскую бригады. Были и предложения по деталям маскировки операции.
В ответном послании глава Советского правительства выразил согласие на все условные наименования в переписке, на все отвлекающие маневры, кроме переброски английской и русской бригад в район «Каир III», то есть в Тегеран. Сталин предлагал ограничиться солидной внутренней охраной[494].
Однако против места созыва конференции трех в Тегеране выступил Рузвельт, ссылаясь на некоторые особенности конституции США и предстоящую сессию конгресса. Вместо Тегерана Рузвельт предложил Каир или столицу бывшей итальянской колонии Эритреи Асмару. Рузвельт любезно предлагал главе Советского правительства американский военный корабль для встречи в каком-нибудь порту в восточной части Средиземного моря. Назывались для проведения конференции и окрестности Багдада. Датой встречи предлагалось 20–25 ноября[495].
Соглашаясь с датой встречи, глава Советского правительства настаивал на проведении ее в Тегеране, чтобы по телеграфу и телефону продолжать руководить военными операциями Красной Армии.
В конце октября Рузвельт направил главе Советского правительства новое послание, продолжая настаивать на созыве конференции в окрестностях Багдада, Асмаре, в Анкаре или Басре, на берегу Персидского залива. «Будущие поколения сочли бы трагедией тот факт, — писал Рузвельт, — что несколько сот миль помешали Вам, г-ну Черчиллю и мне встретиться»[496].
Государственный секретарь Хэлл и Иден, в это время находившиеся на Московской конференции министров иностранных дел, убеждали главу Советского правительства выехать на встречу в один из городов, предлагаемых Рузвельтом.
Поскольку Сталин, как Верховный Главнокомандующий, не мог направиться на конференцию дальше Тегерана, он предложил послать в любое место своего представителя. Рузвельт отступил и дал согласие на встречу Большой тройки в Тегеране, намереваясь прибыть туда 26 ноября и работать на конференции в течение 27–30 ноября.
Глава Советского правительства принял этот план организации встречи.
В свою очередь Черчилль выразил готовность встретиться «в любом месте, в любое время».
Черчилль предлагал пригласить в Тегеран Чан Кайши, но глава Советского правительства настаивал на встрече руководителей только трех правительств — СССР, США и Англии[497].
Планы Каирской встречиВ тот момент, когда происходила горячая полемика между Рузвельтом, Черчиллем и Сталиным о месте и дате созыва конференции руководителей трех великих держав, британский премьер вновь обдумывал планы сепаратной встречи с президентом США. Он предлагал президенту организовать совещание руководителей военных штабов США и Англии, затем присоединиться к их совещанию и после принятия соответствующих решений совместно отправиться в Тегеран[498].
Рузвельт предлагал встретиться с Черчиллем в Африке, у Пирамид, с тем чтобы к концу встречи был приглашен на совещание Чан Кайши[499].
Однако, когда Рузвельт предложил пригласить и советского военного представителя на совещание руководителей англо-американских военных штабов, чтобы он мог принять участие в их решениях, это всполошило Черчилля. Он категорически высказался против этой идеи, мотивируя свой отказ тем, что приглашение русского военного представителя на совещание англо-американских штабов задержало бы их работу[500]. При этом Черчилль пустил в ход и такой аргумент — русские военные не знают английского языка!
