Ханнес Ростам - …Ваш маньяк, Томас Квик
— Я впервые познакомился с Квиком во время суда, и мне он показался самым обычным парнем. Затем я увидел запись реконструкции. Я был потрясен! Помню, мне потом было неприятно думать о том, что я пожимал ему руку.
Несмотря на некоторые неясности в деле, Пелле Тагессон совершенно уверился в вине Квика, когда прокурор показал видео с гортанным мычанием во время реконструкции. Все сомнения как рукой сняло:
— То, что происходило во время реконструкции, сыграть невозможно.
Перед заседанием Кристер ван дер Кваст написал письмо в суд и потребовал, чтобы суд привлек психологическую экспертизу. Он порекомендовал также членам суда обратиться к Свену-Оке Кристианссону.
Поскольку Кристианссон давно был привлечен к следствию по заданию прокурора, казалось совершенно неуместным, чтобы не сказать — невероятным, чтобы Свен-Оке принял предложение суда вынести экспертную оценку результатам своей собственной работы. Однако это не помешало ему сказать «да».
Кристианссон написал для суда два экспертных заключения, одно — «по поводу психологических оснований в высказываниях Томаса Квика».
«В отношении того, что злоумышленник помнит, я сосредоточил свои усилия на стереотипах поведения и воспоминаниях серийного убийцы, а также на факторах, создающих условия для такого рода преступлений».
Сама формулировка показывает, что в его глазах Квик является серийным убийцей. Еще до суда Свен-Оке официально назвал его серийным убийцей и каннибалом.
— Поведенческие стереотипы примитивны. Когда он действует, на самом деле действует ребенок в нем. А когда он поедает части трупов, им может руководить иллюзия, что жертвы хранятся внутри него, что ребенок живет дальше в его теле, — пояснил Кристианссон в интервью «Экспрессен» в первый день судебного разбирательства.
Кажется, все на минуточку забыли, что Томас Квик на тот момент еще не был осужден ни за одно убийство.
Профессор Ларс Лидберг в своем выступлении в суде четко выразился по вопросу о виновности и причинно-следственных связях в поведении серийного убийцы.
— В деле Квика наиболее весомо то, что сам Квик подвергался насилию со стороны отца и матери, и в его сознании возникла связь между сексуальностью и агрессией.
Лидберг не уточняет, откуда он может знать, что подсудимый действительно подвергался насилию и сексуальным посягательствам со стороны родителей, — это просто отправная точка научных рассуждений профессора.
Навязчивая склонность Квика к убиванию также хорошо соответствует тому, что «Квик прячет части тела убитых им людей и сохраняет эти части как своеобразные талисманы», — считает Лидберг.
Поскольку Квик уже признался в убийстве Чарльза Зельмановица, вопрос, по которому должен был принять решение суд, — является его признание истинным или ложным.
В своем выступлении в качестве свидетеля Свен-Оке Кристианссон очень кстати рассказал о том, какие существуют типы ложных признаний, закончив заключением:
— В случае с Квиком все это не подходит.
Когда настала очередь Квика выступать, защита потребовала заседания при закрытых дверях, и это требование было удовлетворено. Когда публика покинула зал, Квик заявил суду, что ничего не читал об исчезновении Чарльза Зельмановица.
Это было важное сообщение. К сожалению, оно не соответствовало действительности. Квик не только признался в убийстве после того, как прочел в газете о находке останков Чарльза, — поскольку на него в тот момент не были наложены никакие ограничения, — он продолжал следить за репортажами в газетах. В рукописи книги Маргит Нурель и Биргитты Столе о Квике я к тому же нашел пассаж, обнаруживающий, что позднее он нашел для себя еще более исчерпывающий источник информации. Психотерапевты цитируют Квика:
«Когда я прочел материалы следствия, я увидел, впервые почувствовал всю жизнь Чарльза. Он был не просто некто, кого я убил, — теперь он с особой силой стал личностью, человеком по имени Чарльз, у которого я отнял жизнь».
Таким образом, явившись на процесс в Питео, Квик уже успел проштудировать все материалы следствия, включая технические исследования и объемистые протоколы допросов. Все это вместе дало Квику образ «человека по имени Чарльз». В карточке я также нахожу запись о том, что Томас Квик «в течение всей осени читал материалы следствия о Чарльзе З.».
Поэтому ничего удивительного, что в суде за закрытыми дверями Квик сумел правильно назвать многие детали.
Но все же как Квика могли осудить за убийство, если практически все, что он рассказал на допросах, было неверно? Почему в решении суда не сказано, что Квик сам оказался не в состоянии найти дорогу к месту обнаружения тела?
Ответ прост. Члены суда пребывали в полном неведении по поводу того, что происходило во время следствия. Они не прочли ни единого протокола допроса Томаса Квика.
То, что суд не читает материалы следствия, полностью соответствует одному из краеугольных камней шведского судопроизводства, так называемому «принципу непосредственности», обозначенному в главе 2 § 17 Процессуального закона. Согласно этому принципу члены суда могут принимать во внимание только то, что они непосредственно наблюдают во время процесса.
Адвокат Гуннар Лундгрен мог — и многие сказали бы, что он должен был, — сослаться на некоторые протоколы допросов Томаса Квика. Он мог прочесть выдержки из протоколов и показать, что в начале следствия Квик ничего не знал о Чарльзе Зельмановице и местечке Норра Питхольмен. Он мог проинформировать суд, что Квик давал противоречивые сведения и что ему в большом количестве задавались наводящие вопросы.
Однако Лундгрен не высказал ничего подобного. Он просто-напросто счел, что суд должен осудить Квика за убийство, о чем и сообщил в своем выступлении в суде.
То, за что потом критиковали процесс судебный психолог Нильс Виклунд и комиссар Ян Ульссон, — а именно полный отход от состязательности сторон, — было заложено с самого первого суда по делу Квика.
Процесс, касающийся убийства Чарльза Зельмановица, стал единственным для Лундгрена, где он выступал в качестве защитника Квика. Позднее он давал интервью, объясняя свою позицию по отношению к роли адвоката в подобных делах, когда защита все время придерживается той же линии, что и обвинение.
Репортер «Афтонбладет» спросил Лундгрена, не помог ли он своему клиенту «сесть за максимальное число преступлений». Лундгрен согласился с этим описанием:
— Да. Он хотел признаться в том, что сделал, а мой долг заключался в том, чтобы помочь ему в этом.
В суде города Питео все выступали единым фронтом: прокурор, следователи, адвокат, подсудимый, психотерапевты, врачи, эксперты и журналисты. Все тянули в одну сторону — так разве могло дело закончиться как-то иначе?
16 ноября 1994 года суд первой инстанции записал в своем решении:
«Квик признался в преступлении, и его признание подтверждается сообщенными им сведениями. Между тем каких-либо улик, доказывающих участие Квика в преступлении, представлено не было».
Это последнее обстоятельство, конечно, являлось слабой стороной обвинения, как и то, что ни один из свидетелей не видел Квика в Питео в период, когда было совершено убийство. Однако это уравновешивалось, по мнению суда, другими обстоятельствами:
«Сведения Квика о том, какие части тела он забрал с собой с места преступления, соответствуют находкам таким образом, что эти части тела отсутствуют на месте обнаружения тела. Это обстоятельство является весомым доказательством правильности сведений, данных Квиком».
Эксперты, обследовавшие место обнаружения тела и сами останки, записали в своем экспертном заключении, что никаких признаков совершения преступления обнаружено не было, тем более признаков расчленения тела. Они заметили, что кости Чарльза были перемещены в направлении лисьих нор, расположенных к югу от места обнаружения тела. Таким образом, тот факт, что некоторые кости не были найдены, ни в коей мере не является доказательством того, что тело подверглось расчленению.
Однако мнение экспертов учтено не было, напротив, отсутствующие кости оказались восприняты как «весомое доказательство» вины Квика.
После своего выступления в суде Квик вернулся в Сэтерскую больницу, где и получил решение суда, высланное по факсу на больничный пост. Он с нетерпением перелистал страницы, добравшись до конца, где и прочел самое главное:
«При оценке всех факторов суд считает неоспоримым, что Квик совершил то преступление, которое вменяется ему в вину. Обстоятельства преступления таковы, что преступление квалифицируется как убийство».
В отсутствие улик оценки психологов и психиатров имели большое значение для исхода процесса. Профессор Лидберг не усомнился в своем значении для исхода дела, о чем заявил в интервью газете «Афтонбладет» от 15 апреля 1997 года:
