Роберт Маккаммон. Рассказы (СИ) - МакКаммон Роберт Рик

Джек пропустил приказ мимо ушей. Разбив баллоном остатки оконного стекла, он шагнул в палату новорожденных. Направив раструб на Адольфа, он продолжил распылять содержимое баллона. Тварь билась у его ног. Джек почувствовал, что его губы изогнулись в ужасающей ухмылке, и услышал собственный крик:

— Сдохни, ублюдок! Сдохни! Сдохни!

Он поднял огнетушитель и обрушил его на тело монстра. Затем ещё раз — на череп. Кости — или то, что служило демону костями, — лопнули с легким, едва слышным треском. Лапа Адольфа вытянулась вверх и слепо молотила во все стороны. Медсестра продолжала вопить. Кто-то схватил Джека за руку, ещё кто-то старался оттянуть его прочь. В помещении творился форменный дурдом. Джек отпихнул одного из охранников и поднял огнетушитель, чтобы ударить ещё раз. Однако баллон вырвали у него из рук, а шею сдавило чьё-то предплечье.

Голова Адольфа — один глаз чёрный, словно кусок угля, лицо провалилось внутрь — вынырнула из химического облака. Единственный топазовый глаз отыскал Джека, и позади расквашенных губ демона блеснули лезвия зубов. Лапа Адольфа сомкнулась вокруг левой лодыжки Джека, когти начали погружаться в плоть.

Джек поставил правую ногу на ухмыляющуюся рожу и надавил всем своим весом, вложив в это усилие всю кипевшую внутри него ярость.

Череп демона раскололся, и наружу вывалилось нечто, походившее на комок переплетенных личинок. Джек растоптал и их тоже. И продолжал топтать, пока все черви не перестали извиваться.

Лишь после этого он позволил себе упасть. Тьма захлестнула разум, и затянула Джека в свои глубины.

7

Он очнулся в отдельной палате. Обнаружил, что его руки обездвижены, а раны зашиты и перевязаны свежими бинтами. Отсутствие одного указательного пальца было, как ему думалось, не такой уж и высокой ценой. Левая лодыжка тоже оказалась перевязана, он совершенно её не чувствовал. «Омертвевшие нервы», — сообразил Джек. Что ж, он всегда считал, что трость придает мужчине солидности.

Джек не знал, сколько времени прошло, потому что наручные часы забрали вместе с окровавленной одеждой. Впрочем, солнце уже зашло, и над кроватью горел ночник. Во рту ощущался медицинский привкус, а язык словно оброс какими-то ворсинками.

«Транквилизаторы», — догадался он.

Дождь все ещё продолжал стучать в окно по ту сторону жалюзи.

Дверь распахнулась, и в палату вошла молодая румяная медсестра. Прежде чем дверь закрылась, Джек мельком увидел стоявшего в коридоре полицейского. Медсестра остановилась, заметив, что он очнулся.

— Привет. — Голос Джека звучал хрипло — вероятно, из-за передавившей глотку руки санитара. — Не подскажите, который час?

— Около половины восьмого. Как вы себя чувствуете?

— Живой, — ответил он. — Вроде бы.

Медсестра выглянула за дверь и сказала полицейскому:

— Он очнулся.

Затем она подошла к постели Джека и проверила его температуру и пульс. Заглянула ему в зрачки, осветив глаза маленьким фонариком. Джек обратил внимание, что в палате нет телефона, и спросил:

— Как считаете, могу я попросить кого-нибудь позвонить моей жене? Полагаю, ей хотелось бы узнать, что со мной произошло.

— Вам стоит попросить об этом лейтенанта. Пожалуйста, следите за светом.

Джек подчинился.

— Дети… — произнес он. — Они в порядке, да?

Она не ответила.

— Я знал, что он пойдет к детям. Знал. Я вспомнил, как мальчик сказал, что Сатана…. — Он замолчал, потому что медсестра, глядя на него как на буйнопомешанного, отступила от кровати.

«Она не знает», — дошло до него.

Конечно нет. К этому времени охрана должна была навести порядок, а на работу заступила другая смена. Всю кровь отмыли, тела положили в мешки и без лишнего шума переправили в морг, свидетелей предупредили и проконсультировали, руководство больницы утешило родственников погибших, рабочие уже устранили материальный ущерб. Джек был рад, что не он занимает пост директора по связям с общественностью мемориальной больницы Марбери, поскольку битва обещала быть жаркой.

— Простите, — поправил себя Джек. — Что-то я заговариваюсь.

Медсестра спросила, что бы он хотел на ужин — рубленный стейк или ветчину, — и, когда Джек выбрал, вышла из палаты. Он лежал, размышляя о том, что семь часов назад он сражался с троицей демонов, которая вылезла из внутреннего святилища, возведенного в глубинах безумия маленького мальчика, а нынче выбирал между рубленным стейком и ветчиной (предпочтя в итоге стейк).

«Такова жизнь», — подумал он.

На самом деле все это казалось ему абсурдным, и он чувствовал себя будто жертва автомобильной аварии, которая, стоя среди крови и обломков, переживает о том, что пропустит сегодня вечером любимые телепередачи. Демоны или нет — планета продолжала вращаться, а рубленные стейки готовились на кухне внизу. Он засмеялся, и понял, что тут одно из двух: либо транквилизаторы, введенные ему в организм, оказались чертовски сильными, либо же его поезд попросту сошел с рельсов из-за потрясения.

Вскоре дверь снова распахнулась. На сей раз к Джеку заявился мужчина лет, примерно, сорока пяти, с седыми кудрявыми волосами и угрюмым, решительным лицом. Он носил темно-голубой костюм, и от этого человека веяло официозом и упрямством.

«Полицейский», — сообразил Джек.

— Доктор Шеннон, — сказал мужчина и слегка кивнул. — Я лейтенант Бойетт из полиции Бирмингема. Он вытащил бумажник и показал значок. — Не возражаете, если я присяду?

— Валяйте.

Бойетт подвинул стул поближе к кровати и сел. У него были темно-карие глаза, которые внимательно смотрели на Джека Шеннона.

— Надеюсь, вы в состоянии ответить на несколько вопросов.

— Полагаю, сейчас для этого самое подходящее время. — Джек попытался сесть, опершись на подушки, но у него закружилась голова. — Я бы хотел позвонить жене и дать ей знать, что со мной все в порядке.

— Она знает. Мы связывались с ней сегодня днем. Думаю, вы понимаете, что мы не могли рассказать ей всю историю целиком. Сначала нужно самим во всем разобраться. — Он достал из внутреннего кармана плаща небольшой блокнот и открыл. — Мы взяли показания у мисс Дуглас, миссис Партэйн, мистера Криспа и у сотрудников родильного отделения. Надеюсь, вы согласитесь: то, что произошло здесь сегодня, было… немного странным.

— Немного, — произнес Джек и снова рассмеялся. Теперь он знал, что его, скорее всего, накачали чем-то действительно сильным. Все вокруг приобрело оттенок сна.

— Насколько нам известно, вы спасли жизнь многим малюткам — там, внизу, на втором этаже. Я не собираюсь притворяться, будто знаю, что это были за твари и откуда они вылезли. Все это есть в показаниях мисс Дуглас о том, что произошло с доктором Коуторном, мистером Муном и остальными. Даже психиатрические пациенты дали показания, подтверждающие заявление миссис Партэйн. Черт, мне кажется, некоторые из них до того переполошились, что у них мозги встали на место — если это имеет для вас какое-то значение.

— Я бы этому не удивился. Вероятно, случившееся оказало на них такое же воздействие, какое бывает от шоковой терапии. Как там мисс Дуглас?

— С ней все будет в порядке. Прямо сейчас она лежит в палате через несколько дверей от вашей.

— Что с Розали?

— Миссис Партэйн — сильная женщина. А кое-кто из остальных — например, мистер Крисп — могут и сами угодить в психушку. Он все время плачет, и ему кажется, что у него на спине кто-то сидит. Впрочем, сдается мне, могло быть и хуже.

— О да, — согласился Джек. — Гораздо хуже.

Он попробовал пошевелить пальцами, но онемевшие руки не желали его слушаться. Он пришёл к выводу, что медсестре придется кормить его предстоящим ужином. Глубоко в костях пульсировала усталость — успокоительное призывало ко сну.

Должно быть, это отразилось у него на лице, потому что Бойетт сказал:

— Что ж, я не отниму у вас много времени. Я хотел бы узнать, что случилось после того, как миссис Партэйн заперла вас и мистера Чемберса на восьмом этаже. — Лейтенант вынул ручку и приготовился делать заметки.