Алексей Павлов - Должно было быть не так
— Стихи любите? — сочувственно поинтересовалась Лена и перешла к тестированию моей памяти. Я выдал вполне приличный результат, не должный, однако, мне позволить запомнить, как я назвал свои многочисленные художества с шизофреническими символами. Затем последовала долгая дружеская беседа с исследовательской подоплёкой, после чего Лена извлекла из стола мои рисунки и попросила воспроизвести, где одиночество, где принципиальность, где что. Память не подвела: и скорбь, и радость, и надежду, и много всякого другого я опознал без ошибок. Но Леночка была не промах:
— А Вы когда-нибудь уже отвечали на наши вопросы? Вы первый раз в институте имени Сербского?
— Елена Владимировна, не только первый, но и последний. И на вопросы Ваши я никогда не отвечал, разве что в прошлой жизни.
— Сейчас я дам Вам карточки с картинками, Вы должны исключить лишнюю, которая никак не относится к другим.
Мягко улыбнувшись, я возразил:
— На сегодня я должен соблюдать режим следственного учреждения. Больше ничего я не должен.
— Мы не имеем отношения к следствию, и Вашего уголовного дела я не знаю, — скосив взгляд на сторону, сказала Лена. — Поэтому я попрошу Вас продолжить обследование. Или Вы отказываетесь? — забеспокоилась Лена.
— Я с удовольствием. Это так, к слову.
На первой карточке были дом, средневековый замок, сарай и висячий замок.
— Что исключите? — не подозревая трудностей, спросила Лена.
— Что угодно.
— Например?
— Сарай?
— Почему?! Здесь же все очень просто и очевидно. Я бы не советовала Вам так отвечать. Мы очень отрицательно относимся к необоснованным ответам. Вы даёте основание заподозрить Вас в преднамеренном искажении…
Предстояло проявить настойчивость.
— Елена Владимировна, если Вы хотите, чтобы я отвечал так, как надо Вам, Вы мне подскажите, и я, может быть, с Вами соглашусь. Но мне трудно согласиться с тем, кто рисовал эти картинки и, особенно, с тем, что на них нарисовано. Кто возьмёт на себя смелость сказать (может быть Вы?), что есть единственный правильный ответ! Я Вам могу немедленно доказать обратное.
— Как Вы сказали? — «с тем, кто рисовал и с тем, что нарисовано»? — переспросила Лена, делая пометкив блокноте. — Хорошо, попробуйте. Но здесь очевидно, что лишним является висячий замок. Это очень простой вопрос.
— Напротив. Поверхностный взгляд приводит к заблуждениям. Во-первых, как Вы видите, и дом, и старый з— сооружение весьма непрочное, его и закрывать на замок не имеет смысла. Да и что ценного может быть в сарае. На кой черт его закрывать. Дом и з— другое дело. Или Вы возражаете? — Елена Владимировна внимательно смотрела на меня зачарованным взглядом психиатра. — Так вот только там и могут быть реальные ценности. Значит, закрывать на замок мы будем дом и замок, а сарай вычеркнем, как к делу не относящийся.
— Но ведь дом, з— это что? Как их можно назвать одним словом? — взмолилась Лена.
— Постройки.
— Правильно! А висячий замок — это постройка?
— Нет.
— Значит, можно допустить, что исключить нужно именно его?
— Можно.
— Значит, напишем, что Вы так и ответили?
— Я ответил по-другому. Так ответили Вы. Я только согласился.
— Так я напишу, что Вы согласны?
— Я, как Герасим, на все согласен. Но это необъективно.
— А что объективно?
— Объективно: написать два правильных ответа, Ваш и мой. На самом деле их больше.
— Хорошо, хорошо. Так и напишем. Вот следующая карточка.
Из четырех предметов: ракеты, автомобиля, воздушного шара и свечки я решительно убрал автомобиль, т.к. единственно он содержит огонь внутри мотора, а свеча, ракета и воздушный шар характеризуются наличием от-крытого огня. Лена отложила карточки и больше к ним не возвращалась.
— Давайте проведём игру. Но на самом деле это не игра, а очень серьёзное дело. Вот карточки, — девушка придвинула ко мне большую стопу картинок, как в детском лото. — Вам нужно их разложить по категориям. Постепенно. Всего должно получиться две стопы.
Что ж, поехали. Овцу и собаку в одну стопку. Кирпич и бревно в другую. Весы и складной метр в третью. Потом предметы одушевлённые к одушевлённым, неодушевлённые к неодушевлённым. Когда, под одобрительным взглядом психолога, осталось три карточки: ребёнок, градусник и кровать, я задумался.
— В чем затруднение? — участливо спросила девушка.
— У Вас ошибка. Стопок должно быть три.
— Нет, две.
— Или убрать три карточки. Они не подходят.
— Нет, подходят.
— Точно?
— Точно.
— Тогда ясно. Вы нарочно так сказали. В этой задаче только один ответ. Стопок должно быть три.
— Но что общего в этих предметах!?
— Как что. Ребёнка мы посадим на кровать и поставим ему градусник.
— Вы действительно так думаете? — опечалилась Лена.
— Я могу думать так, как захочу.
— Что это значит?
— Это значит, что мир таков, каким его делаете Вы.
— Но есть истина.
— Истина экзистенциальна.
— Это как?
— Как Вам больше нравится. Как захотим, так и будет.
— Сомневаюсь.
— А я нет. Хотите, докажу?
— Конечно!
— Я вам задам задачу, Вы будете уверены в своём правильном ответе, а прав окажусь я.
— Этого не может быть, — улыбнулась Лена.
— Попробуем?
— Да, давайте.
— Ответьте мне на вопрос: куда ходили мы с Пятачком?
Девушка подумала и, смущённо улыбнувшись, спросила:
— К Винни-Пуху?.. Или к Ослику?.. — и приободрившись, обобщила: «К кому-то из них».
— Нет. С пятачком мы ходили в метро, — ласково пояснил я. Думаю, девушка помнит, что изначально метро стоило пять копеек.
Елена Владимировна сразу стала строга:
— Скажите, что значит «шила в мешке не утаишь»?
— Пса его знает.
— Что? Кто знает?
— Пса.
— Кто это?
— Пёс.
— Почему же пса, если пёс?
— Потому что пёс — это он, а пса — это она.
— Все-таки, как Вы думаете?
— По-разному. Можно так думать, можно этак.
— Хорошо. Вот другая пословица: цыплят по осени считают. Что это значит?
— Всему своё время.
— Хорошо. Вы так считаете. Правильно считаете. Почему же эту пословицу можно объяснить однозначно, а «шила в мешке не утаишь» можно понимать по-разному. Есть разница в этих пословицах?
— Нет.
— Как нет?
— А Вы сомневаетесь?
— Да, сомневаюсь.
— Ну, так я докажу?
— Сделайте одолжение. Так почему?
— Потому что я так хочу. А захочу, чтобы была разница, — будет.
— Объясните, в каком случае есть разница, и в каком нет.
— Разницы нет в первом случае. Разница есть во втором. В первом случае шила не утаишь, значит, в определённое время тайное станет явным, несмотря на то, что имела место попытка нечто утаить, т.е. всему своё время. Здесь и произошло слияние двух пословиц. Во втором случае цыплят считают, хоть и по осени, а шило утаивают. Считать и утаивать — вещи разные, но если захотеть, чтоб все было одно и то же, то утаивать — значит контролировать, определять в размере, весе и качестве, с тем чтобы соотнести параметры утаиваемого с прогнозируемой угрозой, т.е., как Вы, несомненно, уже догадались, — это то же самое, что считать. И так до бесконечности: истина экзистенциальна. Ну, как? Похоже, доказал?
— Вы знаете, у меня голова кружится. Вы наркотики употребляете?
— Нет. Я сторонник чистого разума. Однако курю, предпочитая табачный дым религиозному дурману.
— Вы не верите в бога?
— Давайте, Елена Владимировна, я Вам докажу что-нибудь ещё.
— Минуточку. Посидите, я сейчас приду.
Повеяло чем-то угрожающим: натурально, я остался в кабинете один. Впрочем, куда ты с подводной лодки денешься.
Стремительно вошла молодая, злая как фурия еврейка, за ней как школьница за учителем, моя психологиня.
— Что общего между ботинком и карандашом? Немедленно отвечайте, без паузы!! — заорала еврейка.
— Оба оставляют следы. Ботинок на полу, а каран-даш на бумаге, — без запинки отрапортовал я.
— Какая разница между чернильницей и луной?
— Нет разницы, — смиренно ответил я.
— Че-во? — угрожающе заявила фурия.
— Луна отражает свет, и чернильница отражает, — пояснил я.
— Что — нет никакой разницы? — фурия внимательно смотрела мне в глаза.
— Вы не сердитесь, — не отводя взгляда, миролюбиво попросил я, — есть разница.
— В чем?
— Луна отражает свет солнца, а чернильница — и солнца, и луны.
— Все ясно, — констатировала учительница.
Больше со мной никто не разговаривал. Почему не дали главного теста, который положен всем и является ключевым. Причин могло быть несколько. Первая: досрочно признали симуляцию; вторая: досрочно убедились в шизофрении; третья: никто не убеждался ни в чем, и результат будет один, благодаря вмешательству: а) Косули, б) следствия. Вот где настоящая шизофрения.
Через несколько дней опять привели в отделение психологии. Долго ждал в коридоре, сидя на обыкновенных человеческих стульях, прямо как в каком-нибудь вольном учреждении в ожидании аудиенции, практически без всякого присмотра (охранник то и дело отлучался) и старался удержать себя от безрассудного действия: привели сюда длинным путём, собирая по пути психов из разных отделений, и в какой-то момент на первом этаже прошли мимо приоткрытой двери кабинета, в котором окно выходило на обычную улицу, решёток не было, а сквозь открытую форточку проникало московское лето; замок на двери был определённо захлопывающийся. Рядом шагал здоровенный охранник. Несмотря на нахлынувшее стремление к волшебной форточке, к счастью, хватило ума понять, что единственно слабым местом противника в этой ситуации могут бытьтолько глаза, а они на двухметровой высоте, и шанс на точный и быстрый удар слишком мал. Теперь же хотелось броситься вниз по лестнице, бежать к заветной приоткрытой двери, чтоб все получилось и случилось немедленное чудо. Ах, Артём, как я тебя понимаю, ты говорил, что уйдёшь в бега в любом случае, рано или поздно. Тогда я тебя призывал к благоразумию, а теперь тоже понимаю, что лучше умереть стоя, чем жить на коленях. От таких мыслей оторвала появившаяся Елена Владимировна, которая, сухо поздоровавшись, сказала, что мне забыли предложить анкету; нет, не в кабинете, можете здесь, в коридоре, вот анкета, карандаш, тетрадь у Вас есть, подложите под листок и пишите, а в кабинете нет необходимости. Анкетой оказался даже не тот, главный, тест, а другой, второстепенный. Предстояло закончить начатые предложения. Например: «До войны я был…» «Танкистом» — дописал я. Или: «Если бы у меня была нормальная половая жизнь…» — «То я был бы половым, и духовную жизнь называл бы духовкой». И так далее.
