Владимир Грибовский - Последний парад адмирала. Судьба вице-адмирала З.П. Рожественского
Должность командующего эскадрой, по мнению самого Рожественского, была по плечу далеко не каждому. «Не дай бог, что со мной, — писал он жене 20 февраля 1905 г., — остальные мои адмиралы еще плоше справятся с этой задачей, и прошу заблаговременно прислать Чухнина, чтобы не остаться в безначалии… …Дмитрий Густавович (Фелькерзам — В. Г.) — умница, но не подходит для вполне самостоятельных действий. Хочу, чтобы Чухнин сел к Небогатову в Порт–Саиде и дополз до эскадры, коя уместно — флотом будет и поручить его командованию — старшему. Я с удовольствием останусь в подчиненной роли…»
Таким образом, уже на Мадагаскаре, З. П. Рожественский, страдавший от невралгии и от недомоганий, вызванных пребыванием в тропиках, писал о необходимости своей замены. Конечно, ему было нелегко. Пребывая в шикарных адмиральских помещениях «Князя Суворова» и наслаждаясь временами
обществом старшей сестры милосердия Сивере, он испытывал колоссальный груз ответственности и тяжелые физические нагрузки. Тропики не отличали матроса от адмирала, а адмирал был много старше матросов и большинства офицеров.
Зиновия Петровича стали беспокоить и нарушения дисциплины, которые участились по мере затягивания стоянки и были главным образом связаны с пребыванием чинов эскадры на берегу — в Нуси–бе, или, как эту местность называли русские, — в захолустном «Носибейске». По пути на войну, может быть, на верную смерть, не все офицеры и матросы смогли «сохранить лицо». Имели место и пьянство, и неумеренная игра в карты, и кутежи с участием женщин разных национальностей, «вдруг» оказавшихся в этом удаленном от «света» уголке мира. Случались и недоразумения с туземным населением.
Многие нарушения пресекались в обычном дисциплинарном порядке, но отдельные требовали вмешательства самого адмирала. Особенно это касалось офицеров. Прапорщика по морской части с «Урала», который, будучи «пьяным до скотского состояния», был избит пьяными же матросами «по морде в кровь», Зиновий Петрович приказал отстранить от выполнения обязанностей и представить к лишению офицерского чина[139]. Другой прапорщик — с «Сисоя Великого» — в пьяном виде нагрубил старшему в чине офицеру, который рекомендовал ему вернуться на корабль. Адмирал приказал исключить его из кают–компании и не увольнять на берег до прибытия в русский порт. В тот же день он запретил офицерам съезжать на берег в форме, за исключением официальных визитов.
Командующий эскадрой строго взыскивал с офицеров, нарушавших порядок чинопочитания и подчиненности. Мичмана с «Орла» А. П. Шупинского, отказавшегося стать на руль катера по приказанию флаг–офицера (лейтенанта), он арестовал на 7 дней в каюте. Надо сказать, что лейтенант был не прав: офицер становился на руль только при наличии на катере адмирала или командира корабля.
Флаг–офицер встретил письменное осуждение своего нетактичного поведения со стороны кают–компании «Орла» и даже пошел на извинения, хотя адмирал только устно «пожурил» его, а в отношении А. П. Шупинского проявил строгость.
В другом случае, происшедшем на «Урале», где артиллерийский офицер лейтенант П. А. Колокольцов вступил в конфликт с командиром —капитаном 2–го ранга М. К. Истоминым, адмирал встал на сторону последнего и определил лейтенанта на 4 месяца гауптвахты, которую он должен был отбывать на крейсере. Надо сказать, что многим на эскадре было известно о халатности самого командира «Урала» в вопросах подготовки своего корабля к бою. Позднее адмирал перевел П. А. Колокольцова на «Ослябю», где он исполнял обязанности младшего артиллериста.
Офицеры получали взыскания и за упущения их подчиненных. Больше всего из командиров пострадал командир «Донского» — И. Н. Лебедев. На его корабле матрос, балуясь офицерским револьвером, по неосторожности застрелил своего товарища. Убийцу адмирал приговорил к церковному покаянию. Другой матрос «Дмитрия Донского» ночью 12 февраля утонул, упав со шлюпки.
Дисциплинарные проступки нижних чинов были, как правило, связаны с пьянством и «буйством» на берегу и на транспортах–угольщиках. Были случаи оскорбления унтер–офицеров, кондукторов и даже офицеров. В целом со стороны команд отмечалось больше «недобросовестности», чем со стороны офицеров. Это и понятно: большинство офицеров добровольно шли на службу и на войну, вполне сознательно исполняли свой долг.
Но и «моральное разложение» нижних чинов вовсе не носило опасного характера и не выходило за рамки опыта обычных плаваний мирного времени. Следует отметить, что с приходом отряда Л. Ф. Добротворского (он присоединился 1 февраля 1905 г. вблизи Нуси–Бе) и вспомогательных крейсеров общая численность только военных команд эскадры превысила 13 тыс человек, а это больше, чем было в Порт–Артуре в начале воины. В этой массе людей проступки и воинские преступления были исключением, а не правилом.
Согласно показаниям обер–аудитора[140], по дисциплинарным проступкам было возбуждено всего 49 дел, из которых только 12 были окончены и решены в судебном порядке. За два тяжких преступления (оскорбления матросами офицеров) полагалась смертная казнь, но З. П. Рожественский вполне обоснованно избегал крайних мер в поддержании дисциплины. Собственное буйство, ругань и даже рукоприкладство адмирала не отражались на приговорах. К чести командующего необходимо подчеркнуть, что, давая делу о нарушении дисциплины законный ход, он не только строго соблюдал закон, но и стремился смягчить наказание, предоставляя виновникам шанс искупить свою вину в предстоящем сражении. Во время одного разбирательства в ответ на мнение о возможном вреде излишней мягкости приговоров адмирал резко ответил[141]: «Излишняя мягкость? — Ну, нет! Я не из жалостливых! Просто считаю бессмысленным. Можно ли устрашить примером смертной казни людей, которые идут за мной, которых я веду на смерть? Перед боем всех арестованных выпустят из карцера, и, как знать, может быть, они будут героями!» Смягчение приговоров командующим выражалось в замене каторги заключением в военно–морскую тюрьму и дисциплинарного батальона арестом. Ни одного смертного приговора вынесено не было.
В то же время Зиновий Петрович решительно пресекал массовые недовольства команд, каковых, впрочем, в Нуси–Бе было всего два.
Эти недовольства являлись следствием недобросовестности командующих офицеров и не вышли за рамки стихийного протеста. «Бунт» мастеровых на «Малайе» 9 января был пресечен вооруженной командой «Князя Суворова», которая арестовала и посадила по карцерам четырех вольнонаемных.
Пренебрежение командира «Адмирала Нахимова» капитана 1–го ранга А. А. Родионова питанием команды, которой выдавали сухари вместо свежего хлеба, как на других судах,10 января привело к заявлению претензии командиру во фронте А. А. Родионову с трудом удалось погасить недовольство и отправить команду вниз. На следующий день на крейсер впервые прибыл адмирал. По описанию А. С. Новикова–Прибоя, Зиновий Петрович был краток и обратился к выстроенной команде со словами: «Я знал, что команда здесь сволочь, но такой сволочи я не ожидал!»… «Он произнес это с таким ревом, что у него перехватило горло. Лицо его вдруг посинело. Он быстро повернулся, спустился по трапу и, усевшись на паровой катер, отправился к своему броненосцу…»[142]
В приказе № 34 от 12 января 1905 г. З. П. Рожественский писал: «В команде крейсера I ранга «Адмирал Нахимов» среди честных слуг Царских завелись халуи (так в тексте — В. Г.) японские, сеящие смуту между несмысленными и прячущиеся за спины их.
Халуи эти будут найдены и будут наказаны по всей строгости закона. А пока их не найдут…» И далее следовал домашний арест для четырех ротных командиров и смещение на оклад содержания матросов 2–й степени четырех фельдфебелей.
«Халуев» — зачинщиков беспорядков — вскоре нашли, 22 февраля 1905 г. двоих из них приговорили к 4 годам каторги, одного — к 3 годам дисциплинарного батальона.
Надо сказать, что офицеров и нижних чинов эскадры в Нуси–Бе тяготили неизвестность, плохая доставка писем (пренебрежение руководства в столице), неважное качество захваченной из Кронштадта провизии, а также тяжелые известия из России и с фронта. На Мадагаскаре Зиновию Петровичу стало известно о полном провале попыток усиления эскадры «экзотическими» крейсерами и черноморскими броненосцами, о «кровавом воскресенье» и стачках, и, наконец, о поражении маньчжурских армий А. Н. Куропаткина под Мукденом.
Надежда оставалась только на его эскадру, успех которой мог нарушить сообщения Японии с материком. Сам Зиновий Петрович, оценивая свои шансы, писал жене (17 января): «У меня теперь какая ни есть сила, люди друг друга познали… Мы можем не одолеть японцев, но и они нас разбить не могут..»
Чтобы использовать эту силу, ее надо было подготовить. Однако, как об этом уже говорилось, организация боевой подготовки эскадры оставляла желать лучшего, а результаты невысоко оценивались многими командирами и самим командующим. Зиновий Петрович подписал целый ряд приказов с указанием порядка стрельб и оценкой результатов стрельбы и маневрирования. В приказах были такие выражения: «…за час десять кораблей не успели занять места…», «…В кильватерной колонне растянулись… на 55 кабельтовых…», «…стрельба велась
