Александр Жигарев - Анна Герман
Гость появился в дверях неожиданно, без предварительного телефонного звонка. Збышек только-только уехал на работу, и Анна подумала, что, вероятно, он забыл бумаги и вернулся. Нет, на пороге стоял Юлиан Кшивка одетый с иголочки чисто выбритый, пахнущий французским одеколоном.
- И так меня встречает знаменитая певица?! - закричал он, - Заспанная, некрасивая, необаятельная! Вы что, на самом деле Анна Герман? Докажите! Дайте автограф!
Анна заплакала, уткнувшись в лацканы его пиджака.
- Можешь ничего не объяснять, догадаться нетрудно, - говорил Кшивка, отпивая кофе из маленькой чашечки. - Твоя беда, Анна, что ты дитя романтики, тебе бы надо было родиться во времена Паганини...
Анна горько усмехнулась.
- Импресарио! Вот что! Пока ты не найдешь себе импресарио, до тех пор и будут продолжаться твои беды. Ты посмотри на Сосницкую, ей в деловитости не откажешь, в здоровье и таланте тоже. Муж - архитектор, бросил работу, занимается только ее делами, иначе нельзя. Сейчас время деловых людей - в политике, в экономике, в искусстве.
- Бот с ней, с Сосницкой, - вытирая слезы, ответила Анна. - Каждый живет, как умеет. Вот у Збышека дядя в Бразилии, зовет нас туда. Знаешь, у него там плантация, так что будем пасти овец...
- А что? - на полном серьезе отозвался Кшивка. - Не так уж и плохо...
Анна повеселела.
- Но пока суд да дело, я была бы тебе признательна за помощь.
- Брать тебя в нашу группу сейчас, когда ты по-прежнему считаешься певицей номер один, он повторил еще раз: - номер один, - значит оказать тебе медвежью услугу. Это была бы дурная сенсация: как, скажем, Пеле перешел бы из сборной Бразилии в наш "Гурник". Постараюсь помочь тебе. И эта помощь импресарио.
Кшивка сдержал слово. Импресарио явился через месяц. Анна не смогла встретиться с ним раньше. На следующий день после разговора с Кшивкой ей позвонили из министерства и осведомились:
- Можете ли вы оставить свои концертные дела и выступить в программе польской эстрады в Лондоне?
- Конечно! - моментально согласилась Анна.
"Какая-то ерунда получается! - подумала она. - Не могу договориться о концерте в Ловиче*, а вот Нью-Йорк, Москва, Лондон - пожалуйста!.."
[* Маленький городок недалеко от Варшавы.]
В Лондоне Анна выступала две недели. За два дня до отъезда ей позвонил английский композитор и продюсер Ричард Смайлз и предложил выгодный контракт на полгода. Туда вошли бы и записи на пластинки и концерты.
- Я давно слежу за вами, - сказал Смайлз, - и восхищен вами и как певицей, и как человеком. Мне очень нравится ваша манера, сам я тоже лирик. Так что из нашего альянса могло бы что-нибудь получиться, что-то этакое польско-английское.
- Я не могу вам сейчас дать ответ: должна посоветоваться в Варшаве. Кроме того, у меня есть муж, и мы с ним никогда на такой долгий срок не разлучались.
По возвращении Анна рассказала об этом предложении Збышеку, он нашел его вполне приемлемым: какое-то время он бы тоже смог побыть с ней в Англии.
Анна позвонила Смайлзу, но оказалось, что тот тяжело заболел - обширный инфаркт на сороковом году жизни - и, как сообщил его секретарь, надолго вышел из игры...
И вот к Анне пришел импресарио от Юлиана Кшивки - хоть и пожилой (за шестьдесят), но энергичный человек, знающий все ходы и выходы эстрадного мира и весьма в этом мире уважаемый - пан Анджей. Он быстро нашел музыкантов, в основном студентов музыкальных училищ, нуждающихся в деньгах, веселых и трудолюбивых ребят, с которыми и Анне оказалось легко и весело. Они выступали в основном в Варшаве и близлежащих городах, поскольку учеба в училище не позволяла музыкантам длительные разъезды. Если раньше Анна томилась от вынужденного безделья, то теперь ее график был заполнен до отказа. Это ее очень радовало. Огорчало только отсутствие в репертуаре новых польских песен. Вернее, они были, но в основном принадлежали самой Анне и, естественно, с точки зрения художественной выразительности далеко не всегда ее удовлетворяли. Но что поделаешь? Катажина Герт-нер теперь сотрудничала с Марылей Родович. Северин Краевский тоже писал для Марыли и для своего ансамбля "Червоны гитары".
Пришлось включить в репертуар новые песни молодых авторов, в основном самодеятельных композиторов. которые поначалу нравились Анне, но после двух-трех исполнений она в этих песнях разочаровывалась. Было видно, что и слушателей они мало волнуют. Зато из Советского Союза приходили радостные известия: "Надежда" становится действительно любимой песней, ее называют явлением в музыкальной жизни 70-х годов. Об этом она узнала из писем Качалиной, а также из многочисленных писем ее поклонников в СССР. В некоторых было по нескольку строк: "Спасибо за "Надежду". Ждем вас в Ленинграде"; "Когда слушаю "Надежду", радуюсь и плачу. В. Кирсанова, Севастополь"; "Слушаю "Надежду" по радио, и как будто силы прибавляются. Хочется жить и работать лучше. Ю. Смирнитский, Донецк".
Качалина сообщала, что получила написанные специально для Анны песни композиторов Марка Фрадкина, Яна Френкеля, Арно Бабаджаняна, Евгения Птичкина, что хочет записать в ее исполнении русские романсы. И вообще не мешало бы приехать специально на "Мелодию" для записи пластинки. Легко сказать, приехать! А как это сделать? У "Мелодии" ведь нет фондов для вызова артиста из-за границы. Записи делаются только во время гастролей.
Но даже если бы Анна наскребла денег и поехала в Москву за собственный счет, очень сложно было бы "влезть" в график советского коллектива, в сопровождении которого можно эту запись осуществить. И эстрадный оркестр Гостелерадио СССР под управлением Ю. Силантьева, и ансамбль "Мелодия" под управлением Г. Гараняна имеют свои собственные графики - очень плотные и насыщенные. Конечно, можно записать отдельно оркестровые фонограммы и приехать только на наложение. Но с этим Анна не согласилась: она должна слышать оркестр, петь вместе с ним, а иначе, по ее глубокому убеждению, песня получается значительно хуже, чем могла бы быть. Переубедить ее было невозможно.
Между тем началась подготовка к важному событию - Дням культуры Польши в Москве, посвященным 30-летию образования ПНР. Шел январь 1974 года, а Дни культуры планировались на конец апреля. По замыслу сценаристов и режиссеров открытие празднеств в Кремлевском Дворце съездов должно было стать ярким, красочным спектаклем с участием лучших артистов и коллективов Польши. Но, к удивлению Анны, весь концерт, в том числе и ее выступление, пойдут под фонограмму...
Петь под фонограмму не буду, - решительно сказала Анна режиссеру.
- Это почему? - удивился он.
- Потому что я вообще не пою под фонограммы.
- Но в данном случае придется, - быстро отреагировал он. - Все будут петь под фонограммы, в том числе и оперные певцы. Так что для вас мы делать исключения не собираемся.
- Тогда я не поеду в Москву! - решительно заявила Анна.
Через несколько дней начались звонки из Министерства культуры. Ее уговаривали, объясняли, призывали к благоразумию.
- Поймите, что из-за одного вашего номера, из-за одной песни не может ехать в Москву целый ансамбль! К тому же в связи с тем, что будет пущена фонограмма и действие развернется очень быстро, у нас нет возможности разместить на сцене музыкальный коллектив.
- Не надо оркестра! - ответила Анна. - Я согласна петь и под рояль.
- Под рояль?! - изумились на том конце провода. - Да это безумие! По сравнению с тщательно отработанной фонограммой, учитывая последние достижения в этой области... Это значит заранее обречь себя на неудачу!
- Я согласна рискнуть, - ответила она.
В Москве стояла ранняя весна. Солнце согревало землю. На бульварах пробивались маленькие зеленые ростки. Ощущение весенней свежести бодрило и волновало, придавало сил.
...Хотя Анне не раз приходилось участвовать в больших сборных концертах, она не помнила такого обилия звезд в одном представлении. Станислав Микульский, недавно сыгравший главную роль в популярнейшей картине "Ставка больше, чем жизнь"; Бернард Ладыш - выдающийся оперный певец; Анджей Хиольский - его коллега по варшавскому Большому театру; Эва Демарчик - очень своеобразная темпераментная певица; Здислава Сосницкая, находящаяся на вершине своей славы; Марыля Родович - эстрадная звезда первой величины; ансамбль "Скальды", широко известный и любимый в Союзе; детский коллектив "Гавенда", в репертуаре которого задорные и веселые песни о Варшаве; ансамбль народной песни "Мазовше" имени его основателя Тадеуша Сигетинского; Ежи Поломский.
В фонограмме все было рассчитано с математической точностью: и проход артистов, и каждый номер, и даже время на аплодисменты. Зрители, сидящие в зале, возможно, и не догадывались, что идет фонограмма, увлеченные концертом - ярким, нарядным представлением, включавшим в себя и кадры документальной кинохроники и специальные съемки. Со сцены шел поэтический музыкальный рассказ об истории Польши, о польско-советском братстве по оружию, закаленном в годы войны, об интернациональной солидарности людей труда, о борьбе за мир.
