Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 23. Лесные жители
Волкам-долгожителям жизнь укорачивает потеря зубов. Но слабого или больного волка любого возраста прикончат и сожрут собратья – таков закон волчьей стаи.
У крупных знакомых нам животных – лосей и оленей – порог жизни – двадцать лет. Крупные хищники – медведи и тигры – доживают до сорока – пятидесяти. А мелкота – белки и зайцы – при удачно сложившейся жизни живут лет десять.
Среди птиц долгожителями являются филины. Известен случай, когда самая крупная эта сова прожила в неволе шестьдесят восемь лет. Живут долго лебеди. А великан страус живет не более сорока лет.
Ну и, конечно, интересуют нас сроки жизни ближайшей родни человека – горилл, орангутангов и шимпанзе. Их век близок к нашему – пятьдесят – шестьдесят лет.
Люди ранее жили меньше, чем ныне. С окончанием детородного возраста кончалась и жизнь. Теперь многим удается одолеть семидесятый рубеж. Но стрессы и неудобства текущих лет влияют на эту возможность. Больше шансов на долгую жизнь у тех, кто сторонится алкоголя и табака («И телевизора!» – подсказала моя стенографистка). О человеке, шагнувшем в девятый десяток годов, начинают говорить уже как о долгожителе, а те, кто осилил столетний рубеж, становятся знаменитыми. Недавно писали: в Португалии умерла женщина ста пятнадцати лет. А в Америке (штат Индиана) живет бабушка такого же возраста.
К сожаленью, финальные годы жизни у животных и у людей сопровождаются дряхлостью, беспомощностью. «А мой батя девяноста четырех лет продолжает ездить на велосипеде, водит кур, возится в огороде, ходит на рынок и страстно любит политику». Это рассказал у костра мой друг из Саранска, и я попросил его завезти меня в мордовский поселок Ковылкино – познакомить с отцом.
Старина Яков Иванович Митронькин нас встретил в аккуратно прибранной, просторной избе. Не спал, дожидаясь нашего позднего появленья. А утром, когда мы с сыном его еще продирали глаза, уже сидел на пороге на солнышке – кормил кур. Занятие это ему явно нравилось. «Я деревенский. С детства всякую живность люблю. И в земле тоже люблю копаться. Излишки всего везу на рынок. Велосипед для меня лучше всякой машины». – «А не пихнули кого-нибудь нечаянно колесом?» – «Что вы! Рука у меня твердая, и здоровье в порядке».
Далее разговор сразу пошел о политике. Старик читает газеты. Если что непонятно, сразу нос в книгу и в словарь иностранных слов. «Ты вот скажи мне, Василь Михалыч, ихний Обама, он как мужик?» Я дал тогда еще кандидату в американские президенты достойную характеристику. «Да, да, – покашлял мой собеседник. – Но трудно будет Обаме, уж больно дела повсюду разлажены, и от него ждут больше, чем может сделать». – «Будет стараться…» – «Будет…» Старик молча погладил нарядного петуха и выразительно на меня посмотрел. «А не могут они его таво, как Кеннеди?» – «За что?» – «Ну как же, африканец наполовину. А там есть люди – черных любят только для виду».
Я повернул разговор к хозяйству Якова Ивановича. И он повел показать мне сараи, теплицу, огород. «У меня все свое – картошка, огурцы, помидоры, лук, чеснок и все прочее». Показан был и старенький велосипед, стоявший наготове у двери. «Новый купил, чтоб деньги не гикнулись, но спрятал пока на чердак».
С любимым велосипедом.
За завтраком разговор пошел о долголетии. «У нас в роду все жили долго – по девяносто лет забрали у жизни и мать, и дед. Рос я в деревне хоть и в лаптях, зато воздух был вольный – пас коров. Службу нес на Дальнем Востоке. На фронт не попал – оборону готовили, железную дорогу клали до моря. Вернувшись в Мордовию, осел вот тут, в Ковылкине, – работал экспедитором на спиртзаводе, добывал оборудование для производства». – «Опасное место…» – «Согласен: опасное. Некоторые за месяц спивались». – «Ну а вы как же?» – «А у меня дисциплина. Если и захотелось, то не более ста граммов в переводе на водку». – «И так много лет?» – «Да, и сейчас так же. Вот в вашу честь рюмочку опрокину – и крышка».
«А что еще помогает человеку жить долго?» Яков Иванович подумал и стал, загибая пальцы, перечислять: «Во-первых, надо жизнь любить и ценить – один раз дается. Надо непременно работать, желательно с движеньем. А ежели его нет – ходи. Я в день четыре километра делаю непременно. Да еще и педали кручу. В еде – умеренность. И все желательно свежее – с огорода и со двора. Ну и, конечно, с этим делом (Яков Иванович щелкнул пальцем по шее) и с куревом тоже надо не знаться. Я на пенсию в семьдесят пять запросился. Не пускали. Говорят, незаменимый ты, Яков Иванович. Слышать это было приятно. Но я настоял. Хотелось пожить в покое». – «Друзья у вас есть?» – «Были да все прибрались уже. Остались только вот кот Тимур да Петруха-петух…»
На прощанье я пожелал Якову Ивановичу Митронькину еще лет двадцать пять жизни. «Нет-нет! Довольно пятнадцати». – «Осилите?» – «А чего же, жизнь – дело хорошее».
• Фото автора. 11 декабря 2008 г.
Палочка-зажигалочка
Огонь – дар небес человеку с пещерных времен. У дерева, подожженного молнией, можно было погреться, добыча, поджаренная на огне, становилась вкуснее. Но молнии сверкают не каждый день, еще реже случались пожары от них, и люди, надо полагать, очень скоро научились хранить огонь, поддерживая костер древесиной. А потом научились древние наши пращуры огонь добывать и без молнии. Удивительно, но до наших дней сохранилась их технология.
В африканской Ботсване обитают остатки племени бушменов, живущего тем, что собирают для поддержания жизни все, приемлемое в природе, – бушмены охотятся с луками и собирают дикорастущие травы, плоды, коренья, насекомых, мед диких пчел. Спичек у бушменов, понятное дело, нет, но костер зажечь они могут в любую минуту своих кочевий. Пятерых обитателей пустыни Калахари мы встретили в буше (кустарниковой саванне) и, как могли, объяснившись, попросили показать, как они добывают огонь и воду. Наши встречные быстро накопали кореньев и отыскали дикие арбузы, которые могут утолить жажду. Чтобы добыть огонь, пятеро сели в кружок. Старший достал из сумки две деревяшки – обломок какого-то дерева и твердую палочку, заостренную, как карандаш, и примерно такой же величины. Поставив «сверло» острым концом на кусок древесины, один из бушменов стал быстро вертеть его меж ладоней. Устав, быстро передал инструмент соседу, тот, поработав четверть минуты, передал палочку дальше. Через минуту-другую под палочкой появился дымок. Его сейчас же присыпали щепоткой сухого помета зебры, и вот уже появился язычок пламени. У костра сидя, мы жарили на добытом огне «шашлык» – кружочки колбасы, нанизанные на прутья.
Велико время от добывания огня в древности до наших спичек. На смену нехитрому агрегату, сохранившемуся у бушменов, пришло огниво – железка-кресало, кремень и трут (вываренный в щелоке и хорошо размятый гриб-трутовик). Ударом железки о камень высекаются искры, они заставляют тлеть гриб. При царе Петре именно так добывали огонь. Староверы в лесах долго пользовались огнивом. Этот способ добыванья огня сохранился у семьи Лыковых. Когда я привез им в подарок спички, старик Карп Осипович усмехнулся: «А-а, серянки. Но что с ними делать, когда намокнут?» У каждого в семье была маленькая берестяная коробочка с огнивом. Да что староверы! Во время войны почти у каждого солдата в кармане была «катюша» – мешочек с полоской стали, кремневым камешком и трутом из рыхлых ниток, спрятанных в гильзу от винтовочного патрона. Ни сырость, ничто другое не могло помешать «катюше» произвести огонь.
Сегодня огонь добывают множеством разных способов, а в быту прижились спички-палочки с поджигающими их головками. Изобретение это исключительно важное, много всяких способов перепробовали до момента, когда шведами в 1855 году были изобретены фосфорные спички. Промышленное производство сделало их дешевыми, и спички быстро распространились по миру. Было налажено их производство в России. В СССР работало двадцать пять спичечных фабрик. Сейчас их осталось семнадцать. Самая крупная находится в городке Балабаново.
С инженером-технологом производства Антониной Петровной Исаевой за два часа мы прошли путь от склада осиновых бревен до цеха, где в автомобили и вагоны железной дороги грузят ящики со спичками.
Я видел много автоматических линий, на которых производят сигареты, конфеты, разливают в банки сгущенное молоко. Производство спичек в этом ряду – самое впечатляющее. Вот зажатый с двух концов осиновый чурбачок бешено крутится на станке и, оставляя кору широкому, острому лезвию, превращается в гладкий, пахучий болванчик, из которого (опять же вращением) режут ленту толщиной в спичку. Лента дальше на линии режется на пластины, они попадают под пресс и тут же бегут на станки, которые режут из них «соломку», которая, в свою очередь, режется дальше на палочки-спички. Еще «безголовые», они в особых камерах сушатся и шлифуются трением друг о друга, затем насыщаются парафином, а потом оригинальное устройство заставляет палочки высовываться из бегущей дырчатой ленты. Лента проходит над ванной с вязкой зажигательной смесью, и на конце палочки образуется то, что зовется головкой спички.
