Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 15. Чудеса лунной ночи
Огорчение удваивается, когда, поднявшись наверх, узнаешь: это и есть мемориал Есенина – гостиница, кинозал и зал для выставок. Все вместе с трубою котельной являет обликом нечто похожее на банно-прачечный комбинат. В чем причина такого убожества? Приспособили под «есенинский центр» готовый проект или, проектируя, до крайности поскупились, или проектанты были без головы? Так или иначе, «постройка с трубой» является, как сказали бы специалисты, доминирующей в пейзаже.
Этот «шедевр» каждый год лицезреют десятки тысяч поклонников есенинской тонкой поэзии. Наверное, желая как-то поправить изначальный просчет, очередную постройку мемориала решили, как видно, возводить, не скупясь. В результате рядом с серой коробкой появился деревянный ресторан-терем с разухабистыми излишествами а-ля Русь.
Представьте теперь в этом обществе реально существовавший и недавно восстановленный дом Снегиных. Когда постройку реконструируют по памяти и фотоснимкам, убедительность подлинника ей обрести нелегко. В данном конкретном случае облик ранее возведенных строений этому никак не способствует – усадьба Снегиных выглядит добросовестно сделанной декорацией на дворе киностудии. Так изначально допущенные ошибки влекут за собой новые сложности и несообразности.
Не скажу, что поклонники Есенина уезжают из Константинова совершенно неудовлетворенными. Сельская улица, подлинный домик Есениных, выставки оставляют хорошее впечатление. И об этом можно было бы рассказать. Но это выходит за рамки нашего разговора. Зато лыком в строку ложится деталь, опять же имеющая отношение к пейзажу.
После часового киносеанса, где зрители видят картины здешней природы и слышат стихи Есенина, они высыпают на край откоса, откуда через Оку открывается мир, пленявший поэта. И действительно видишь волнующее приволье – синие дали с копнами сена, с кустами, с блеском озерных вод. Но это – дали. А на переднем плане, на самом берегу реки прямо против мемориала видишь большое коровье стойло. Все знают, как это выглядит: плешина земли без единой зеленой былинки, месиво грязи, навоза… Что мешает перенести стойло на полкилометра в сторону?
Не надо ярче примера – даже в святых для нашей памяти местах к пейзажу мы относимся с небрежением.
* * *Вот и все, что хотелось сказать. Забота об облике нашей земли мне представляется очень важной. Истоки сыновнего чувства к Отчизне лежат там, где мы рождаемся и живем. Наш общий дом – Родина, – богатея, должен оставаться прекрасным во всех его уголках. Это дело нашей совести, нашей культуры, нашего долга.
Зимой здесь тоже красота…
• Фото автора. 21 ноября 1984 г.
Корабль пустыни
Шутливая песня «Пароход – хорошо, самолет – хорошо, а олени – лучше…» вовсе не лишена и здравого смысла. В суровом северном крае олень – основа всей жизни. Пищу, одежду, транспорт, жилье – все дает человеку олень.
Наверно, есть песни и о верблюде. Для жителей жарких пустынных мест, а их немало на нашей планете, верблюд – такая же ценность, как олени для северян. Верблюд дает молоко, мясо и шерсть. И это древнейший транспорт. До сыпучего обжигающего песка невозможно дотронуться, а верблюд спокойно идет – широкое раздвоенное копыто и мозолистая ступня делают его вездеходом. Он держит всадника или несет поклажу, равную двум лошадиным вьюкам. Выносливость верблюда вошла в поговорки, и питается он лишь тем, что дает скупая пустыня, – солянками и колючками.
Самое поразительное в этом животном – его способность переносить жару и по нескольку суток не пить. На этот свет было много всяких догадок. Дети до сих пор думают: запас водой верблюды носят в горбах. Жители пустынь никогда так не думали. Потребляя мясо животных, они видели: в горбах запас жира. Отчего же свой жир верблюды носят в горбах, а не под кожей, как животные северных зон? Ответ очевиден: подкожный жир сохраняет в теле тепло. А верблюду это как раз не нужно, тепло во избежание перегрева должно рассеиваться. Но жир – запас энергии – все-таки нужен, вот природа и наградила верблюда горбами. Однако после страшной дневной жары бывают холодные ночи. Люди греются у костров. А верблюд? Оказывается, температура тела без всякого вреда для животного может колебаться на шестнадцать градусов. Днем – 40, ночью – 34.
А как же с водой? Чтобы не перегреться, в жару организм испаряет из тела влагу. Все, кто к пустыне не приспособлен, испаряет ее через кожу и при дыхании, очень много. Постоянная жажда в пустыне – это потребность живого тела восполнить потери воды. Нет восполнения – смерть. Люди носят и возят воду с собой. На картах пустынь важнейшие из отметок – места колодцев. Многие из животных обитают лишь там, где есть хоть какой-нибудь водопой. В это же время верблюд может не пить по нескольку дней. Тайны его организма сейчас разгаданы. Оказалось, многое в этом громадном теле подчинено строжайшей экономии влаги. В моче – большая концентрация соли, фекалии почти сухие. Нос у верблюда выстлан тканью, поглощающей влагу при выдыхании. Горб (дети правы!) содержит запас воды, правда, в связанном состоянии. Окисляясь, сгорая, жир выделяет ее в организм. Воды немного. Но в режимах критических важна и малость.
Чтобы не перегреться, верблюд потеет. Но этот процесс у него начинается только при достижении телом температуры 40 градусов. И вот что важно. У человека потеря влаги в жару идет за счет загустения крови. Это замедляет ее обращение в организме, и если потеря составит 12 процентов от веса – человек обречен. Верблюд же усыхает на четверть своего веса. И ничего – идет, покорно держит на спине вьюки. Оказывается, испарение не касается крови верблюда. Ее объем и концентрация остаются неизменными – усыхание идет за счет тканей тела. Верблюд при этом заметно худеет – скелет, обтянутый кожей! Но вот наконец и вода. Верблюд выпивает сразу 10 – 12 ведер в четверть часа восстанавливает свой прежний вид.
Таков он, «корабль пустыни», служащий человеку пять тысяч лет. Верблюдов два вида – дромедар (одногорбый) и бактриан (двугорбый). В жарких районах нашей страны живут верблюды двугорбые, приспособленные выносить и жару, и зимние холода. Всего на земле сейчас обитает 15 миллионов верблюдов. Повсюду – в Средней Азии, в странах Арабского Востока, в Северней Африке, в Австралии, Индии – верблюд – слуга человека.
Вот он – на снимке – некрасивый, нескладный, да еще и в смешном положении. Но достоинство в нем не потеряно. Он словно знает: где-то кончится эта дорога, не будет асфальта, не будет колонок с бензином, человек оставит машину и доверится ему, верблюду. И он пойдет по пескам без дороги – неприхотливый, выносливый, закаленный пустыней. «Самолет – хорошо, автомобиль – хорошо…», но есть такие места, где все еще нужен верблюд.
• Фото из журнала «Нэшнл джиографик» (из архива В. Пескова). 25 ноября 1984 г.
У лунки
Стоячие воды ушли под лед. В субботу и воскресенье пруды и озера уже как мухами облеплены рыболовами – кто лед буравит, кто пешней колет. Не посвященному в эту страсть непонятно: как можно день просидеть на морозе, глядя в кружок обнаженной воды? Сидят! Взгляд сосредоточен не на воде, а на кончике удилища – тонкой резиновой трубочке или же волоске, от которого в воду уходит леска.
В воде совершается не доступное глазу таинство. Рыба подходит к наживке, каждая на свой манер определяет ее съедобность… Важно не прозевать момент, когда наживка вместе с крючком окажется в пасти какого-нибудь окунька размером с палец, и сделать подсечку. Рыболовный ас по движению поплавка или кончику удилища понимает, что за порода рыбы возле крючка и велика ли будет добыча. Впрочем, основы этой науки просты, они доступны шестилетнему мальчугану и даже сообразительным животным.
Лет двадцать назад где-то в Сибири я сделал снимок зимней рыбалки – отец с двумя сыновьями из большой полыньи таскал окуней. Снасти, как видите, немудреные – палочка с леской. Но достойно вниманья не это. Гляньте на четвертого рыболова – собаку. Она вся целиком поглощена интереснейшим делом, она уловила связь: кивок удилища – появленье из воды рыбки, и ловила момент, отмечая его не лаем, а резким и громким выдохом. Причем внимания у собаки хватало сразу на все три снасти. К рыбе этот удильщик был равнодушен. Ему довольно было спортивного интереса.
Впрочем, из лунок вынимают и крупную рыбу – щук, лещей, судаков, – настолько крупную, что в сверленую лунку ее не вынуть. Можете представить, какая поднимается суматоха на льду – лунку пешней расширяют, кричат: «Багор!» В таких случаях рыба чаще всего уходит, но сколько остается воспоминаний!
