Тарик Али - Столконовение цивилизаций: крестовые походы, джихад и современность
Пришествие шиитского мессии, имама XX века, страстно ожидали в деревне, где крестьян буквально уничтожали принуждением и несправедливостью. Однако революция была почти исключительно городским явлением. И действительно, до последнего дня шаху удавалось заручиться поддержкой крестьян против демонстраций, проходящих на улицах городов. Одной из причин этого явления была земельная реформа 1960-х годов, которая дала некоторым крестьянам землю, но остальных вытолкнула в города, обрекая их на тяжкое существование среди протетариата. Этих крестьян лишили их корней, чтобы обеспечить рабочей силой индустриализацию, начавшуюся в 1970-х годах, однако фабрики не смогли поглотить большую часть этих людей, и они образовали маргинальные слои в городе. Именно эти ничем не владеющие бедняки, оторванные от своей исконной жизни бывшие крестьяне, и стали авангардом исламской революции в городах.
Местная церковь и ее даяния обеспечивали им единственный контакт с миром, лежавшим вне их сиюминутных забот. Они ждали от Бога и его земных последователей лучшей жизни, хотя бы после смерти. Они не обязательно следовали всем религиозным предписаниям. Вымотанные за неделю изнурительной работой, они часто расслаблялись посредством бутылки с аракой, не забывая, впрочем, после этого тщательно прополоскать свои рты на тот случай, если по дороге домой они встретят муллу. Шиизм был не менее жесток в наказании адюльтера, чем суннизм, однако, в отличие от суннизма, он смягчал этот удар, узаконивая мимолетные связи: так, по дороге в бордель или гостиничный номер с девицей мужчина мог получить специальный религиозный сертификат, санкционирующий «временный брак».
Кризис иранской экономики в 1975–1976 годах указал на то, что хваленые «реформы» шаха провалились. Паразитическая государственная структура потребляла большую часть богатства, полученного от продажи нефти. Расходы на вооружение были особенно высоки, в то время как в стране было около миллиона безработных, а инфляция выросла до 30 %. Торговцы на базарах были измучены колоссальными препятствиями при получении банковских кредитов и ослаблением контроля за импортом. Они решили поддержать духовенство, чтобы опрокинуть ненавистный режим.
Духовенство воззвало к городской бедноте, обещая установить социальную справедливость, покончить с коррупцией и провести «культурную чистку» в стране. Священники утверждали, что являются единственной альтернативой правящему режиму, ведь и национализм, и коммунизм не оправдали себя. В качестве наглядных примеров приводились Египет и Камбоджа. Итак, оставался только ислам. Он воскреснет вновь, если люди поддержат их. Поскольку коммунизм в то время еще не рухнул официально, исламисты бесстыдно рядились в его одежды. Фраза «бесклассовое общество» часто использовалась наиболее радикальными представителями этого религиозного движения. Большинство громогласных защитников бесклассового общества составляли муджахедины[62] — уникальное порождение исламского мира. В тюрьмах они не желали общаться с муллами и другими пострадавшими за веру узниками, которые в свою очередь отказывались сидеть рядом и есть вместе с «нечистыми» левыми. На каком-то этапе муджахедины так близко подошли к марксизму, что как внутри, так и за пределами тюремных стен отрекались от ислама и провозглашали себя революционными марксистами. Эта группа, «Пейкар» стала третьей по величине организацией иранских левых.
Надежды торговцев базаров, вступление в борьбу безработных и наемных рабочих, а также искупительная идеология шиизма стали той потенциальной силой исламского общества, которой невозможно было сопротивляться. В феврале 1979 года духовенство захватило власть. На этот раз священники знали, что шах никогда не вернется. Следующие полтора года они посвятили созданию своих репрессивных аппаратов, в том числе революционной гвардии, и начали освобождать фабрики, конторы, школы и армейские подразделения от влияния левых. Пока это происходило, партия «Тудех» все еще не могла спрогнозировать свое будущее, она приветствовала репрессии, которым подвергали ультралевых.
В 1951 году все происходило по-другому. Тогда ультралевые в союзе со светскими либералами победили, Моссадык стал премьер-министром, а шах отправился в изгнание. Однако правительству не удалось добиться поддержки общества, чтобы защитить режим Моссадыка от переворота, санкционированного ЦРУ и британской разведкой. Запад вернул обратно самонадеянного правителя и лишил Иран единственного шанса двинуться вперед на своих собственных ногах. В 1953 году старый аристократ, прямой потомок последнего каджарского короля, в конце концов, решил пройти тест на прочность. Гвардия Моссадыка сопротивлялась до конца. Ему самому тоже нужно было сопротивляться, но он надеялся на то, что ячейки «Тудеха» внутри армии выйдут из подполья и защитят его. Их вмешательство было слишком робким и не имело успеха, кроме того, некоторые лидеры партии считали, что как только Моссадык уйдет с дороги, они смогут принять руководство на себя, но это было глупо. Как только шах вернулся, организация «Тудех» в армии была жестоко разгромлена. Партия так никогда и не оправилась полностью от этого разгрома.
ЦРУ потратило более 5 миллионов долларов, чтобы помочь некоторым прозападным священникам собрать наибольшее количество сочувствующих. В конце концов, режим Моссадыка пал. Он совершил то же преступление, что и Насер в Египте, а именно — национализировал иранскую нефть. Британское правительство было разгневано. Моссадык полагал, что Соединенные Штаты предостерегут Лондон от вмешательства, и в течение некоторого времени Трумэну и Ачесону удавалось изображать нейтралитет, советуя обеим сторонам сохранять спокойствие. Макмиллан в своем дневнике отметил: «Ачесон призывает Британию и Персию сохранять спокойствие! Как будто это две балканские страны, которым в 1911 году сэр Эдвард Грей читал нотации!»
На этот раз Лондон победил, играя на страхах Вашингтона перед «холодной войной». Он подчеркивал тот факт, что иранские коммунисты сплотились вокруг режима Моссадыка, и нельзя исключить их будущей победы. Старик был отстранен от должности и помещен под домашний арест. С исчезновением светско-националистической альтернативы шах получил свободу управлять страной по своему усмотрению, при условии, что он останется прислужником интересов Вашингтона в регионе. Что он и делал. Его основной целью было уничтожение иранских коммунистов и их сторонников. Массовые аресты и пытки стали отличительной особенностью этого режима. В 1950-е годы тысячи иранских студентов и интеллектуалов бежали в изгнание. Потом, в 1960-е годы, шах совершил «Белую революцию», проведя земельные реформы и дав женщинам право голоса. Хомейни выступал и против того, и против другого. Он стоял за мятежами 1963 года, что и привело к выдворению его из страны. В буквальном смысле слова. Его привезли на границу с Ираком и выгрузили по ту сторону границы. Это был единственный изгнанник, который использовал свое насильственное выдворение из страны с умом.
Надежды, порожденные революцией 1979 года, у многих интеллектуалов, либералов, радикальных студентов, а также у части представителей непосредственно религиозного движения были вскоре разбиты. Этот новый режим должен был прийти к власти, потому что люди были сыты по горло социальной, экономической и политической ситуацией. Однако надежды на то, что радикализм обойдет духовенство стороной, оказались неуместными. Хотя одна либеральная партия дорого заплатила за неспособность сделать выводы о последствиях диктатуры духовенства, другие организации, которые раньше провозглашали, что «революция умерла, да здравствует революция», все-таки мобилизовали людей против клерикалов. Именно одна из таких организаций набрала почти 150000 голосов в Тегеране на единственных относительно свободных выборах в Ассамблею экспертов, которая должна была разработать новую конституцию. Проблема этих организаций состояла не столько в недостатке понимания природы теократического режима, сколько в неспособности постичь, насколько важна для Ирана демократия на уровне государства, общества и партии.
Левые партии «Тудех» и светские либералы из Национального фронта были, по сути, выключены из массового движения. Но это стало проблемой, а не преимуществом, как надеялись некоторые ультралевые группировки. Это значило, что единственной организованной силой в этом движении стали муллы. Их идеология стала доминирующей. Их победа окончательно решила судьбу всех тех, кто воображал, что борется за демократические права, против угнетения национальных и религиозных меньшинств и за права женщин. Коллапс централизованного государства Пехлеви усугубил движения за самоуправление и автономию в Куджистане, Курдистане, Белуджистане и Азербайджане. Духовенство боролось с ними с энергией, которая намного превосходила энтузиазм старого режима.
