'Одиссей' Журнал - Одиссей за 1996 год
Историческая наука пришла к исторической антропологии в значительной мере через исследовательский опыт этнологии. Не случаен поэтому особый интерес антропологически ориентированных историков и, в частности, "историков повседневности" к методу "плотного описания", разработанному в этнологии Кл. Гирцем. Иллюстрируя сущность этого метода, Гирц пересказывает коротко подробнейшую запись из своего полевого дневника, сделанную в 1968 г. в Центральном Марокко ". Респондент рассказал ему историю, разыгравшуюся в 1912 г., когда французские колонизаторы только еще начинали устанавливать здесь свои порядки. У еврейского купца Когена в горах, во владениях племени Mapмуша, была лавка. Несколько берберов из другого племени ограбили лавку Когена и убили двух его гостей. Сам он чудом спасся и убежал искать помощи во французский форт. Купец рассказал о случившемся коменданту и потребовал, чтобы ему разрешили с помощью его торгового партнера, шейха племени Мармуша, взыскать с грабителей традиционное
________С В. Оболенская. Не/его Йо^еф Шефер, солдат гитлеровского вермахта_____131
возмещение в виде четырех- или пятикратной цены украденных товаров. Комендант не дал ему официального разрешения, поскольку французы запретили местную торговую систему, однако грабители были из непокорного племени, и он сказал: "идите, но если тебя убьют, это твое дело".
Коген вместе с шейхом и небольшой группой Мармуша отправился в горы; им удалось увести у зазевавшихся пастухов племени грабителей стадо овец. Очень скоро их нагнали вооруженные всадники из этого племени. Увидев, однако, что овец увел Коген, которого обокрали их соплеменники, убившие к тому же его гостей, и не желая вступать в опасные распри с мармушами, они пошли на уступки. Договорились о возмещении убытков. Коген выбрал себе 500 лучших овец и погнал их во владения Мармуша. Французы, увидевшие его, не могли поверить, что Коген получил овец "законным" путем, заподозрили его в краже, а также в том, что он шпионил в пользу непокорных, отобрали у него овец, а самого отправили в тюрьму. Через некоторое время купца все-таки отпустили и он без овец вернулся домой, а затем пошел искать справедливости к французскому полковнику, управлявшему всей округой. "Я ничего не могу сделать, - сказал тот, - это не мое дело".
Как разобраться в этой, на первый взгляд незамысловатой истории из повседневной жизни? Выявление фактов, т. е. "простое" объяснение маленькой драмы, разыгравшейся в 1912 г. и переданной Гирцу лишь в 1968 г. (одно это уже усложняет дело), было бы лишь "объяснением объяснения". Настоящий анализ события есть расшифровка культурного содержания и выявление социального дискурса, составляющего смысл происходящего, говорит Гирц. В данном случае такой анализ должен быть начат с различения трех уровней и трех интерпретаций происшедшего: интерпретации еврейского купца, защищавшего свою честь и свое имущество, не понимавшего действий французов и совершенно зря обращавшегося к ним за помощью; интерпретации берберов, отдавших овец Когену на основании своего, не известного французам обычного права, и интерпретации французских колонизаторов, несправедливо обвинивших купца в краже овец, поскольку они совершенно не могли постигнуть мотивы действий берберов относительно Когена, а желали лишь продемонстрировать и Когену, и берберам, что хозяевами в этих местах отныне будут они. Погружаясь в гущу дела, описанного со всей возможной полнотой, этнолог приходит к пониманию, что кража овец Когеном, передача овец Когену в виде возмещения, конфискация овец французами по "политическим" мотивам - все это социальный дискурс, который шел на разных языках и не только вербально. Именно такой подход делает возможным проникновение в жизнь данного общества и понимание его культуры. С точки зрения немецких историков, "плотное описание" (обычный способ полевой работы этнографа) как попытка понять неизвестное, "чужое" в "текстах" культуры с помощью описательной реконструкции, осуществляемой возможно более полно и предполагающей анализ символических форм (слова, институции, способы поведения и 5*
132 HcmpukBnouckaxMeroga
т. п.) и постижение скрытого в них мира смыслов, является наиболее плодотворным методом для историко-антропологического исследования вообще и для микроисторического исследования в частности ".
Но итальянские "микроисторики", отвергают "интерпретативную антропологию" Гирца (и особенно его последователей). Крупнеший итальянский специалист в области микроистории Д. Леви в докладе, прочитанном в Институте всеобщей истории РАН в Москве в марте 1996 г., подчеркивал (на мой взгляд, несправедливо), что метод "плотного описания" - это всего лишь бесконечная "интерпретация интерпретации", превращающая познание реальности в бесплодную игру, где расшифровка символов становится самоцелью. Исследователь изучает историю культуры и робко останавливается на пороге социальной истории, тогда как важнейшей задачей микроисторического исследования является именно выход в социальную историю, постижение исторической реальности во всей ее сложности.
Совершенно особое значение итальянские микроисторики придают способам и формам коммуникации с читателем. К. Гинзбург вспоминает о том, как он писал свою известную книгу "Сыр и черви". "Я долго размышлял, - говорит он, - о соотношении между исследовательской гипотезой и способом изложения... Я вознамерился раскрыть духовный, нравственный мир мельника Меноккьо и мир его фантазии с помощью документов, исходивших от тех людей, которые послали его на костер. Этот замысел, в известном смысле парадоксальный, можно было осуществить в виде рассказа, закрыв с помощью внешней отделки проблемы в передаче документа. Это было возможно, но, конечно, недопустимо по мотивам как когнитивного, так и этического и эстетического характера". Историк решил, что эти пробелы, порожденные либо молчанием мельника в ответ на вопросы допрашивающих его инквизиторов, либо молчанием, которым документ встречал вопросы исследователя, должны послужить его замыслу. "Гипотезы, сомнения и неуверенность становились частью рассказа, и поиск истины развивался в составную часть изложения полученной все же истины..." ' . Процесс исследования описывается ярко и подробно, процедура исследования, критика документов и проблема их интерпретации, аргументация историка становятся частью изложения. Это диалог с читателем, которого автор как бы вовлекает в процесс своей работы. Гинзбург называет этот метод "повествовательной историей", "историей-рассказом".
Проблема метода микрологического историописания имеет еще один важный аспект, в понимании которого сходятся немецкие и итальянские исследователи. Какими должны быть отношения исследующего субъекта с субъектом исследуемым? Историку необходимо придерживаться позиции вненаходиМости, невчувствования, говорит X. Медик, ссылаясь на слова Гирца о том, что исследователь не имеет права, подобно писателю, "воображать себя "другим"", и в особенности на выска
С. В. Оболенская Не/сто ЙозефШефер. солдаггитлеров"Логовермахта 133
зывание К. Гинзбурга о том, сколь важна для историка способность рассматривать знакомые вещи как непонятные, неизвестные '^
Существует ли проблема значимости "истории повседневности"? Разумеется, такая проблема существует. Часто утверждают, что история повседневности - всего лишь "мозаика миниатюр", лишенная теоретической глубины и предназначенная для "легкого чтения". Между тем, микроистория реально приближает историка к людям прошлых времен и позволяет понять механизмы их реального воздействия на ход исторического процесса. Тем самым она действительно обнаруживает возможность выходов в макроисторию. Убедительным тому доказательством служит упоминавшаяся выше книга X. Медика. Интересно высказанное по этому поводу суждение К. Гинзбурга. Он вспоминает, что к занятиям "повествовательной историей", может быть, и к занятиям историей вообще, его побудило чтение "Войны и мира" Л. Толстого. Книгу "Сыр и черви", говорит Гинзбург, можно рассматривать как крошечный результат увлечения мыслью Толстого о том, что исторический феномен может быть воссоздан только через реконструкцию действий всех его участников.
Действительно, исследователи, работающие в области микроистории, видят одну из своих главных задач в установлении многочисленных и разнообразных связей между действующими лицами истории и именно в этом усматривают возможности "объяснения" и "понимания" истории. "Мозаика миниатюр" позволяет исследователю рассмотреть отдельные составные "силового поля" как социокультурного контекста событий или явлений. Вероятно, возможности микроистории с особой ясностью должны раскрываться в "альтернативной истории", при изучении несостоявшихся исторических возможностей и "состоявшегося" исторического выбора, поскольку, как пишет Ю. М. Лотман, "выбор того пути, который действительно реализуется, зависит от комплекса случайных обстоятельств, но, в еще большей мере, от самого сознания актантов" ^.
