Кейтлин Моран - Быть женщиной. Откровения отъявленной феминистки
Этому внезапному оглушительному осознанию быстротечности времени часто сопутствует:
Второе: внезапный головокружительный рост амбиций. Работа? Это для конченых шизиков, думала я, когда у меня не было детей. Я не продам душу дьяволу! Нет – я более чем довольна, работая по минимуму и тратя все свободное время на такие увлекательные хобби, как курение марихуаны, болтовня в чатах, длинные завтраки с друзьями и просмотр программы «Будем здоровы». Проваливай, дьявол, и забирай все свои эфемерные атрибуты успеха!
Через три недели после появления Лиззи мое мнение по этому поводу изменилось кардинально. Когда кто-то спросит моих детей, чем занимается их мама, они будут смущенно жаться и отвечать: «Ну, она знает, как зовут мать Клиффа Клавина [36], – с тоской думала я, глядя на лицо Лиззи, обреченное в будущем на гримасу стыда. Я хочу, чтобы она сказала в ответ: «Мама – генеральный директор международной компании, которая принесла мир на Ближний Восток. И ещеона знает, как зовут мать Клиффа Клавина». О, Лиззи, я тебя подвела! Но знаешь что, козявочка, если ты прямо сейчас заснешь на три года, я за это время все исправлю. Я поняла! Я должна добиться успехав делах. Я собираюсь стать птицей высокого полета.
Так в крошечных промежутках времени, когда ваш ребенок спит или кто-то за ним присматривает, вы обретаете почти сверхчеловеческую продуктивность.
Дайте новоиспеченной матери час, когда ребенок спит, и она сделает в десять раз больше, чем бездетный человек. Никакая «многофункциональность» и рядом не стояла с производительностью человека, способного заказать по Интернету еду из магазина, написать отчет, приготовить чай, проконсультировать рыдающую по телефону подругу, отремонтировать сломанный пылесос – и все это за короткий период после трех часов дня, когда ребенок заснул.
Афоризм «Если вы хотите, чтобы что-то было сделано, попросите об этом занятую женщину» напрямую подтверждает эффективность пребывания в колонии строгого режима, которую вас заставляет пройти материнство. Родители близнецов способны даже участвовать в разговоре, ведущемся в соседней комнате, не прерывая беседы со старшим ребенком. Воистину совершенная магия!
Да, если вы нанимаете на работу матерей, вам надо быть готовыми к тому, что иногда они возьмут отгул, чтобы вылечить ребенка от лихорадки. Но я убеждена, только они знают, как правильно пнуть по копировальной машине, когда она ломается, и могут ошарашить вас стратегическим планом на полгода за то время, пока лифт спускается с 24-го этажа.
Третье: для вас больше нет ничего невозможного. Можно сказать наверняка: когда вашему ребенку исполнится два года, вы, оглядываясь на себя бездетную, будете видеть слабого, бесхребетного, модничающего, избалованного, неэффективного, неглубокого, даром прожигающего жизнь человека.
Для каждого родителя наступает определенный момент, когда он понимает: с тех пор, как появился ребенок, его больше ничего не беспокоит. Для меня это был день, когда обнаружилось, что мне пока не удалось приучить Лиззи к горшку, и пришлось пинком отправить ее какашки в урну в углу через всю экспозицию «Соколиная охота» в зоопарке Риджентс-парка. Откуда ни возьмись у меня обнаружились удар Бекхэма, ледяное спокойствие Одри Хепберн в кадре и дьявольская изобретательность того, кто первым придумал захоронение радиоактивных отходов в бетоне.
Уверяю вас, по сравнению с этим сущей ерундойпоказался день, когда у меня было только 27 минут, чтобы добраться от моего дома в Северном Лондоне до Даунинг-стрит, 10, чтобы взять интервью у премьер-министра, когда меня вдруг оглушили звонком из таксопарка, что машины не будет.
Разумеется, я успела на интервью. Знаете почему? Потому что я мама. Я технически превосхожу Барака Обаму по крайней мере в девяти категориях.
Хорошие роды
Прошло два с половиной года, и я проделала все это снова: поместила внутри себя ребенка, допустила, чтобы его голова выросла до нецелесообразно большого размера, и теперь мне придется озадачивать шейку матки на предмет раскрытия.
Но теперь я все делаю по-другому. Начать с того, что последние два месяца беременности я не пожирала за завтраком два пирожка с фруктами и кремом, шесть мини-бутербродов и пакет чипсов!
Поэтому я не прибавила 20 кг и способна к таким вещам, как «хождение», «стояние» и «вставание с дивана без пыхтения»! Я не пропустила ни одного занятия по технике родов, видеокурс, на котором гипнотизирующий женский голос снова и снова напоминает мне, что моя шейка матки работает как ловушка, и если я буду сдавливать ее, неосознанно сопротивляясь давлению плода, это не принесет пользы никому, и меньше всего мне. В 27 лет это оказалось для меня сюрпризом, но сейчас я искренне верю, что шейка матки действительно имеет отверстие.
Наконец, на этот раз я признала то, что просто не могла признать раньше: роды меня не убьют.
В глубине души я верила, что роды меня убьют, когда была беременна в первый раз. Эта уверенность их и угробила. Я не могла вообразить, что чувствуешь во время схваток и родов, и – как дикий средневековый крестьянин – сделала из этого вывод, что, стало быть, увы и ах, должна умереть, когда это произойдет. Я была рада за других матерей, которым удалось благополучно все пережить – хотя и сомневалась, правда ли это, – но сама благородно смирилась с перспективой печальной надписи на надгробии: «Скончалась при родах. 2001 год».
Хотя бы теперь я избавилась от этого наивного страха – девяти месяцев слезоточивых снов о гробах, вдовцах и детском плаче. Я не сочиняю, рыдая, панегирик самой себе: «Она была достаточно честным человеком и неплохо умела подобрать перчатки».
Теперь я знаю, как проходят роды, – спокойный женский голос уже рассказал мне об этом процессе. Наконец-то мне объяснили, в чем моя задача. Все просто – настолько просто, что я удивляюсь, как могла не знать этого раньше. Однажды утром я проснусь и прежде, чем снова лягу спать, постепенно пройду через большое количество родовых схваток. А когда доберусь до последней, у меня будет девочка. Каждая из этих схваток будет как самостоятельная работа – испытание длиной в минуту, которое испугало бы всякого, если бы явилось неожиданностью, – но я знаю одну вещь, благодаря которой все становится очень просто: в том, что со мной будет происходить, нет ничего неправильного. Все так и должно быть. В отличие от всех других болей на земле, эта сигнализирует не о каком-то сбое, а о том, что все идет правильно.
Именно этого я не понимала в первый раз, когда страстно молилась, чтобы схватки остановились. Тогда я не знала, что схватки были решением, а не проблемой и что любая их альтернатива была бы несоизмеримо хуже. Теперь, когда я знаю о них и понимаю, для чего они нужны, я спокойно приветствую каждую из них: 60 секунд передышки, расслабиться как спящий ребенок, чтобы нигде не появилось ощущения зажатости – ни одной напряженной мышцы, которая может его спровоцировать. Я прозрачный стакан воды, струйка дыма, отнесенная ветром в сторону, пустой космос, через который плывет Луна.
К тому времени, когда я попадаю в больницу, схватки такие сильные, что в дверях я резко падаю на колени и хватаюсь за то, что ближе, – статую Девы Марии в человеческий рост. Четырем медсестрам пришлось удерживать ее, чтобы она не свалилась на меня.
Во время этих родов я не лежала беспомощно на кровати, ожидая появления ребенка, как ждут доставки заказа в гостиничном номере. Мне сказали, что надо ходить, и я делаю это – вышагиваю милю за милей, как будто иду по дороге в Вифлеем. Я превращаю коридоры больницы в самую медленную в мире беговую дорожку для бегемотов. Я хожу четыре часа без остановки, босая, потихоньку вздыхая. Голова как камень – я чувствую ее спокойное давление, которое ни я и никто другой не можем остановить. Гравитация – то волшебное лекарство, которое я не могла получить два года назад, когда была прикована к кровати. Гравитация – то чудодейственное заклинание, которое я должна была использовать. Я читала не те колдовские книги.
Через четыре часа хождения чувствую, что все изменилось, и понимаю, что зашла достаточно далеко. Я забираюсь в бассейн и рожаю Нэнси за пять коротких потуг. Когда появляется ее головка – фиолетовый щенок шарпея с блестящими от смазки африканскими кудряшками, – даже я понимаю, что теперь уже ничего не может пойти не так.
– Это было легко! – прокричала я прежде, чем ее вынули из воды акушерки, стоящие наготове с пеленками. – Это было легко! Почему никто не говорит нам, что это так легко!
