Гибель парома «Эстония». Трагедия балтийского «Титаника» - Рабе Ютта
Грегг объяснил водолазам, что весь успех экспедиции зависит только от них, поскольку главная задача экспедиции состояла в том, чтобы выяснить, имеется ли в правом борту парома пробоина, через которую внутрь него могли проникнуть за короткий срок такие массы воды, чтобы затопить судно. Кроме того, они должны были заснять на видеокамеры все части корпуса, но особенно тщательно его носовую часть, причем качество съемки должно было быть по возможности более высоким. Следующей их важной задачей должен был стать подъем на поверхность одного или двух кусков металла, которые они должны были срезать газовой горелкой с краев пробоины в носовой части парома; металл, по мнению Брейдвуда, должен хранить следы взрывного воздействия.
Грегг сказал: «Мы не сможем определить, кто несет политическую ответственность, так же как и то, было ли это террористическим актом или каким-то покушением. Это должны сделать другие. Мы же можем изготовить видеофильм и попытаться найти пробоины в корпусе парома. Кроме того, мы можем отделить фрагменты корпуса, возможно несущие на себе следы взрывного воздействия».
В момент живописно-прекрасного солнечного захода мы прошли Борнхольм. На борту царила тишина. Каждый погрузился в себя, и большинство, наверное, думало о том же, о чем думала и я. Мы наслаждаемся жизнью, а люди, которые среди ночи были застигнуты потоками воды на борту «Эстонии», молодые и старые, семьи с маленькими детьми, — никто из них не имел ни малейшего шанса выбраться из чрева парома. Если «Эстония» была затоплена умышленно, то это было ужаснейшее преступление, поскольку совершившие его сознательно принесли в жертву массу невинных людей. Злодеяние нельзя спрятать от живущих, даже и замуровав останки «Эстонии» толстым слоем бетона. Нам было совершенно безразлично, интересов каких государств мы можем коснуться при этом, мы поклялись всеми силами способствовать раскрытию этого преступления.
В течение всего дня была прекрасная погода, и мы, конечно, надеялись, что она будет и впредь благоприятствовать нам, но нельзя было исключать и шторм. Поскольку при силе ветра более четырех баллов по шкале Бофорта водолазные работы могут быть сильно затруднены, все находящиеся на борту попытались в последний раз связаться с помощью своих мобильников с близкими и любимыми, оставшимися на берегу. Я смогла дозвониться до своего партнера Кая, который уже в течение нескольких часов шел вслед за нами на борту немецкого буксира. Он был финном, и мы, к нашему сожалению, исключили его из состава экспедиции, поскольку в случае обнаружения его на борту наша экспедиция могла быть атакована в ходе совместной акции служб береговой охраны. Напомню, действовал закон, принятый в Швеции, о неприкосновенности братской могилы под именем «Эстония». По этой причине Кай должен был довольствоваться статусом наблюдателя. Однако, благодаря его знанию финского и немецкого языков, он мог обеспечивать нас ценной информацией, поскольку имел с собой коротковолновый радиоприемник, который он постоянно внимательно прослушивал. Вскоре мы уже знали, что шведская береговая охрана обнаружила нас и намеревается пожаловать к нам на борт. Однако нас это нисколько не беспокоило. Объединяющий нас дух единой команды крепчал от часу к часу, к тому же мы знали, что делаем правое дело.
На следующий день нас впервые облетел самолет шведской береговой охраны. По радио нас запросили о координатах. Мы проигнорировали запрос, поскольку эти координаты шведы могли и сами прекрасно определить по приборам. Мы засняли самолет и при этом заметили, что и нас также засняли. Вскоре после этого рядом с нами всплыла подводная лодка. Большая, черная, могучая и, конечно, русская. Это можно было определить по маленькому флажку на ее рубке. Открылся люк, и оттуда на нас посмотрел какой-то военный. За ним последовал еще один. Оба внимательно следили за нами, а когда заметили, что мы видим их, они помахали нам руками.
С Каем я уже неоднократно общалась по спутниковой связи. Он рассказал мне, что в шведской прессе опубликовано сообщение о том, что мы прибудем на место к вечеру вторника. Была ли это особая тактика, направленная на то, чтобы отвлечь внимание прессы, не дать ее представителям зафиксировать проводимые на нас атаки?
Мы же, в свою очередь, постоянно информировали журналистов, которые уже успели заинтересоваться нашей экспедицией.
На нас успокаивающе действовали сообщения о том, что большая часть журналистов собиралась прибыть к месту работ на нанятых ими плавсредствах. Таким образом, мы могли рассчитывать на внимание международной общественности. В этом случае, конечно, нас не должно было пугать, что на месте поисков наш отряд атакует береговая охрана, а возможно, и уже расположившийся там ледокол военно-морских сил Швеции. И несмотря на это, напряженность нарастала, ее можно было заметить в любом из участников команды. Водолазы уже в который раз перепроверяли свое снаряжение. Пол, Лаура, Бак и Крейг перепаивали кабели, синхронизировали приборы бортовой навигации со своими компьютерными навигационными приборами, перепроверяя все снова и снова. Грегг пытался занять себя чтением, однако всякий вызов по спутниковому телефону, казалось, был для него желанным отвлечением от тревожных мыслей.
Я то и дело поднималась в ходовую рубку, но так и не смогла подавить владеющее мною напряжение, что наверняка действовало на нервы рулевым судна, да и самому капитану.
Теперь нас отделяло от «Эстонии» всего лишь несколько часов пути.
Я договорилась с вахтенным штурманом, чтобы он разбудил меня утром во вторник в момент подхода к месту назначения, то есть в 5.00. Но для этого не понадобился будильник. Уже в 3.00 меня разбудил прилив адреналина, после чего я уже не смогла заснуть. В голове пролетали тысячи мыслей: что нам делать, если с кем-либо из водолазов произойдет несчастный случай? Ведь придется вызывать вертолет береговой охраны, поскольку только у нее имеется декомпрессионная камера. А не будет ли водолаз там арестован? Что нам следует делать, если береговая служба будет пытаться провоцировать столкновение со своими судами? А это большие расходы на ремонт, неясности со страховым возмещением, процессы… Уже в половине четвертого я принимала душ и с удовольствием обливала лицо горячей водой. Это немного сняло напряжение. Я тихо прошла в ходовую рубку. Какое облегчение: там, оказывается, уже стояли другие участники экспедиции, испытывающие такие же переживания, как и я. Уже в течение последующего получаса в рубке собралась почти вся команда. Все стояли молча, вооружившись биноклями и с выражением решимости на лицах. В рубку поднялся даже капитан, хотя он только в 2 часа ночи сменился с вахты.
Он показал на экране радиолокатора метки, свидетельствующие о присутствии двух кораблей на месте затопления «Эстонии». Я спросила его, как он собирается поступить, если капитаны этих судов не захотят сдвинуться с занятых ими позиций. «Попробую перехитрить их. Думаю, что мне это удастся», — лаконично ответил он.
Корабль береговой охраны был на месте уже до нашего прибытия
Я чувствовала, что его нервы также напряжены. Ведь он хорошо знал, что многое в успехе нашего дела будет зависеть от него. И хотя экспедиция и была организована только по нашей с Греггом инициативе, но если коса найдет на камень, то решать придется все-таки ему. Он был капитаном, ему был доверен корабль и жизнь людей.
Фолькер был сильный человек, именно того сорта, которого мы хотели бы иметь с собою рядом в подобных случаях. Человек, который немногословен и действует, сообразуясь с холодным рассудком. Я посмотрела на него, и наши взгляды на миг встретились. Мы заключили молчаливое согласие.
Снова прилетели самолеты, но в дополнение к ним низко над нами пролетел и вертолет. И вот наконец-то мы увидели собственными глазами корабли шведской и финской береговой охраны. Но против кого они, собственно говоря, собирались действовать? Против горстки частных лиц, твердо решивших внести ясность в обстоятельства гибели пассажирского судна, поскольку именно эти государства по прошествии шести лет явно оказались не в состоянии сделать это сами?
