Сергей Баландин - Еврейский вопрос – Взгляд очевидца изнутри
Многие исследователи пишут о причинах Катастрофы, приводят ужасающую статистику нацистских преступлений. Мы не собираемся ставить под сомнение тяжесть злодеяний, предавать забвению память шести миллионов невинно убиенных евреев, хотя считаем, что сомнения в точности этой цифры вполне правомерны как в ту, так и в другую сторону. Мы целиком и полностью инкриминируем эти преступления нацистам и сочувствующей им черни. Да, нацистские преступления должны быть преданы самому строгому суду, но именно суду, а не расправе. Но так, как в Израиле ведутся «дискуссии» со всяким, кто имеет иные взгляды на Катастрофу, в нормальном цивилизованном обществе споры не ведут. Порой такие «диспуты» напоминают суд Линча, так как заканчиваются если не физической расправой над оппонентом, то прямыми угрозами в адрес его жизни. Мы не собираемся выступать в роли адвокатов нацистских преступников, на это есть специалисты. Был адвокат и у Эйхмана, и у Демьянюка, и никто в Израиле им рот не затыкал (считается, что адвокаты могут быть только у преступников, но не у народа в целом). Всякий суд над нацизмом перетекает в наше время в остракизм всех тех, кто, не имея к нацизму никакого непосредственного отношения, пытается объективно и независимо исследовать это явление. Даже простой вопрос участника форума «Союз»: «Как и чем евреи опровергают Граафа http://www.tol.com.ua/Books/Graf-mif.htm???» вызывает в ответ только угрозы и оскорбления в адрес спрашивающего. Приведу наиболее приличные ответы:
«…вы случайно не больны? интересно, а не провакаторы ли вы?» (Михаил).
«Тот, кто эту тему поднял, или больной, или ублюдок, полюбому таких надо стрелять», «…во многих странах за такие вопросы на зону идут и конкретно» (Mark1).
«…в Европе, и в Германии, и особенно круто — в Польше — за такое просто судят» (Кларетта).
Я не знаю, за что там судят в Польше, я знаю, что такое отношение к инакомыслящим есть самый что ни на есть махровый фашизм, ведь спрашивающий не призывал никого стрелять, сажать в тюрьмы или лечить в психушках. Он только задал вопрос, о котором сейчас говорит весь мир, кого он этим оскорбил? Кому вред причинил? Никто даже и не знает, согласен ли участник с Граафом или нет, но лучше пристрелить его, чтоб сомнений не возникало — вот логика фашиствующей черни. Естественно, по существу вопроса так никто и не попытался ответить. Впрочем, не видел я ответов и на уровне ученых, вместо научной полемики остракизм оппонентов. Так, например, некто Игорь Седых в заметке «Книги расиста решено сжечь» клеймит историка-ревизиониста [7] Гастона-Армана Амодрюза: «Историк, никогда не скрывавший своих крайне правых убеждений (как будто личные убеждения историка подтверждают или опровергают исследуемые им факты С. Б.), регулярно выпускал тиражом 400 экземпляров бюллетень "Курье дю Континан". Он выступал против заселения Европы беженцами из Африки, Азии, Косово, считая, что "подлинное преступление — это смешение наций"». Заметьте, книги Амодрюза посвящены исследованию Холокоста, а вовсе не проблемам заселения Европы беженцами из Африки, Азии, Косово, но у наших «проницательных аналитиков» своя «железная» логика: если исследуешь Холокост — значит, ты против беженцев, расист и фашист, ибо, мол, всякий, кто против смешения наций, расист и фашист, а кто же еще? — Кто еще? — много еще кто, подавляющее большинство евреев, например. Много ли из них приветствует заселение Израиля арабскими, да и не только арабскими, беженцами? Многие ли приветствуют смешанные браки? Не надо обладать особой проницательностью, чтобы прочитать между строк: преступен всякий расизм и национализм, кроме еврейского. Мы согласны, что национализм преступен, но включаем сюда также и еврейский, и русский, и любой.
Впрочем, у нас нет задачи разбирать, кто прав, Грааф или его оппоненты, нас интересует природа нацизма как такового, при каких условиях становятся возможны нацистские преступления, а условия эти создаем все мы, как сами нацисты, так и их потенциальные жертвы. Поэтому мы будем разбирать не факты Катастрофы, а ее причины, почему эти преступления произошли, кто их спровоцировал, кто допустил? Если, например, где-нибудь произойдет ограбление банка, то судить будут не только грабителей, но и тех, кто охранял объект, кто ставил замки в сейфах и проводил сигнализацию, так и здесь следует спросить, что сделали евреи, чтобы предотвратить Катастрофу? Криминология знает, что не бывает преступлений без мотивов, тем более, когда речь идет не об отдельных маньяках, а о почти целом народе. Но об этих мотивах наши исследователи предпочитают умалчивать, а тех, кто о них напоминают, предают анафеме. Конечно, намного проще и удобнее думать, что антисемитизм инспирируется в народ разными нехорошими людьми типа Гитлера и Геббельса. Но для нас ясно, что одной из причин Катастрофы был еврейский вопрос, и от этого факта никуда не уйдешь, я лишь констатирую то, что есть. Если вы хотите меня за это судить, что ж, судите. В любом случае, суд не расправа, он обязан выслушать подсудимого и во всем разобраться.
Не так давно один из высших раввинов Израиля рав Овадья Йосеф шлита [8] в одной из своих проповедей произнес крамольную фразу — что-то вроде того, что Катастрофа ашкеназийского еврейства была справедливой карой Всевышнего, если не за собственные грехи тех шести миллионов евреев, павших жертвой германского нацизма, то за грехи их отцов и родственников. Возмущение немедленно резонансом прокатилось по всей либеральной и демократической прессе Израиля. Однако кроме обличительных ярлыков «левые» не смогли противопоставить ни одного аргумента против сефардского старика. Или, может быть, светские и атеисты считают себя более посвященными в мотивы Господнего поведения? Впрочем, я себя не считаю достаточно компетентным судить их теологические споры, но позволю себе заметить определенную связь между Холокостом и другой, не менее страшной катастрофой, произошедшей накануне прихода к власти немецкого нацизма не без участия евреев — Катастрофой русской. Да, немцы усматривали в поведении своих евреев большевистскую угрозу, страх которой к тому времени парализовал разум всех европейских народов.
Если бы большевики были какие-нибудь гунны, напавшие на культурную страну, то их соплеменникам в Европе никакая Катастрофа не грозила, их бы просто заставили подчиняться европейским законам и принять цивилизованный образ жизни, в худшем случае выделили бы им какое-нибудь гетто или резервацию, но в том-то вся и подлость ситуации, что большевики в массе своей оказались евреи, а не гунны, и к тому же либерально мыслящая интеллигенция. Они всех призывали к демократии, а на деле осуществилась диктатура; говорили о законности, а на деле — террор, осуждали прежнюю власть за жестокость (столыпинские галстуки), но сами пролили море невинной крови. Это хуже, чем вандализм, — это измена демократическим идеалам. Вот почему в двадцатые годы вновь вспомнили о «Протоколах сионских мудрецов», а там написано: «Когда мы ввели в государственный организм яд либерализма, вся его политическая комплекция изменилась: государства заболели смертельной болезнью — разложением крови. Остается ожидать конца их агонии» (Протокол № 10), «Проповедуя гоям либерализм, мы в то же время держим свой народ и наших агентов в неукоснительном послушании» (Протокол № 15). Оказалось, что под личиной интеллигента скрывается гунн.
Можно даже принять как легенду-навет, что евреи-де предали Христа, а на самом деле не предавали (как считает, например Хаим Коэн, см. гл. Суд из моего «Пятого Евангелия»), но то, что большевистские иуды предали демократию — факт. Так же как из-за кучки бешеных зелотов две тысячи лет назад был разрушен Второй Храм, а вместе с ним погибли лучшие ростки еврейской мысли: иудео-христианство, ессейство, фарисейство (не талмудическое, а высокое, с человеческим лицом, фарисейство Иосифа Флавия и Филона Александрийского) так и в XX-м веке преступления нескольких провокаторов повлекли за собой жертвы миллионов ни в чем не повинных евреев, среди которых были и истинные интеллигенты, демократы и интернационалисты.
Ни одна лживая пропаганда не достигнет своей цели, если не будет содержать в себе определенную долю истины. Не смогли бы Гитлер и его единомышленники просто клеветать на евреев, если бы народ в реальной жизни видел иную картину. Нацисты изображали евреев как паразитов, живущих за чужой счет, как мафиозную структуру со своей внутренней круговой порукой, угрожающей существованию немецкого государства. Им не нужно было искать доказательства тому, что в руках евреев оказался основной капитал, монополизирована торговля, скуплены основные средства массовой информации. Рабочие страдали от невыносимой эксплуатации, в то время как евреи занимались демагогией и политическими интригами. Народ в массе своей не мог отличить, что в той агитации, исходящей из еврейских уст, правда, а что ложь, на лицо был факт, что и в профсоюзах, и в левом движении еврей всегда лидер. Чернь не могла принять того факта, что и среди самих евреев, как и среди немцев, могут встречаться представители диаметрально противоположных классов. Тем более что правая пропаганда испокон веков промывала мозги обывателю пресловутым мифом о национальном единстве. Если мы, немцы, едины, — рассуждают они, — уж, конечно, и евреи все за одно, и те, кто нас эксплуатируют, и те, кто проповедуют социал-демократию. К тому же, не секрет, что еврей пролетарий — явление куда более редкое, чем еврей-торгаш, и нельзя отрицать, что ряд евреев наживались за счет разорения коренного народа. И этот социальный вопрос стоял и стоит перед миром. Но ложь нацистов состояла в том, что они обещали уничтожить это зло уничтожением евреев, которые, по сути дела, играли по правилам, не ими установленными. Зло нельзя уничтожить злом, хотя бы и направленным против злодеев. Еще знаменитый «антисемит» Иоанн Златоуст писал: «Мы ведем войну, но наша война не живых делает мертвыми, а мертвых (духовно) живыми. Не еретика преследую, а ересь, не грешника, а грех». Этого никогда не понимали и не понимают настоящие антисемиты. Согласитесь, что борьба с теми или иными преступлениями, совершаемыми отдельными лицами еврейской национальности никак не может называться антисемитизмом, так же как, если, например, в мире есть воровство, никто ведь не связывает эту проблему с существованием того или иного народа, хотя есть нации, у которых в силу исторических условий это явление развито больше, а у иных меньше. Уничтожив того или иного вора и даже его невинных родственников, невозможно покончить с воровством, не уничтожив условий его возникновения, не утвердив законов, направленных не против людей как таковых, а именно против этого преступления. Поэтому если какой-то цыган крадет у кого-то коня, то закон будет обвинять его не в цыганстве, а в конокрадстве. Но представьте себе такую ситуацию, когда законы не только не карают воровство как деяние, а наоборот, всячески поощряют его. Можно ли тогда преследовать людей, на совершенно законных основаниях воспользовавшихся своим правом?
