Хантер Томпсон - Страх и отвращение предвыборной гонки – 72
Десять секунд после того, как он поднял трубку, Химмельман орал: «Что? Господи боже! Нет! Этого не может быть!» (Пауза.) Затем: «Аххх, дерьмо! Это невозможно!»
Он повернулся к Манкевичу: «Все кончено. Послушайте это…» Он снова поднес трубку к уху: «Скажи еще раз… ладно, да, я готов». Он подождал, пока Манкевич взял карандаш, а затем начал выдавать цифры: «Сто девять к одному! Сто двадцать семь к трем!.. Господи…»
Манкевич вздрогнул, затем начал записывать цифры. Кэдделл откинулся на спинку стула и погрозил обоими кулаками куда-то в потолок. Химмельман продолжал выдавливать из себя цифры: фантастический разгром, невероятно, но 21-й округ стал полным провалом.
— Ну… — протянул он наконец. — Спасибо за звонок в любом случае. Что? Нет… Но мы, черт возьми, что-то предпримем. Да, я понимаю, что… (Пауза.) Черт возьми, я знаю, что это не ваша вина! Конечно! Мы кого-нибудь засадим в тюрьму… Да, это слишком очевидно… (Хочет повесить трубку, затем снова делает паузу.) Скажи, сколько еще голосов им там осталось подсчитать?
— Столько, сколько им нужно, — пробормотал Манкевич.
Химмельман взглянул на него, поморщился, потом повесил трубку.
— Каков будет результат? — спросил Фрэнк Кэдделла. — Около 30 000 к шести?
Эксперт пожал плечами.
— Кого это волнует? Нас поимели по полной программе. Мы никогда не оправимся от этого, не поможет даже Акрон.
В этот момент в номер вошел старый негр-коридорный, неся кофейник и небольшую жестяную коробку, в которой, как он сказал, лежали два запрошенных мной «Алкозельцера», но когда я открыл коробку, в ней был только грязный вазелин.
— Что это, твою мать? — спросил я.
Он взял коробку и долго внимательно осматривал ее.
— Ну… чертова страна, — выдавил он наконец. — Откуда эта штука прибыла?
— Наверное, из Нэшвилла, — сказал я. — Это вазелин «Белая роза», как пить дать.
Он медленно кивнул:
— Да-а-сссс… мабыть так…
— Никаких может быть, — отрезал я. — Я знаю эту штуку. 1958 год… Господи боже, старина! Этой смазке 14 лет! Для чего вы хранили ее?
Он пожал плечами и сунул жестяную коробочку в карман своей белой куртки.
— Черт меня дери, если я знаю, — сказал он. — Я думал, что это «Алкозельцер».
Я подписал счет за кофе, затем помог ему наполнить около дюжины грязноватых стаканов на подносе… Он выглядел очень расстроенным, и я подумал, что это из-за его грубой ошибки: конечно, бедный старый осел чувствовал себя виноватым из-за доллара, который я дал ему за «Зельцер».
— Не переживай, — сказал я. — Найдешь еще. Принесешь со следующим кофейником.
Он покачал головой и указал на большой круглый деревянный стол, за которым Манкевич, Химмельман и Кэдделл в задумчивости сидели над учетными листами.
— Что случилось? — спросил я.
Он тыкал пальцем в бутылку виски «Эрли таймс», но я никак не мог сообразить, чего он хочет… Тогда он взял одну из кофейных чашек, которые только что принес нам, и снова указал на бутылку.
— А-а! — воскликнул я. — Конечно!
Он держал чашку обеими руками, а я наполнял ее до краев виски, чувствуя, что как-то выпал из происходящего вокруг: вот я нахожусь в самом сердце президентской гонки, которую даже такие тайные паписты, как Эванс и Новак, считают очень радикальной, и на пике кризиса я беру тайм-аут, чтобы поделиться бурбоном с каким-то чокнутым старым негром… Затем я открыл ему дверь, и он, шаркая, вышел в коридор со своей добычей, все еще держа чашку обеими руками и бормоча слова благодарности.
«Очень странная сцена, — подумал я, закрывая дверь. — Какие-то «Унесенные ветром»… — А когда я вернулся налить себе чашку кофе, в голове пронеслось еще, словно вспышка: Так мы и пытаемся плыть вперед, борясь с течением, а оно все сносит и сносит наши суденышки обратно в прошлое»[71].
Мне очень хотелось загрузить этим Фрэнка, просто посмотреть, как он это воспримет. Кампанию Макговерна с самого начала сглазили будоражащими сознание литературными отсылками: Манкевич видит все происходящее глазами Гертруды Стайн в ее последние дни; Гэри Харт зависает на Толстом, а Крис Лидон, местный корреспондент New York Times, имеет отвратительную привычку связывать вполне приземленные вещи — такие, как угроза бомбы, заложенной в автобус для прессы, или низкая явка на польских избирательных участках — с содержательными строфами из Вергилия. Утром в день выборов в Небраске я разговаривал с Лидоном в вестибюле «Омаха Хилтон», когда он вдруг оборвал разговор словами: «Ты знаешь, Вергилий хотел сжечь “Энеиду”!»
Я смотрел на него, пытаясь сообразить, кто такой Вергилий — может, помощник Макговерна где-нибудь в Скотс-Блафф, которого я еще не встречал, или… «Ну, ты, интеллектуальный ублюдок, — сказал я. — Подожди, пока Уоллес придет к власти. Он надерет тебе задницу и протащит по всей улице с твоим Вергилием».
Между тем… возвращаясь в Коламбус, штат Огайо… Было 5:05 прохладного утра среды, когда Фрэнк Манкевич позвонил государственному секретарю штата, подняв того с постели, чтобы выразить протест против того, что он мягко, но неоднократно назвал «фантастическими нарушениями» в ходе подсчета голосов. Незначительный перевес Макговерна вдруг сошел на нет. Телефоны звонят не переставая, и каждый звонок приносит новую страшную весть.
В Цинциннати члены избирательной комиссии решили передохнуть и отрубиться часов на 12, что является вопиющим нарушением ст. 350 529 Государственного избирательного кодекса, где говорится, что подсчет должен продолжаться без перерыва, пока все голоса не будут учтены.
В Толедо Макговерн цепляется за сомнительный перевес в 11 голосов — но и там, и во всех других местах избирательные участки укомплектованы местными демократами-наймитами, не дружественными Макговерну, и любая задержка в подсчете даст им время, чтобы… ох…
Манкевич старательно избегает таких слов, как «мошенничество», «обманули», «украли». Ранее в тот день Пьер Сэлинджер совершенно вышел из себя, обвинив силы Хамфри в «фальсификации голосов», но на тот момент это было невозможно обосновать, и Хамфри получил возможность выйти в радиоэфир с контратакой, пока избирательные участки были все еще открыты.
В целом в Кливленде 127 избирательных участков работали до полуночи — на основе чрезвычайной директивы Верховного суда штата.
* * *В этот момент мы были вынуждены переключиться в режим «гонзо». Оставшаяся часть рассказа о событиях в Огайо взята прямиком из записной книжки.
00:00. Появляется Кронкайт — едва в состоянии говорить — и сообщает, что Хамфри выиграл у Уоллеса Индиану с 46 процентами против 41 (Кэдделл давал Уоллесу 29 процентов), но в Огайо до сих пор подсчитано только 17 процентов голосов, и на данный момент Хамфри лидирует с тем же показателем 41 против против 36, который был у него в 9:45.
…бродил вокруг отеля с Диком Таком — в ш.-к. Хамфри: «Мистер Банджо…» По возвращении: Х. — 58 000 против М. — 53 000.
В полночь — NBC–Columbus (избирательные участки в Кливленде только что закрылись). ABC считает делегатов как 55–22 в ш.-к. Х. Х. прямо перед выступлением Макговерна. NBC говорит о 41–39: 91 244 против 86 825. Пять тысяч разницы, и участки в Кливленде только что закрылись. Маски — 24 000.
Речь Манкевича в танцевальном зале была осторожным отступлением; говоря одним уголком рта для толпы молодых волонтеров Макговерна, а другим — для национальной прессы, он заявил о победе, одержанной в Огайо, но добавил, что даже поражение с небольшим отставанием можно будет считать таковой… Я слушал его выступление вместе с Уорреном Битти.
— Что это значит, Хантер? — спросил он со своей странной жуликоватой улыбкой.
— Это значит, что у Макговерна в Майами будет меньше делегатов, чем нужно для победы, и на съезде будет настоящий ад.
Между тем на CBS показывают какую-то ковбойскую драму в духе Дикого Запада… Джимми Стюарт, бриг. генерал ВВС США[72], катается в пыли под копытами коров.
Старушка палит по ногам в ковбоя, намеревавшегося попасть с шестизарядным револьвером на последний сеанс…
Она стреляет патронами 30–30 и заявляет: «Пусть они сражаются».
— Откуда ты прибыл, незнакомец?
— Я прибыл из Ларами, и вам лучше привыкнуть к тому, что я здесь.
— Этот город принадлежит мне, незнакомец.
(Как Дейли и Мини — Макговерну: «Этот город принадлежит мне, незнакомец».)
А может и нет.
Полночь, и участки в Кливленде только что закрылись: 41–39 процентов.
00:25. Звоню Манкевичу в оперативный штаб, расположенный в номере 258:
